Джонатан Фоер - Жутко громко и запредельно близко
Когда мы шли обратно к метро, мне было озарение, и после него я разозлился. «Минуточку, — сказал я. — Над чем вы тогда раскалывались?» — «Когда тогда?» — «Когда в первый раз с ней говорили. Вы над чем-то вместе раскололись». — «Не знаю», — сказал он. «Не знаете?» — «Не помню». — «Постарайтесь вспомнить». Он задумался на минуту. «Не могу». Ложь № 77.
У входа в метро мы купили несколько тамалес[57] у женщины, которая торговала ими из огромной кастрюли на тележке супермаркета. Обычно я не доверяю еде, которая свернута не при мне или не приготовлена мамой, но мы сели на тротуар и съели наши тамалес. Мистер Блэк сказал: «Теперь я, по крайней мере, снова воспрял». — «Что значит «воспрял»?» — «Ожил. Посвежел». — «Я тоже воспрял». Он опустил на меня руку и сказал: «Вот и славно». — «Они ведь виганские, да?» Я тряс тамбурином, поднимаясь по лестнице в метро, и задержал дыхание, когда поезд ушел под землю.
Алберт Блэк был родом из Монтаны. Он хотел быть актером, но не хотел в Калифорнию, потому что Калифорния рядом с Монтаной, а для актера главная фишка — перевоплощаться в кого-нибудь подальше.
Алиса Блэк была запредельно напуганная, потому что жила в здании, предназначенном для промышленных нужд, и жить там вообще-то не разрешалось. Прежде чем открыть дверь, она заставила нас дать клятву, что мы не из жилищного управления. Я сказал: «Да вы посмотрите в глазок». Она посмотрела и сказала «Ах, вы», что было странно, и после этого впустила. Руки у нее были в угле, и я заметил, что всюду были рисунки, и на каждом — один и тот же мужчина. «Вам есть сорок?» — «Мне двадцать один». — «Мне девять». — «Мне сто три». Я спросил, ее ли это рисунки. «Да». — «Все?» — «Да». Я не стал спрашивать, кем ей приходится мужчина на рисунках, мне и без этого хватало на сердце гирь. Столько раз рисовать можно только того, кого любишь и по кому скучаешь. Я сказал: «Вы жутко красивая». — «Спасибо». — «Мы можем поцеловаться?» Мистер Блэк ткнул меня локтем в бок и сказал: «Вы что-нибудь знаете про этот ключ?»
Уважаемый Оскар Шелл!
Пишу Вам по просьбе профессора Кейли, которая в данный момент находится в экспедиции в Конго. Она просила передать Вам свою признательность за Ваше желание принять участие в ее работе со слонами. Учитывая, что у нее уже есть ассистент (я), а с бюджетными ограничениями Вы, я уверен, сталкивались, она пока не может предложить Вам работу. Но она просила передать, что если Вы не утратите интерес и будете по-прежнему свободны, то следующей осенью у нее может возникнуть проект в Судане, на котором ей понадобится еще один ассистент. (Заявки на грант сейчас рассматриваются.)
Пришлите, пожалуйста, свое резюме с перечислением Ваших предыдущих экспедиций, копии университетского и аспирантского дипломов, а также два рекомендательных письма.
С наилучшими пожеланиями
Гари Франклин
Аллен Блэк жил на Нижнем Ист-сайде, но работал швейцаром в доме на Сентрал Парк Саут,[58] где мы его и нашли. Он сказал, что швейцаром ему быть скучно, потому что в России он был инженером, а теперь у него сохнет мозг. У него в кармане оказался маленький переносной телек. «Дивишки показывает, — сказал он. — И емельки можно проверять, только у меня адреса нет». Я сказал, что могу зарегистрировать ему адрес, если он хочет. Он сказал «Да ну?» Я такой модели раньше не видел, но быстро разобрался и начал его регистрировать. Я сказал: «Вам нужно выбрать имя пользователя». Я предложил: «Аllen», или «AllenBlack», или какое-нибудь прозвище. «А еще можно «Ingener». Тоже клевое имя». Он положил палец на усы и стал думать. Я спросил, есть ли у него дети. Он сказал «Сын. Скоро меня обгонит. И по росту, и по уму. Будет выдающимся врачом. Нейрохирургом. Или адвокатом Верховного Суда». — «Вы можете взять его имя, если не боитесь запутаться». Он сказал: «Shveitsar». — «Что?» — «Назови меня «Shveitsar». — «Вы можете выбрать любое имя». — «Shveitsar». Я назвал его «Shveitsar215», потому что 214 швейцаров уже было зарегистрировано. Когда мы уходили, он сказал: «Удачи, Оскар». Я сказал: «Как вы узнали, что меня зовут Оскар?» Мистер Блэк сказал: «Ты ему сам сказал». Вернувшись домой, я отправил ему имейл: «Жаль, конечно, что вы ничего не знали про ключ, но все равно было приятно познакомиться».
