Лорен Грофф - Судьбы и фурии
[Флорида. Ящичек. Наполовину написанное письмо:
«Милый. Я никогда не видела твоих пьес вживую, как тебе известно. И это – огромная боль моей жизни. Но я все их прочитала, а некоторые видела на DVD или в Интернете. Нет нужды говорить, как сильно я тобой горжусь. Но я не удивлена. С твоего самого первого дня я прикладывала огромные усилия, чтобы вырастить из тебя артиста. Но как, Ланселот, как ты посмел…»]
«Летучие мыши», 2014 год
– Это прекрасно, – сказала Матильда, но Лотто уловил в ее голосе нотки, к которым не был готов.
– Меня ранило то, что произошло на симпозиуме, то, что все посчитали меня женоненавистником. Ты же знаешь, что я люблю женщин.
– Я знаю, – сказала она. – Ты любишь их даже слишком сильно.
Однако в ее голосе все равно звучал холодок. И она избегала смотреть на него. Что-то было не так.
– Что ж, по крайней мере, Ливви получилась неплохо. Надеюсь, ты не против, что я написал ее… м-м… с тебя.
– Да. Но Ливви убийца, – резко ответила Матильда.
– Эм, я имел в виду, что использовал только твой характер.
– То есть у меня характер убийцы? Человек, за которым я замужем вот уже двадцать лет, считает, что у меня характер убийцы. Отлично!
– Милая, не становись истеричкой.
– Истеричкой. Лотто, ради всего святого, ты хотя бы знаешь происхождение этого слова? Истерия. Это связано с маткой. Ты фактически обозвал меня бабенкой, не знающей, что делать и куда девать свои… принадлежности.
– Да что с тобой? Ты меня пугаешь.
– Он только что передал мою личность убийце и удивляется, что я его пугаю, – сказала она, обращаясь к их собачке.
– Эй, посмотри на меня. Ты несешь какой-то бред, и не потому, что у тебя такие… принадлежности. Ливви осознает, что оказалась зажата в угол двумя плохими парнями, и убивает одного из них! Если какая-нибудь большая, злая псина перекусит Бог пополам, разве ты не вышибешь из нее мозги за это? Кто знает тебя лучше, чем я? Да, ты святая, но даже у святых не бесконечное терпение. Или ты думаешь, что я считаю, будто ты убила кого-то? Нет, это не так. Но если бы у нас гипотетически был ребенок и какой-нибудь мужик гипотетически полез к нему со своей сосиской с плохими намерениями, я уверен, ты, без всяких сомнений, разодрала бы ему глотку ногтями. Как и я. И это не значит, что ты плохая.
– Господи, мы обсуждаем вопрос, что ты списал с меня убийцу, и ты даже сюда приплел весь этот детский бред.
– Бред?
– …
– Матильда? Почему ты так дышишь?
– …
– Матиль… куда ты? Отлично, можешь закрыться в ванной. Прости, если ранил твои чувства. Ты можешь поговорить со мной? Хорошо, тогда я просто буду сидеть здесь и не сдвинусь с места. И ты сдашься под натиском моей преданности. Мне жаль, что мы друг друга не так поняли. Мы можем поговорить о самой пьесе? Если не считать того, что я наделил убийцу твоим характером, что ты думаешь? Кажется, четвертый акт слабоват. Это как стол с шатающейся ножкой. Нужно кое– что переделать. Может, ты попробуешь? О! Собираешься принять ванну среди бела дня? Окей. Делай, что считаешь нужным. Готов побиться об заклад, в ванной приятно. Тепло. Пахнет лавандой. Ого, ты уже садишься в нее? Мы можем поговорить хотя бы через дверь? В целом кусок весьма неплох, да? Да? Матильда, бога ради, не будь ты такой! Для меня это действительно важно! О, прекрасно! Продолжай в том же духе. Я пойду вниз смотреть фильм. Можешь присоединиться, если захочешь.
«Эсхатология», 2014 год
Только когда они остановились и переполненные бурбоном гости вывалились наружу, а Лотто увидел сломанный скейтборд у пенька, мокрые детские купальнички и собаку, которая так устала, что не могла даже головы поднять, понял, что продумал все недостаточно хорошо. О боже! Матильда сразу после завтрака уехала к Рейчел помочь с уже тремя детьми, а Лотто выбрался в продуктовую лавку купить молока, и между прилавков его настиг телефонный звонок. Его попросили немедленно приехать в город на последние минуты часового интервью на радио, посвященного венцу его побед, «Эсхатологии», которая понравилась даже Фиби Дельмар, но, как он сказал Матильде, «похвала от шлюхи не стоит и выеденного яйца».
Интервью, однако, было важным, поэтому он полетел прямиком в город, и ветерок гулял в его пижамных штанах, а потом поехал домой – не успело потемнеть утреннее солнце. Но по пути он увидел Сэмюеля и Эрни, они шли по пешеходной дорожке и смеялись над чем-то. Черт возьми, как же давно они не виделись!
