Лорен Грофф - Судьбы и фурии
– Возьми еще, ма, – предложила она.
– О, спасибо милая, ты не против? – ответила мать.
Чтобы успокоиться после звонка матери, Лотто понадобилось двадцать минут на автобусной остановке, забитой нервными, без умолку болтающими подростками. Только когда автобус подъехал, вздохнул и склонился перед пассажирами, как цирковой слон, Лотто вспомнил, что у него нет денег.
Он подумал о Матильде, и ему стало паршиво. Теперь собственная речь на симпозиуме казалась ему очень ядовитой. Если он имел в виду, что женщина, у которой есть дети, – это творец и гений, то что же тогда можно сказать о Матильде, у которой их нет? Что она ничтожество по сравнению с остальными женщинами? Или с ним? Но ведь он вовсе так не думает! Он абсолютно точно знает, что она лучше, лучше всех! И что он ее не заслуживает.
Сейчас Матильда наверняка собирает вещи в отеле «Nob Hill», а затем спустится и сядет в желтое такси, и оно повезет ее к самолету, на котором она навсегда улетит от Лотто. Похоже, этот день наконец настал. Она покидает его, и он останется ни с чем. Совершенно.
Как он будет жить без нее? Готовить он умеет, но никогда не убирал туалет и не занимался счетами. Как он будет писать без нее?
[Он постарался не думать о том, как много она вкладывает в его работу. Об этом сейчас действительно лучше не думать. Это все равно что смотреть на солнце.]
Его пропотевшая рубашка высохла. Ему нужно было что-то сделать. Хоть что-то.
В нем накопилось слишком много энергии. До города больше тридцати миль, и путь туда только один – прямо на север. День расстилался дивный. У него длинные ноги и отличная выносливость: если идти быстро, за час можно пройти пять миль. В отеле он будет к полуночи. Возможно, к тому моменту она еще не уедет. Или даже перестанет на него злиться.
Быть может, она отомстит ему иначе – пойдет в спа-салон, на массаж и к визажисту, а потом закажет что-нибудь в номер и будет смотреть какой-нибудь эротический фильм. Эта месть – пассивно-агрессивная – в ее стиле.
Лотто двинулся в путь, следя за тем, чтобы солнце оставалось слева. В парке для выгула собак он нашел питьевой фонтан, к которому тянулась длинная очередь. Но этого было недостаточно. Ему слишком сильно хотелось пить. Когда начало смеркаться, он миновал аэропорт и уловил в воздухе солоноватый болотный дух. Движение на дороге было ужасным, и его чуть не сбило целое стадо велосипедистов, три полуприцепа и какой-то сегвей, подкравшийся из темноты.
Пока он шел, снова и снова прокручивал в голове случившееся во время его выступления. За несколько часов ему каким-то образом удалось превратить это в историю вроде тех, что рассказывают собутыльникам в баре. Он повторял ее раз за разом, пока она не затупилась и не перестала его ранить, а стала забавной и не такой уж и позорной. Лотто никогда не был женоненавистником. Он мог бы привести в качестве доказательства мнение сотни женщин, которые были у него до Матильды, и все они могли бы свидетельствовать, что кем-кем, а женоненавистником он не был. Его просто не так поняли!
Под оборотами повторяющейся истории притупился и страх, что Матильда уйдет. Даже больше, теперь он думал, что ее реакция была слишком бурной и ей должно быть стыдно. Это она должна перед ним извиниться. Она доказала свою точку зрения, он предоставил ей такую возможность. И не винил ее. Она любила его, он знал это. В сердце Лотто был оптимистом. Он верил, что все будет хорошо.
Войдя в город, Лотто готов был плакать от счастья при виде тесно слепленных домов, дорожек и фонарей, мягко освещающих его путь.
Его ноги были в крови – он чувствовал. Он обгорел на солнце, его рот высох, а желудок завязался узлом от голода. От него пахло так, словно он искупался в пруду из пота. Невыносимо хромая, он поднялся на холм, где стоял отель, вошел и подполз к стойке администратора, которая несколько дней назад очень мило их регистрировала.
– Ох, мистер Саттервайт, что случилось? – воскликнула она.
– Меня ограбили, – просипел он, и это было не совсем вранье – зрители во время дискуссии нагло украли его честь и достоинство.
Посыльный привез кресло на колесах, поднял Лотто на лифте в его номер, вставил ключ и ввез его в помещение.
Матильда села в постели, прижимая простыню к голому телу.
– О, вот ты где, любимый, – улыбнулась она.
Вот это самообладание. Поистине, она – восьмое чудо света.
Посыльный с поклоном удалился, бормоча что-то о бесплатном обслуживании.
– Воды, – прохрипел Лотто. – Пожалуйста.
