Жан-Мишель Генассия - Клуб неисправимых оптимистов
— Я толстею, потому что не работаю! В Венгрии я ел сколько хотел и не поправлялся ни на грамм. Все эти диеты — пустая трата времени. Что там у нас насчет гастролей в Бретани?
Неделю назад Имре получил отказ, но Тибору ничего не сказал, чтобы пощадить его нервы и самолюбие.
— У них пока не утвержден бюджет.
— В этой стране никто ничего не доводит до конца. Давай уедем в Америку, там каждый год снимают сотни фильмов. Бела Лугоши меня поддержит. Венгры всегда помогают друг другу.
— Если хочешь попытать удачу, езжай. Но без меня. Я не говорю по-английски. Во Франции у меня есть шанс, там его не будет.
6
Тот воскресный день был унылым и хмурым. Дождь лил как из ведра. Все были заняты своими мыслями. Имре читал Яну и Грегориосу статью Морвана Лебеска из «Канар аншене» — они не пропускали ни одной его колонки. Игорь и Леонид считали Лебеска излишне моралистичным и предпочитали карикатуры из «Эриссона». Тибор смотрел в окно. Томаш грезил наяву. Павел переводил и редактировал свою книгу о Брестском мире. Кессель свел его с издателем, и тот попросил сократить текст. Вернер и Петр что-то тихо обсуждали, как два заговорщика. Леонид и Виржил играли в шахматы. Мы с Игорем сидели рядом и молча наблюдали. Мсье Лоньон, как обычно, стоял чуть в стороне и время от времени восхищенно кивал. Самым сильным игроком клуба был Леонид. Выиграть у него не мог никто, добиться ничьей считалось подвигом, совершить который удалось лишь Игорю и Вернеру. В недавние времена Леонид входил в число сорока лучших шахматистов СССР — он был тридцать третьим в официальной мировой классификации, что ставило его выше чемпиона Франции по шахматам. Четыре года подряд Леонид выигрывал турнир среди пилотов «Аэрофлота» и удостоился чести дважды играть со Сталиным. Ему заранее объяснили, как следует себя вести, и он поддался, предварительно поставив вождя в трудное положение. Сталин дружески похлопал Леонида по плечу, а начальство сделало его первым пилотом Туполева. Я всегда записывал ходы в блокнот. Виржил Канчиков играл хорошо, но до Леонида ему было далеко. Виржил атаковал очертя голову, Леонид оставался невозмутимым, Виржил не мог пробиться через его защиту и терял фигуры одну за другой. Леонид проявлял терпение, как кот, караулящий мышь, выбирая момент для решающего удара. Виржил, чувствуя неизбежность поражения, отступил и неожиданно пожертвовал слоном. Леонид нахмурил брови и задумался, потирая подбородок, потом сделал ход ладьей. Игорь улыбнулся. Я записал позицию. Мсье Лоньон сделал восхищенное лицо.
Уже несколько месяцев он приходил в клуб, хотя не был его членом. Никто не видел, как он появлялся, никто его не замечал. Он стоял, заложив руки за спину, посасывая незажженную трубку, и никому не мешал. У него было бесценное качество — он умел слушать и мог часами находиться в обществе Павла, Томаша, Имре, Владимира или любого другого члена клуба, храня на лице внимательное и приветливое выражение, ни во что не вмешивался и не задавал вопросов. Лоньон слушал с интересом, кивал и был похож на умудренного жизнью участливого пенсионера. Время от времени он набивал трубку и курил, произнося банальнейшие фразы: «Ну надо же, мой бедный друг» или «Невероятное происшествие!» Говоруном Лоньона никто бы не назвал… Известно о нем было немного, и все с его слов: работал в «Электрисите де Франс», вышел на пенсию, жена-консьержка, уйма свободного времени. Лоньон всегда заказывал кружку пива без пены, цедил ее весь вечер и как-то незаметно стал членом сообщества, хотя не сыграл ни одной партии. Этот идеальный кибиц[109] никому не доставлял неудобств. Когда ему предлагали поучаствовать, он отвечал, что слишком плохо играет и вообще предпочитает белот, который в клубе не практиковали. На вопрос: «Как дела?» — он всегда отвечал: «Хорошо, а у вас?»
Неловкий момент возник всего один раз, когда Вернер поинтересовался, как его зовут. В клубе все называли друг друга по имени.
— Если вас это не затруднит, мсье Вернер, зовите меня Лоньоном, как мои коллеги из «Электрисите де Франс». Я не люблю свое имя. Моим друзьям оно тоже не нравится.
В отсутствие Лоньона мы часто развлекались, перебирая смешные имена, которыми могли наградить его родители. Томаш даже заглянул в календарь французского государственного управления «Почта, телеграф, телефон» и нашел несколько совершенно неимоверных имен, о которых никто никогда не слышал: Паттерн, Геноле, Фюльбер и Фиакр. Для Павла, Томаша и Тибора это стало игрой. Они называли наугад какое-нибудь имя и ждали, обернется Лоньон или нет. «Леоне… Игнаций… Ландри», «Энгерран… Парфэ… Эймар», «Ромарик, нет — Барнабе». Они так ничего и не добились. Лоньон оставался невозмутимым. Они попытали счастья с Адольфом, Бенито и Родригом. Леонид, рассуждавший как инженер, высказал предположение, что Лоньон может носить имя Анисэ или Казимир, но не отзываться на него или же его имя отсутствует в календаре. В конце концов загадка имени Лоньона была забыта, к его присутствию привыкли. Он по-прежнему приходил незамеченным, садился в сторонке, наблюдал, как играют другие, а потом исчезал, словно испарялся.
