Брет Эллис - Ампирные спальни
Обзор книги Брет Эллис - Ампирные спальни
Брет Истон Эллис
Ампирные спальни
Часть 1
Колеса истории вечное кружение:
Вновь ответы колкие, спесь и поражение…
Элвис Костелло. Даже не верится [1]Нет опаснее ловушек, чем те, что мы ставим себе сами. [2]
Рэймонд Чандлер. Долгое прощаниеПро нас сделали фильм. Его сняли по книге одного из наших общих знакомых. Книга, в сущности, примитивная: четыре недели из жизни города, в котором мы выросли, сюжета нет, почти все списано с натуры. В этом, с позволенья сказать, «художественном произведении» изменено всего несколько деталей, даже имена у всех настоящие, и нет ни единого вымышленного эпизода. Например, январским вечером в Малибу мы на самом деле смотрели снафф-фильм [3], и да, я не выдержал и вышел на террасу с видом на Тихий океан, где автор меня успокаивал, уверяя, что детей никто не пытал и вопят они ненатурально, но все это с мерзкой улыбочкой, заставившей меня отвернуться. Еще примеры: моя девушка действительно сбила койота в одном из каньонов чуть ниже Малхолланд-драйв, и рождественский ужин с родителями в ресторане «Чейзен», о котором я мимоходом поведал автору, воспроизведен достоверно. Групповое изнасилование двенадцатилетней девочки тоже правда — в той комнате в Уэст-Голливуде мы с автором были вместе; в книге он отмечает, что угадал во мне «смутное отвращение», а это даже близко не передает моих истинных ощущений: вожделения, шока, робости перед автором — светловолосым парнем, всегда державшимся особняком, в которого моя девушка ухитрилась по уши втрескаться в самый разгар наших с ней отношений. Но автор не разделил ее страсти: был слишком инертен, слишком зациклен на себе, чтобы пустить в свой мир, и девушка вернулась ко мне, но опоздала, а поскольку автора уязвило, что девушка вернулась ко мне, он сделал меня рассказчиком — обдолбанным симпатягой, не способным ни любить, ни жалеть. Так я стал тусовщиком-страдальцем, бродящим среди руин с вечно сочащейся из носа кровью, донимающим всех вопросами, не требующими ответов. Так я стал парнем, который не понимает элементарных вещей. Парнем, который не приходит на выручку другу. Парнем, который не в состоянии любить свою девушку.
* * *Труднее всего было читать описания моих объяснений с Блэр, в особенности в сцене нашей ссоры (ближе к концу романа) на террасе ресторана с видом на бульвар Сансет, где я периодически поглядываю на рекламный щит с надписью «ВОЗЬМИ И ИСЧЕЗНИ» (автор присочинил лишь темные очки, за которыми я будто бы прячусь, говоря Блэр, что никогда ее не любил). Автор никогда не расспрашивал меня о том мучительном разговоре, но в книге он воспроизведен дословно, почему я и перестал общаться с Блэр и долго не мог слушать песни Элвиса Костелло, которые мы с ней знали наизусть («You Little Fool», «Маn Out of Time», «Watch Your Step» [4]), и да, она действительно подарила мне шарф на той рождественской вечеринке, и да, танцевала под «калчер-клабовскую» песню «Do You Really Want to Hurt Ме?» [5], пока я гримасничал, пародируя Бой Джорджа, и да, назвала меня «зайкой», и да, узнала, что я переспал с той девочкой, которую увез дождливой ночью из клуба «Виски», и да — узнала об этом от автора. Он не был (как я убедился, читая главы, касавшиеся меня и Блэр) по-настоящему близок ни с кем из нас (даже с Блэр, хотя с ней он, конечно, был близок). Просто волею случая попал в наш круг и, не потрудившись ни в чем разобраться, беззастенчиво вывалил на всеобщее обозрение наши тайные слабости, сделав особый упор на юношеском безразличии и мегаломаническом нигилизме, наведя на этот кошмар голливудский глянец.
* * *Но злиться было бессмысленно. Тем более что к моменту выхода книги, весной 1985-го, автор уже покинул Лос-Анджелес. В 1982-м он поступил в тот же небольшой частный колледж в Нью-Гэмпшире, куда сбежал от калифорнийских тусовок и я и где мы практически не общались. (Действие его второго романа происходит в нашем Кэмденском колледже, и в одной из глав выведен персонаж по имени Клэй — очередная пародия, издевка, лишнее доказательство того, как он ко мне относился. Небрежная и не особенно едкая, эта карикатура была даже не укусом, а легким щипком по сравнению с первой книгой, в которой я предстаю до того зазомбированным, что даже в песне Рэнди Ньюмена «I love L. А.» [6] не слышу иронии.) Его присутствие вынудило меня уже после первого курса (то есть весной 1983-го) перевестись из Кэмдена в Брауновский университет [7] (хотя во втором романе весь осенний семестр 1985-го я все еще в Нью-Гэмпшире). Я дал себе зарок не думать об этом, но успех первой книги долго не давал мне покоя. Отчасти потому, что я тоже мечтал стать писателем и, дочитав первый роман до конца, подумал, что зря не написал его сам: все-таки это была моя жизнь, автор у меня ее просто выкрал. Но чтобы написать роман, нужны талант и драйв. И еще терпение. На одном желании далеко не уедешь. Я несколько раз брался, но быстро бросал и, выпустившись из Брауна весной 1986-го, понял, что писателя из меня никогда не получится.