Уважаемый Оскар!
Хотя из Вашего письма видно, что Вы, безусловно, человек образованный, не зная Вас лично и не представляя, насколько Вы готовы к участию в научных экспериментах, мне будет трудно написать Вам рекомендацию.
Спасибо за добрые слова о моей работе и удачи в Ваших исследованиях, научных и прочих.
Искренне Ваша
Ажейн Гудал
Арнольд Блэк встретил нас словами: «Ничем не могу помочь. Я извиняюсь». Я сказал: «Но мы ведь еще даже не сказали, что нам надо». Он чуть не расплакался, сказал «Извиняюсь», — и закрыл дверь. Мистер Блэк сказал: «Двигаем дальше». Я кивнул, но внутри себя подумал: Странно.
Спасибо за Ваше письмо. Ввиду огромного количества получаемой корреспонденции, я не в состоянии вести личную переписку. Но знайте, что я прочитываю и сохраняю все письма в надежде, что когда-нибудь смогу ответить на каждое так, как автор того заслуживает. До той поры
Искренне Ваш
Стивен Хокинг
Следующая неделя была запредельно скучная, особенно когда я не думал про ключ. Хоть я и знал, что в Нью-Йорке 161 999 999 замков, к которым он не подходит, мне все равно казалось, что он открывает все. Иногда я до него просто дотрагивался, чтобы убедиться, что он есть, как к газовому баллончику, который лежал у меня в кармане. Или прямо противоположно тому, как к газовому баллончику. Я подтянул веревочку таким образом, чтобы оба ключа — один от квартиры, другой неизвестно-от-чего — оказались напротив моего сердца, так мне было спокойнее, только ключи иногда были жутко холодными, поэтому я залепил часть груди пластырем, и с тех пор они лежали на нем.
В понедельник была скукотища.
Во вторник после школы пришлось тащиться к доктору Файну. Я не мог понять, почему мне требуется профессиональная помощь: я считал, что у человека должны быть гири на сердце, когда у него умирает папа, и что если у человека нет гирь на сердце, тогда ему нужна помощь. Но я все-таки к нему пошел, потому что от этого зависело, дадут ли мне денег на карманные расходы.
«Привет, старина» — «Вообще-то, для вас я не старина». — «Да. Действительно. Погода сегодня отличная, ты не находишь? Может, выйдем на воздух, побросаем мяч?» — «Да — на вопрос о погоде. Нет — на вопрос о мяче». — «Уверен?» — «Я спортом не увлекаюсь». — «А чем увлекаешься?» — «Вы какой ответ хотите?» — «Почему ты думаешь, что я чего-то хочу?» — «А почему вы думаете, что я полный дебил?» — «Я не думаю, что ты полный дебил. Я вообще не думаю, что ты дебил». — «Ну, спасибо». — «Как тебе кажется, Оскар, почему ты здесь?» — «Я здесь, доктор Файн, потому что у меня невыносимый период в жизни, и это расстраивает маму». — «Надо ли ей расстраиваться?» — «Да нет. Жизнь вообще невыносима». — «Когда ты говоришь «невыносимый период», что ты под этим понимаешь?» — «У меня переизбыток чувств». — «И сейчас тоже?» — «Сейчас вообще жутко». — «Какие же это чувства?» — «Все сразу». — «Например…» — «Сейчас грусть, радость, раздражение, любовь, вина, восторг, стыд и немножко юмора, потому что часть моего мозга все время прокручивает одну шутку Тюбика, только не скажу, какую». — «Чувств действительно многовато». — «Он подсыпал слабительное в painauchocolat, который мы продавали на кулинарной ярмарке во французском клубе». — «Смешная шутка». — «Я все чувствую». — «А это твое многочувствие, мешает оно тебе в повседневной жизни?» — «Я не могу ответить на ваш вопрос, потому что, по-моему, такого слова не существует. Многочувствие. Но я понимаю, что вы хотите им выразить, поэтому — да. Я из-за него много плачу, правда, тайком. Мне жутко тяжело находиться в школе. Еще я не могу ночевать у друзей, потому что меня напрягает, когда мама не рядом. И люди меня тоже достали». — «В чем, по-твоему, причина?» — «Слишком много чувствую. Вот в чем причина». — «Разве можно чувствовать слишком много? Может, дело в том, как ты воспринимаешь?» — «Внутри я совсем не такой, как снаружи». — «Думаешь, у других не так?» — «Не знаю. Я всего лишь я». — «Может, это и делает нас теми, кто мы есть: разница между тем, какие мы внутри и какие снаружи». — «У меня она больше». — «Не исключаю, что каждый человек про себя так думает». — «Возможно. Но у меня она действительно больше».
