Мария Арбатова - Кино, вино и домино
Она принесла лист бумаги и взяла автографы у Печориной, Шиковского и Андрея Николаева. Сказала, что пошлет их маме в Воронеж на день рождения.
Наташа склонилась над Ольгиным ухом:
– Видишь эту девочку? Моя Дашка в молодости была копией. Смотри, этот чудный профиль, эти глаза!
– Ты хочешь сказать, что девочка со временем может превратиться в Дашу? – ужаснулась Ольга.
– Откуда я знаю? Дашка ведь, когда эмигрировала, тоже не была броневиком… Это наросло по ходу дела. А сейчас вернулась, а все ее поезда ушли! – вздохнула Наташа. – Ты еще не знаешь, как она кинула риелторшу с покупкой нового дома.
– Как?
– Нашла дом через знакомую риелторшу, все тянула, не подписывала с ней договор, потом обманом вышла на владельцев, скостила пятьсот тысяч евро. В риелторской конторе начались разборки, решили, что риелторша просто присвоила деньги, прислали к ней ребят с пистолетом, она вызвала милицию. Короче, кончилось стрельбой, и риелторша потеряла работу. – Наташа весь рассказ ела хлеб и все время стряхивала крошки с нежно-бирюзовой, не по возрасту открытой кофточки.
– Так она просто кинула риелторшу? – изумилась Ольга.
– Именно!
– Какая гадость!
– Она сказала: подумаешь, нашла дом! Это столько не стоит! Представляешь, какая сука? Теперь вот везде садится и напоказ молится!
Уже были съедены ризотто, спагетти, мясо и фрукты, но никак не несли заказанный чай. А заказавшим кофе подали его из бара в маленьких одноразовых чашечках. Чаевники возмущенным хором скандировали:
– Теа неро кальде! Теа неро кальде!
– А я вам говорил, – напомнил Шиковский. – Если итальянец говорит «скоро», это значит – не скоро. Если он говорит «завтра», это значит – через год. Если он обещает как-нибудь потом, это означает – никогда! У них нет чувства времени. Они так давно живут на земле, что чувство времени им не нужно!
Тая подошла и призналась:
– Вы извините, здесь столько чайных чашек нет. Послали в соседние рестораны. Здесь же чай не пьют!
– Это дискриминация русских! Вы совершенно не думаете о бизнесе! – кокетничал с ней Андрей Николаев.
– Я им давно об этом говорю, но русских тут мало. Русские или на севере, или на Сицилии, – объясняла Тая с фанатским придыханием. – Но вы, кстати, на русского не очень похожи. Вам бы лупару в руки, вас бы можно было снимать в кино в качестве крестного отца.
– А что такое лупара?
– Ну, это как наша двустволка, только покороче. Раньше все мафиози с ними ходили…
Тут Куколка потянулась за фруктами, нечаянно толкнула Квирикяна, и он опрокинул кофе на белую футболку Андрея Николаева. Все закудахтали от нового события, и хотя дальнейший путь лежал в автобус и отель, где существовала чистая футболка, начали соревноваться в рецептах отстирывания.
– Пойдемте, я вам помогу застирать, – предложила Тая и повела Николаева в сторону туалета, состоявшего из нескольких кабинок, не обозначенных как мужские или женские.
Наконец подали «теа неро кальде». Добытый в бою, он казался вкуснее и ценнее, чем дома. Торт был изумительным, такие торты умеют печь только в Италии, пропитав тесто лимонным соком и проложив шоколадными прослойками.
– Вот вы опять со своим искусствоведческим подходом. Но кино не состоит из одних «Оскаров» и «Пальмовых ветвей». Оно – массовая культура. Как говорил Владимир Ильич: «Важнейшим из всех видов искусства для нас является кино», – процитировал Ашот Квирикян, уплетая торт.
– Вообще-то в беседе с Луначарским Ленин сказал: «Пока народ безграмотен, из всех искусств для нас важнейшими являются кино и цирк!» – уточнил народный критик Сулейманов. – Но поскольку безграмотность ликвидирована, то важнейшими из всех видов искусств для нас являются… убогое телевидение и желтая пресса!
– Зачем обсуждать бескультурье?
– Мой дорогой, культура в антропологическом смысле – это совокупность нравов, обычаев, традиций и ценностей, принятых в неком сообществе. Вот вы сегодня сколько часов провели вместе с Русланом Адамовым в магазине? Много! Это, к сожалению, тоже культура… – качал головой Сулейманов. – И я вынужден констатировать, что это даже не субкультура. А субкультурой становятся люди, которые читают книги, а не Гарри Потера и «Код да Винчи»! А ведь еще Гитлер говорил: «Снесение очагов культуры нации означает уничтожение нации!»
– Попрошу без оскорблений, как вы понимаете, я не читаю «Кода да Винчи»! – насупился Ашот Квирикян. – Но я категорически против того, чтобы вы считали, что хорошее кино – это только снятое для фестиваля. Глобализация вынуждает человечество принимать во внимание, сколько человек посмотрело конкретный фильм. И какой-нибудь Джеки Чан сегодня – не актер китайского кино, это актер мирового кино.
– Мирового, но не кино! У вас ведь тоже часы какой-то такой нарядной марки, раз вы их целый день обсуждали. Но это ведь не часы в том смысле, что последнее, зачем они нужны, это смотреть время. Ведь вы можете посмотреть его на мобильном телефоне! – подковырнул Сулейманов. – То есть ваши дорогие часы – это такая же дорогая подделка под часы, как Джеки Чан – подделка под кино. И то и другое сплошные симулякры!
– Кстати, Михаил Ходорковский носил часы по цене девять долларов за штуку, при том, что денег на часы у него было всяко больше, чем у всего Союза кинематографистов! – вставил Егор Золотов. – Миллиардов пятнадцать!
– Ну и где он теперь? – удачно парировал Ашот Квирикян.
– А я и не возражаю против того, что Михаил Ходорковский тоже политический симулякр! Настоящий политик – это тот, кому хватит мозгов не оказаться за решеткой! – напомнил Сулейманов.
Рублевские за столом притихли. Они понимали не все слова, но понимали, что их опять опускают. В прошлом все они были интеллигентными людьми, но добровольно отказались от этого, поддерживая общекультурную понижающую селекцию.
Они еще ездили на кинофестивали и ходили в консерваторию, покупали картины и жертвовали на симфонические оркестры, но уже с тем же пафосом читали глянцевые журналы и аплодировали Баскову.
– Дайте мне сорок миллионов, как Феде Бондарчуку или Никите Михалкову, я вам сниму великое кино! Его посмотрит весь мир! Я ж на своей съемке крохоборничаю, я ж там суп варю из топора! – жаловался Ашот Квирикян. – А потом вы же мне говорите, что у меня неизвестные артисты и снято бедненько. И оператор не намба ван! А чем я заплачу намбе вану?
– Так вы переживаете, что вами бюджет не доенный? – рассмеялся Сулейманов. – Но на Западе нет прокатного успеха ни у Бондарчука, ни у Михалкова. А смотрят там только за копейки снятый «Русский ковчег» Сокурова и два фильма маленького мальчика Звягинцева!
