Мэтью Грин - Воспоминания воображаемого друга
— Всего пять дней, — говорит папа Макса. — Шеф полиции сказал, что все люди совершают ошибки. Пусть не через неделю, пусть даже не через первый месяц, но этот человек обязательно ошибется, нельзя вечно соблюдать осторожность. Кто бы ни забрал Макса, он обязательно допустит ошибку, и тогда мы его найдем.
— А что, если Макс уже умер?
— Не говори так! — возмущается папа Макса. — Черт! Не смей так говорить!
— Почему нет? Только не говори, что ты об этом не думал.
— Стараюсь не думать. Ради всего святого, как ты можешь произносить такое вслух?
— Потому что это все, о чем я могу думать! — говорит мама Макса. — Мой мальчик пропал, и, возможно, он умер, и больше мы его никогда не увидим!
Теперь мама Макса действительно плачет. Она бросает через стол измазанную в тесте деревянную ложку, опускается на пол и закрывает лицо ладонями. На секунду она напоминает мне Вули, когда он соскользнул со стены на пол. Папа Макса делает шаг, останавливается, а потом подходит к маме. Он тоже садится на пол и обнимает маму за плечи.
— Он не умер, — шепчет папа Макса.
Он больше не кричит.
— А что, если умер? — спрашивает мама Макса. — Что тогда? Я не представляю, как мы будем жить без него.
— Мы его найдем, — говорит папа Макса.
— Я все время думаю, что мы что-то сделали не так. Или забыли сделать. Что все это случилось из-за нас.
— Перестань, — говорит папа Макса, но не приказывает, а говорит с нежностью. — В жизни все бывает совсем не так, и ты об этом знаешь. Кто-то решил забрать у нас Макса. Здесь нет нашей вины. Просто какой-то ужасный человек совершил ужасный поступок. Мы поймаем этого сукиного сына и вернем нашего мальчика домой. Он ошибется. Так сказал шеф полиции. Он совершит ошибку, и мы получим Макса назад. Я в этом уверен.
— А что, если он не ошибется?
— Ошибется. Я тебе обещаю.
Папа Макса так уверен в том, что говорит, хотя сам все время называет похитителя Макса «он».
Я вдруг понимаю, что должен спасти не только Макса. Его родителей тоже надо спасать.
Глава 46
Из дому я иду в больницу. У меня там нет никаких дел, но я хочу повидаться с Саммер. Не знаю почему, но мне хочется ее увидеть. Мне кажется, я должен ее увидеть.
Лифт в этот раз довез меня до четырнадцатого этажа. Обошлось без лестниц. Я решаю, что это хороший знак. Пока все идет хорошо.
Я иду в комнату отдыха. Сейчас уже восьмой час вечера, так что дети, скорее всего, лежат в своих кроватях, а их воображаемые друзья наверняка отправились в комнату отдыха.
Когда я вхожу, Клут выпрыгивает из своего кресла и кричит от радости. Его голова при этом подпрыгивает на пружинке. Другие три воображаемых друга тоже от удивления вскакивают со своих мест. Среди них нет ни Спуна, ни Саммер.
— Привет, Клут, — говорю я.
— Ты так похож на настоящего, — говорит мальчик, похожий на робота.
Он весь из кубиков, твердый и блестящий. Мне уже приходилось встречаться с воображаемыми друзьями, похожими на роботов.
— Он и правда похож, — говорит коричневый плюшевый медвежонок примерно в половину меня ростом.
Третий воображаемый друг — девочка. Она похожа на человека, только у нее нет бровей, а за спиной крылья, как у феи. Девочка молча снова садится на стул и складывает руки на коленях.
— Спасибо, — говорю я роботу и плюшевому медвежонку, потом поворачиваюсь к Клуту и спрашиваю: — Саммер еще здесь? Или Спун?
— Спун уехал домой два дня назад, — говорит Клут.
— А Саммер? — спрашиваю я.
Клут смотрит себе под ноги. Я поворачиваюсь к роботу и плюшевому медвежонку, они тоже смотрят себе под ноги.
— Что случилось? — спрашиваю я.
Клут медленно качает головой, но она от этого начинает подпрыгивать. Он на меня не смотрит, если не считать моменты, когда его голова подпрыгивает вверх.
— Саммер умерла, — говорит девочка с крыльями феи.
Я поворачиваюсь и смотрю на нее:
— Что значит — она умерла?
— Саммер умерла, — говорит девочка-фея. — А потом умерла Грейс.
— Грейс? — переспрашиваю я.
А потом вспоминаю, кто это.
— Ее друг, — говорит фея. — Больная девочка.
— Сначала умерла Саммер, а потом — Грейс? — спрашиваю я.
— Да, — говорит фея. — Саммер исчезла. А потом прошло совсем чуть-чуть времени, и врачи сказали, что Грейс умерла.