— Мы знаем по именам множество зануд, — говорил Вернер, оценивший скромность Лоньона. — У каждого из нас есть свои маленькие секреты. Лоньон хотя бы не злюка.
* * *Инспектор Даниэль Маго появлялся в клубе редко — у него был ненормированный рабочий день, жил он в пригороде и использовал любую возможность, чтобы побыть с семьей. По воскресеньям инспектор приглашал Игоря и Вернера в павильон «Корбей». Маго ждал перевода в родную Гваделупу, хотя его дочери не хотели покидать Францию. Время от времени инспектор заходил в «Бальто» пропустить стаканчик. В клубе всегда находился человек, у которого была проблема с властями или неоплаченный штраф, и Даниэль помогал — если мог, а уж если он качал головой, все понимали и не обижались. Появление инспектора в бистро в это дождливое воскресенье вызвало всеобщее удивление. Игорь спросил, что он будет пить, и тут Маго заметил сидевшего к нему спиной Лоньона, тот наблюдал за игрой Павла и Виржила.
— Привет, Дезире!
Лоньон поднял голову и обернулся, изумленный тем, что кто-то назвал его по имени.
— Маго!
— Что ты здесь делаешь?
— А ты?
— Увлекся шахматами?
— Вы знакомы? — удивился Игорь.
Даниэль не ответил. Наступила долгая пауза. Он смотрел на Лоньона, прикидывая, что тот мог сказать и как здесь оказался.
— Так вы знакомы? — повторил вопрос Игоря Вернер.
Лоньон подошел к Маго и что-то прошептал ему на ухо.
— Не может быть! — воскликнул инспектор. — Я брежу! Вы с ума сошли!
— Ты его знаешь? — не успокаивался Игорь.
— Господа… представляю вам инспектора Дезире Лоньона из Управления общего осведомления префектуры.
— Не дури! — рявкнул Лоньон.
— Ему поручено следить за вами. Оказывается, вы — банда террористов и угрожаете безопасности стран Восточной Европы и будущему франко-советских отношений.
Членов клуба охватили противоречивые чувства, мало кто поверил Маго, и только Леонид захотел немедленно набить Лоньону морду — конечно, не в зале, а на улице. По общему мнению, подобное решение сулило больше неприятностей, чем удовольствия. Драка с представителем власти, да еще находящимся при исполнении, могла обойтись очень дорого. Большинство присутствующих не могли себе позволить такого удовольствия. Нужно было решить, что делать с Лоньоном. Изгнать мерзавца из клуба? Это слово, «изгнать», оскорбляло слух и навевало неприятные воспоминания. Никто не хотел уподобляться своим мучителям. Да и вообще, можно ли выгнать инспектора полиции? Там, где они родились, служители закона повсюду чувствовали себя как дома. Никто не знал, как обстоит дело во Франции, но лучше было не испытывать судьбу.
— У кого тут есть судимость? — злобно закричал Томаш.
— Возможно, у Павла, — предположил Владимир с едва заметной улыбкой. — Госдепартамент США отказывает ему в визе. Что, если он рецидивист?
— Это наглая ложь, я — жертва охоты на ведьм! — прорычал Павел, не сразу поняв, что его разыгрывают.
Члены клуба, привыкшие к публичным покаяниям, потребовали, чтобы Лоньон объяснился. Нет, он не услышал и не увидел ничего важного, разве что открыл для себя искусство рокировки и лучший способ создать патовую ситуацию. Нет, он ничего не докладывал о разыгрываемых партиях — наверху это никого не интересовало. Да, он каждые два месяца отчитывался перед начальством, и ему ставили на вид отсутствие полезной информации, но он не мог выдумывать и врать. Да, во Франции следят за иностранцами, коммунистами и политэмигрантами. Нет, они не опасны. Нет, он не написал в отчете, что не видит в слежке никакого смысла, потому что не хотел, чтобы его послали на «внедрение» к рабочим, студентам или террористам. А здесь у него работенка непыльная. Лоньона спросили, не стыдится ли он того, что делает. Он задумался, потом покачал головой. Нет, он исполняет законный приказ, отданный законной властью. Он никем не манипулировал, никого не обманывал и ни разу не поднял руку на человека. Он просто приходил, сидел и слушал. Лоньон сказал, что получил задание благодаря своей заурядной внешности и способности незаметно внедряться в любую среду. Если людям не задают вопросов, они теряют бдительность. Задавать вопросы — прерогатива сыщика. Он, Лоньон, никого ни о чем не спрашивал, такой у него метод. Завоевать доверие и помалкивать. Времени требуется больше, но результат гарантирован. Почти все люди испытывают потребность в разговоре. Внимательному слушателю нет нужды задавать вопросы. Ему необходимо терпение и умение ждать. Направлять собеседника можно незаметно, просто меняя выражение лица. Удивление, изумление, растерянность, интерес, сочувствие. Сочувствие играет первостепенную роль. Да, он продолжит делать свое дело, пока его не отзовут. Лучше он, чем кто-то другой. Если станет известно, что его раскрыли, могут последовать санкции, но подставить коллегу он не хочет. Лоньона попросили выйти, чтобы обсудить проблему с Даниэлем Маго.