* * *Из всех нас о книге публично отозвался один лишь Джулиан Уэллс (Блэр еще не успела разлюбить автора — ей было все равно, как и большинству второстепенных персонажей), но отозвался (при всем смущении и брезгливости) как-то уж слишком бодро и заносчиво, чуть не с восторгом, хотя автор рассказал о нем все: и как Джулиан сидел на героине, и как увяз в долгах своему дилеру (Финну Делани), который, по сути, превратил его в шлюху, подкладывая в постели заезжих мужчин из Манхэттена, Чикаго и Сан-Франциско — любителей мальчиков и роскошных отелей на бульваре Сансет в промежутке между Беверли-Хиллз и Силвер-Лейк. Однажды по пьяни Джулиан сам разболтал обо всем автору, ища сочувствия, и сознание, что книга, в которой он чуть ли не самый главный герой, пользуется таким успехом, странным образом подпитывало его самолюбие, давало надежду и, я вполне допускаю, что в глубине души книга ему даже нравилась, ибо бесстыдство Джулиана не имело границ, хоть он и косил под скромнягу. Когда осенью 1987-го, всего через два года после публикации, по книге сделали фильм, Джулиан возликовал еще больше.
* * *Помню легкий озноб, охвативший меня теплым октябрьским вечером в просмотровом зале киностудии «Двадцатый век Фокс» за три недели до выхода фильма на экраны. Я сидел между Трентом Берроузом и Джулианом, который еще не полностью соскочил с иглы и грыз ногти, ерзая от нетерпенья в черном бархатном кресле. (Блэр вошла вместе с Аланой и Ким вслед за Рипом Милларом. Я с ней не поздоровался.) Фильм сильно отличался от книги — настолько, что словно и не по ней был снят. При всех минусах книги (боль, которую она мне доставила, предательство) в ней была правда жизни, и на просмотре я ощутил это особенно остро. Все описанные в книге события действительно со мной произошли. От книги было не отмахнуться. Без выкрутас, все честно, а фильм — просто красивое вранье. (Что, впрочем, не помогло: эффектный и лихо закрученный, но одновременно давящий и непомерно дорогой, фильм с треском провалился после выхода в прокат в ноябре.) В фильме мою роль исполнял актер, больше похожий на меня в жизни, чем на героя, которого автор вывел под моим именем в книге: я не был блондином с ровным калифорнийским загаром, и актер им не был. Вдобавок экранный я неожиданно сделался воплощением нравственности: сыпал набором клише, больше подходящих для рекламной брошюры общества «Анонимных алкоголиков», осуждал повальное увлечение наркотиками и пытался спасти Джулиана. («Я продам свою тачку, — предлагал я актеру, исполнявшему роль дилера Джулиана, — Ни перед чем не остановлюсь».) Экранная Блэр выглядела чуть более правдоподобно: актриса, которая ее играла, вполне могла вписаться в нашу компанию — такая же нервная, легкодоступная, тонкокожая. Джулиан (в исполнении талантливого актера с лицом грустного клоуна) превратился в сентиментальную версию самого себя: у него с Блэр роман, но он решает прервать отношения, чтобы не перебегать дорогу мне, своему лучшему другу. «Не обижай ее, — говорит Джулиан Клэю. — Она девчонка что надо». Вся сцена своей вопиющей лживостью должна была вызвать у автора приступ сильнейшей изжоги. Я же на этих словах экранного Джулиана не удержался от злорадной усмешки и отыскал взглядом Блэр во тьме кинозала.
* * *По мере того как на гигантском экране разворачивались события, в притихшем зале стало нарастать недовольство. Зрители (прототипы героев книги) быстро смекнули, что произошло. Ведь студию возглавляли родители, а они не могли допустить, чтобы их детки предстали на экране в таком же неприглядном виде, как в книге, и в итоге все, что делало книгу живой, было из фильма выхолощено. Фильм добивался сочувствия к героям, а книге было на них плевать. Да и отношение к наркотикам и сексу в 1987-м резко изменилось по сравнению с 1985-м (чему во многом способствовала смена владельца студии), поэтому исходный материал (на удивление консервативный по сути, несмотря на свою кажущуюся аморальность) нуждался в переработке. Получился эдакий современный нуар восьмидесятых (кинематография, кстати, отменная), но чем дальше, тем я все чаще зевал, отмечая для себя лишь некоторые детали: то, например, как забавно изменилась трактовка образов моих родителей или как накануне Рождества Блэр застает своего разведенного отца в объятьях любовницы, а не парня по имени Джаред (отец Блэр умер от СПИДа в 1992-м, так и не оформив развод с ее матерью). И хотя с того просмотра в октябре прошло больше двадцати лет, ярче всего запомнилось, как Джулиан стиснул мне руку, затекшую на подлокотнике между наших кресел. Он стиснул ее, потому что в книге Джулиан Уэллс оставался жив, а по новому сценарию ему надлежало погибнуть. Расплатиться за все грехи. Этого требовала внутренняя логика фильма. (Позднее, став сценаристом, я убедился, что в кинематографии иной логики не бывает.) Когда это случилось (за десять минут до финала), Джулиан посмотрел на меня во тьме, потрясенный. «Я труп, — прошептал он. — Меня умертвили». Я выдержал паузу, потом сказал: «Но ты по-прежнему с нами». Джулиан снова перевел взгляд на экран, и вскоре картина закончилась, на фоне пальм побежали титры, мы с Блэр (полный бред!) мчались на машине в мой колледж, а Рой Орбисон надрывно стенал о скоротечности жизни [8].