— Это было очень печально, — говорит Клут.
Похоже, он собрался заплакать.
— Она сидела здесь с нами, а потом просто начала исчезать. Она стала совсем прозрачной.
— Она была испугана? — спрашиваю я. — Ей было больно?
— Нет, — говорит фея. — Она знала, что Грейс должна умереть, и радовалась, что умрет первой.
— Почему? — спрашиваю я.
— Так она сможет подождать Грейс на другой стороне, — говорит фея.
— На другой стороне чего?
— Не знаю.
Я смотрю на Клута.
— Я тоже не знаю, — говорит он. — Она только сказала, что они с Грейс будут вместе на другой стороне.
— Меня там не было, — говорит плюшевый медвежонок. — Но это очень печально. Я не хочу исчезнуть.
— Мы все когда-нибудь исчезнем, — говорит робот.
Он говорит, как робот из кино, — отрывисто и без выражения.
— Все? — не может поверить Клут.
— Ты нашел своего друга? — спрашивает меня фея.
— Что?
— Ты нашел своего друга? — снова спрашивает она. — Саммер рассказала, что ты потерял друга и пытаешься его найти.
— Я тоже тебе говорил, — встревает Клут, его голова подскакивает вверх-вниз. — Я раньше тебя познакомился с Будо.
— Да, — говорю я. — Я нашел его, но я его еще не спас.
— А спасешь? — спрашивает фея.
Она встает со стула, она мне до плеча.
Я хочу сказать фее, что пытаюсь спасти Макса, но вместо этого говорю:
— Да. Я обещал Саммер, что спасу.
— Тогда почему ты здесь? — спрашивает она.
— Мне нужна помощь. Мне нужна помощь, чтобы спасти Макса.
— Наша помощь? — с надеждой в голосе спрашивает Клут.
Он взволнован, у него снова подпрыгивает голова.
— Нет, — говорю я. — Спасибо, конечно, но вы не можете мне помочь. Мне нужен кое-кто другой.
Глава 47
Вот что я знаю про Освальда.
1. Он такой высокий, что почти достает головой до потолка. Он самый высокий воображаемый друг из всех, кого я встречал.
2. Освальд похож на человека. Если бы не рост, он был бы похож на человека, как я. Уши, брови и все остальное.
3. Освальд — единственный воображаемый друг, кто дружит со взрослым человеком.
4. Освальд — единственный из всех воображаемых друзей, кого я знал, умеет передвигать вещи. Поэтому я чуть-чуть не уверен в том, что он воображаемый.
5. Освальд — злой и страшный.
6. Освальд меня ненавидит.
7. Освальд — единственный, кто может помочь мне спасти Макса.
Я встретил Освальда примерно месяц назад и потому не уверен, что он все еще в больнице, хотя думаю, что он там. Его друг лежит на специальном этаже в отделении для умалишенных. Так, как сказал мне Макс, называют психов. Это слово я слышал от одной докторши. Или, может быть, это была медсестра. Она сказала, что терпеть не может работать на этаже, где эти умалишенные.
Но другая медсестра сказала, что это этаж для больных с черепно-мозговыми травмами. Видимо, она так назвала то, когда человек разбивает себе голову. Не уверен. Может быть, они обе правы. Может быть, из-за травмы люди становятся умалишенными.
А друг Освальда лежит в коме, а Макс сказал, что он, значит, спит и никогда не проснется.
Человек в коме — вроде меня наоборот. Я не сплю, а люди в коме только и делают, что спят.
Первый раз я увидел Освальда, когда пришел в больницу для взрослых. Я люблю иногда туда ходить, чтобы послушать, как врачи разговаривают про больных. Все больные разные, так что истории у них тоже разные. Иногда их истории трудно понять, но они всегда захватывающие. Слушать их интереснее даже, чем смотреть, как Поли проверяет свои лотерейные билеты.
Больница очень большая, и мне иногда нравится просто бродить по ней. Каждый раз я здесь нахожу что-нибудь новое.
В тот день я первый раз заглянул на восьмой этаж, и в коридоре увидел Освальда, который двигался мне навстречу. Он шел с опущенной головой и смотрел себе под ноги. Высокий, с плоским лицом и толстой шеей. Щеки у него были красные, как будто он только что с мороза. Лысый. С абсолютно лысой большой головой.
Но я сначала обратил внимание на его походку. Он выбрасывал ноги так, будто пинал воздух перед собой. Казалось, ничто в мире не сможет его остановить. Он шел, как снегоуборщик.
Подойдя ближе ко мне, он поднял голову и заорал:
— Убирайся с моего пути!
Я оглянулся, чтобы посмотреть, кто идет следом за мной, но в коридоре никого не было.
Когда я снова повернулся к нему, он сказал:
— Прочь с моей дороги!