Конечно же они отправились вместе на ланч. И конечно же после ланча переместились в бар, а в баре Сэмюель столкнулся с типом из своего сообщества, то ли радиолога, то ли онколога, который, естественно, присоединился к ним.
Ко времени наступления обеда они все знатно проголодались, Лотто предложил им поехать к нему, поскольку все знали, что Матильда божественно готовит, а он был пьян, хотя и не настолько, чтобы не сесть за руль.
Он унюхал молоко, которое разлилось еще утром и, похоже, оставалось на полу до сих пор.
Когда он вошел, обнаружил Сэмюеля, целующего руки Матильды в стиле Пепе ле Пью, и Эрни, роющегося в барной стойке в поисках бренди «Гранд Арманьяк», которое сам же и подарил им на Рождество. Ложка в руке доктора превратилась в аэроплан, которым он пытался доставить бобы в рот младшей племянницы Лотто, которая явно побаивалась ложек-аэропланов. Лотто поцеловал Матильду, спасая ее от Сэма. Она скованно улыбнулась.
– Где близнецы? – спросил он.
– Скрываются в единственном месте во всем доме, где согласились переночевать, – в твоей студии.
На этот раз ее улыбка получилась несколько злобной.
– Матильда, туда никому нельзя заходить, кроме меня! Это мое рабочее место!
Она пронзила его таким острым взглядом, что Лотто не осталось ничего другого, кроме как смириться и кивнуть, а затем, подхватив на руки малышку, помочь ей во второй раз улечься спать.
Когда он спустился, гости сидели на веранде и напивались. На голубом вельвете неба вырисовалась полная луна. Матильда перемалывала в блендере специи, паста была почти готова.
– Прости, – шепнул Лотто ей на ухо и прикусил ее сладкую мочку. Возможно, они смогли бы… но нет, она оттолкнула его и вышла к плещущимся в бассейне и хохочущим мужикам.
Матильда подошла к столу и поставила на него огромную белую чашу, от которой шел густой пар.
– Я так не веселился с тех пор, как развелся, – прошамкал Сэмюель. Его рот был забит пастой, и он заплевывал пол.
Сэм просто лоснился от удовольствия. Он слегка поправился в талии, как и все они, даже Эрни, хотя у него было оправдание – он теперь был известным ресторатором.
Его обожженную солнцем спину покрывали пятна. Лотто хотел было напомнить ему о раке кожи, но у Эрни было так много девушек, что одна из них наверняка уже это сделала.
– Бедная Алисия. Это уже третий твой развод? – спросила Матильда. – Сэм Три Страйка. Ты вылетаешь.
Мужчины засмеялись.
– Это прозвище мне нравится больше, чем прежнее, – сказал Лотто. – Помнишь? Однояйцевый Сэм.
Сэм невозмутимо пожал плечами. Его никогда не покидала самоуверенность. Доктор взглянул на него с интересом.
– Однояйцевый Сэм? – спросил он.
– Рак яичка, – ответил Сэм. – Но в итоге оказалось, что это не так уж и важно. И с одним яйцом, как оказалось, можно заделать четырех детишек.
– У меня два прекрасных яйца, – сказал Лотто. – И ни одного ребенка.
Матильда молчала, пока остальные болтали, а потом встала и ушла в дом, прихватив тарелку. Лотто рассказывал историю о передозировке одной известной актрисы, принюхиваясь к запаху ягодного мусса, доносящемуся из духовки, а сам все ждал и ждал, но Матильда не появлялась. В конце концов он не выдержал и пошел за женой.
Она была на кухне. Стояла спиной к двери, но не мыла посуду, а просто слушала. О, эти маленькие оттопыренные ушки и белокурые волосы, лежащие на плечах. Радио было приглушено. Лотто невольно прислушался и почувствовал, как желудок подскочил, когда он услышал чей-то знакомый, растягивающий гласные голос. А потом он понял, что это его собственный голос, и все внутри оборвалось. Это то самое утреннее шоу. Но какая часть? Он почти и не помнил. Ах да, история о его одиноком детстве во Флориде. Его голос вдруг показался ему непристойным и вызвал чувство неловкости. Он вспомнил о болоте, на которое сбегал в периоды депрессии. Один раз к его ноге присосалась пиявка. И он, ребенок, так отчаянно и жадно нуждающийся в компании, позволил ей пить свою кровь. Всю дорогу домой и за ужином он наслаждался ее компанией. А когда перевернулся во сне, пиявка лопнула, и вылилось столько крови, что он почувствовал себя виноватым, как будто убил человека.
Ведущая засмеялась, но в этом смехе слышалось, что она шокирована. Матильда резко выключила радио.
– Эм? – осторожно позвал он.
Она сделала глубокий вдох, и он увидел, как ее грудная клетка расширилась и показались ребра, а затем она уменьшилась, когда Матильда выдохнула.
