Наталья Земскова - Детородный возраст
Она с удивлением заметила, что начала к нему привыкать, и даже подумала, что, наверное, хорошо было бы побродить с ним по Венеции-Флоренции: вдруг ее начнет тяготить одиночество? Сказала, что уезжает, просила ее не терять и все-таки слетать, как он собирался, на море. Кириллов рассеянно кивнул, не выказав никакого интереса. А дня за три до ее отъезда исчез – не появлялся и не звонил, оставив в душе смутный осадок.
«Уехал», – решила Реутова и начала собирать дорожную сумку, загружать холодильник.
Муж пропадал в мастерской, домой возвращался с лихорадочно воспаленными глазами и даже, казалось, был как будто рад, что она уезжает: предстоящая выставка забирала его целиком.
Вечерами она читала Набокова. Как-то не спалось, взяла с полки что первое попалось – оказалась «Защита Лужина», – и не могла остановиться. Образ шахматной игры как метафора устройства мира захватил ее настолько, что ей физически передались мучения бедного Лужина. «Правда-правда, – думала она вслед за Лужиным, ощутившим себя пешкой в сложной игре, – ты чего-то там царапаешься и суетишься, как муравей, а в результате всего лишь выполняешь в который раз навязанную комбинацию. Именно комбинацию. А выйти – невозможно?» Она запуталась, упустила время. Упустила время – упустила жизнь. В этом всё дело. И тут же ей мучительно захотелось, чтобы ее, как Лужина, захватила совершенно посторонняя идея, дело, которое определило бы жизнь, не оставляя сил на сомнения, метания, а главное – желания. Желания. Нет желаний – нет проблем. Или это и есть проблема?
Рано утром, когда муж вез ее в аэропорт, она дала себе слово прекратить об этом думать, как только окажется в самолете. Группа, в которой ей предстояло путешествовать по Италии, подобралась невыразительная: две юные плюс две пожилые супружеские пары, два приятеля лет тридцати пяти, девушка с матерью, остальные – тетки без возраста, каковой, должно быть, и она кажется всем со стороны. Портрет социума в миниатюре.
– Смотри там, веди себя хорошо, – улыбнулся Валера, и она подумала, что он говорит это только для того, чтобы сделать ей приятное. – В море не купайся – холодно, по кабакам не ходи, с аборигенами не общайся. Лучше вообще ни с кем не общайся – звони домой, связь со стационарных телефонов там стоит копейки. Камеру я тебе дал, но все-таки сделай хотя бы немного снимков. Не люблю я всё это видео.
Она задумчиво кивала.
Как только зеленый «боинг» разбежался и начал резко подниматься ввысь, ее пронзила короткая и острая вспышка счастья, будто бы все сложности остались там, внизу, а ей чудом, как самолету от земли, удалось от них оторваться. Никакая она не тетка, она молода, красива и свободна. Устроившись возле иллюминатора, Маргарита, не отрываясь, смотрела вниз, где проплывали аккуратно расчерченные упорядоченные квадраты с крохотными домиками, паровозиками и машинками. Видимость была настолько хорошей, что позволяла рассмотреть очертания городов, извивы рек и контуры озер, нестерпимо блестевших на солнце, словно отполированная фольга. Будто бы этот игрушечный складный мир стоял на чьем-то столе, и кто-то им играл и любовался, не подозревая о том, что движущиеся фигурки принимают себя и окружающее за настоящую самостоятельную жизнь.
…Показались заснеженные горы и море с игрушечными белыми корабликами и рябью на синей воде. Три с половиной часа промчались незаметно, и первый раз в жизни ей не хотелось приземляться: так бы лететь и лететь в этой воздушной беспечности.
Именно что беспечности. Нужно запомнить это состояние.
Чудесно, что она полетела одна, просто подарок. Никогда прежде одна не летала, всё время с Валерой, и им всегда удавалось радоваться в унисон, но вот теперь – совсем другое. Но вот уже самолет завис над пустынным пляжем, замелькали пальмы, цветущие магнолии и орхидеи, потом декорации аэропорта, и «боинг» разом обрел под собой землю.
Пассажиры вытекли в маленький зальчик, оттуда – в зал побольше, где их уже встречали гиды и приглашали в автобусы. Ее соседом оказался подтянутый дядечка лет пятидесяти, он был лысоват, безупречен в манерах. Вот и компания, если ей наскучит одиночество.
«Побегу на море, – решила Маргарита. – Если вода не совсем ледяная, выкупаюсь. Чемодан в номере брошу – и на пляж».
Но никакого пляжа не вышло.
– По дороге мы подберем пятерых наших туристов, которые прибыли из Москвы чуть раньше, и направимся в республику Сан-Марино, где после экскурсии вы сможете перекусить, – объяснила гид Лада. – В отель поедем вечером. Программа тура очень большая, расписание плотное, поэтому, пожалуйста, не отставайте, не опаздывайте и не теряйтесь. Сейчас мы здесь притормозим и…
Следующую фразу, как и все последующие, Маргарита не поняла совершенно, несмотря на то что сказаны они были на чистом русском языке. Соседи по автобусу улыбались, кивали и что-то записывали, а она сосредоточилась на одном человеке, который шел по проходу, отыскивая свободное место, ни на кого не глядя и беззвучно посвистывая.
Этот человек был Кириллов.
Он сел на самое последнее сиденье и намертво приклеился к окну.
Но этого не может быть: Кириллов здесь, в Италии… Какой-то бред. Хотя отчего же не может? Вычислил ее по агентству, вызнал там всё, наплел с три короба и напросился в одну группу. Нет, но какая наглость. И зачем? «Не буду разговаривать», – решила Маргарита. Ну зачем, ну зачем он поехал!
Автобус поднимался по серпантину, море давно исчезло из виду, перед ними разворачивалась панорама гор, холмов и долин, где солнце играло на каждом изгибе, а домики с цветными крышами выглядели игрушечными и сказочными, как с самолета. Впереди показались башни старинных крепостей, напоминающих военные бастионы.
Обжитое на этой высоченной горе пространство было совсем небольшим. Давным-давно здесь жили только монахи, но со временем Сан-Марино превратилось практически в самостоятельное государство. Вниз смотреть просто страшно: кругом отвесные скалы и несколько каменистых тропинок-дорог, ведущих куда-то еще выше.
Всю экскурсию Маргарита по пятам следовала за гидом, а когда дали свободное время, пошла не в кафе, а к самой дальней и высокой башне, стоящей на вершине. Туда же брели шумные американцы, которых она на всякий случай старалась не терять из виду. Кириллов как сквозь землю провалился – значит, понял ее настроение. Она достала камеру и долго снимала. Посидела на тысячелетних камнях. И с удовольствием поняла, что беспечно-счастливое состояние, которое пришло в самолете, никуда не делось. Несмотря ни на какого Кириллова. Вот так.
Говорят же психологи, что нужно чаще менять обстановку. Хотя всей своей чуткой натурой она понимала: дело не только в этом.