Матильда встала, накинула халат, пошла в ванную, наполнила стакан и подала его Лотто, делая все ужасно медленно.
Лотто осушил его одним глотком.
– Спасибо. Еще, пожалуйста.
– Рада услужить, – сказала она, широко улыбаясь и не двигаясь с места.
– Эм.
– Да, мой великий гений?
– Я уже достаточно наказан. Я отвергнут обществом. Я носил свою привилегированность, как плащ-невидимку, и мне казалось, будто она дает мне суперсилу. Я заслужил как минимум один день в колодках и то, чтобы об мою голову разбивали тухлые яйца. Прости меня.
Она села на край кровати и спокойно посмотрела на него.
– Это все звучало бы мило, если бы было искренним. Ты слишком высокомерен.
– Я знаю, – признал он.
– Твои слова значат намного больше, чем слова других людей. А ты бросал их, совершенно не думая, что можешь ранить очень многих.
– Меня беспокоит только то, что я мог ранить тебя.
– Ты не имеешь права решать и говорить за меня, Лотто. Я тебе не принадлежу.
– Я больше никогда не сделаю ничего, что тебя расстроит. Но, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, принеси еще воды.
Она вздохнула и принесла. А затем раздался стук в дверь – посыльный привез столик на колесиках, на котором покоились ведерко с шампанским и блюдо с лососем и спаржей, а также коробка, полная свежих горячих роллов, и шоколадный торт на десерт – презент от отеля, компенсация за то, что их ограбили. Кроме того, у Лотто поинтересовались, как он себя чувствует, рассказали, что у них есть доктор, и бла-бла-бла.
Сан-Франциско – город редчайшей души.
Правда, Лотто удалось откусить от всей это роскоши всего пару раз, прежде чем на него накатила тошнота. Он встал, чувствуя себя так, словно ноги подрубили топором. Доковыляв до ванной, он разделся и швырнул вещи и обувь прямиком в мусорный бак, после чего надолго опустился в горячую ванну, глядя, как кровь, сочащаяся из его ран, завивается в воде, словно дымок. Кажется, еще немного – и он потеряет все десять ногтей на ногах. Он сунул обожженные солнцем лицо и руки под холодную воду. Потом выбрался из ванной, чувствуя себя обновленным, пинцетом Матильды выдернул все волоски из ушей и втер ее дорогущий лосьон в лоб, чтобы разгладить морщины.
Когда он вышел, Матильда еще не спала и пялилась в книжку, но при его появлении отложила ее и подняла очки.
– Если тебе станет легче, завтра я не смогу работать, – сказал он.
– Значит, весь день не слезешь с меня, – сказала она. – Выходит, ты победил так или иначе. В конце концов, все всегда оборачивается в твою пользу. Всегда. За тобой явно кто-то приглядывает. Это даже жутковато.
– А ты надеялась, что для меня все обернется худо? Что меня собьют на шоссе? – спросил он, забираясь в постель и укладывая голову ей на живот. Тот мягко заурчал в ответ. Лотто заметил, что остатки шоколадного торта пропали с подноса.
– Нет, идиот, – вздохнула она. – Я просто хотела попугать тебя пару часов. Модератор дискуссии весь вечер торчал в офисе, посколку мы были уверены, что ты придешь к нему. Так бы поступил адекватный человек, Лотто. А не пошел бы пешком до Сан-Франциско, чокнутый ты маньяк. Я только что звонила ему, сообщила, что ты объявился. И знаешь что? Он все еще там. И, кажется, успел обосраться от страха. Наверное, подумал, что тебя выкрала толпа бешеных феминисток и уже записывает видео, на котором ты мычишь, как перепуганная коза. Или что тебя несколько раз кастрировали.
Лотто представил себе взмах мачете и содрогнулся.
– Ха. Лотто, все стихло уже к ланчу. Так вышло, что сегодня стало известно, что известный Нобелевский лауреат по литературе сплагиатил половину своей речи, и медиа развернули по этому поводу настоящий шведский стол – его уже успели растащить по всем смартфонам. А ты, любимый, был всего лишь аперитивом.
Лотто почувствовал ревность. Он думал, что его будут ненавидеть дольше.
[Жадина.]
Он жался к ней, пока не заснул. Матильда наблюдала за ним еще довольно долго, думая о самых разных вещах, а потом заснула и сама, забыв выключить свет.
8«Ледяные кости», 2013 год
Деканат закрытой лодочной школы для мальчиков. На стене – плакат с водопадом на закате и надписью внизу «ВЫНОСЛИВОСТЬ», шрифт без засечек.
Декан: мужчина с бровями в пол-лица.
Олли: тощий мальчик, недавно потерявший отца, выслан из дома за плохое поведение. У него южный акцент, который он изо всех сил старается скрыть. Его лицо покрыто прыщами. Взгляд острый, все подмечающий.
