Людмила Немиро - Игрушка для чудовища (СИ)
Знала, что рискую ужасно, но все же представив себя талантливейшей актрисой в мире, — чтобы врать легче было, — насупилась и…
Прости, Господи…
— Нет у меня никакой аллергии. Только гречку ненавижу, — блядь, ляпнула невпопад. — Ну… Это ж не относится к делу?
Марио подавил смешок, явно посчитав меня идиоткой, а я наслаждалась будущей победой. Вот только мысли о том, что попросту умру, не возникало. А аллергия имела место быть…
Мне словно мозг отключили. Твою ж мать, как страшно представить, что будет, если грек меня раскусит. А смерть не пугала… До поры до времени.
— Вот и отлично, — хлопнул в ладоши доктор, и я нервно дернулась. Марио нахмурился. — Тебе необходимы антидепрессанты, Летти? Как считаешь, ты в норме?
— Порядок, док, — бросила я хрипло-бодрым голосом, изобразив героев однотипных голливудских боевиков. — Все о’кей.
— Ну конечно, — сарказм Кавьяра заставил меня улыбнуться.
Не искренне и приятно, как я умела раньше, а, напротив, с отчаянной злобой и презрением.
— Вам же, господин, невдомек, что человек, проспав ночь на холодном кафеле, просто-напросто может сдохнуть от пневмонии. Думаете, у всех такое здоровье, как у Вас?
Клио расхохотался. Наверное, впервые добродушно и по-мальчишески красиво.
Я от удивления даже рот раскрыла, а Марио почему-то нахмурился.
— Если я обнаружу у тебя признаки психологической травмы, — сказал док. — Положу в клинику.
— Вот еще! — воскликнула и осунулась на подушки.
Снова кашель и острая боль в горле.
— В общем так, возьму мазок из зева и завтра к вечеру привезу результат, — сказал доктор, обращаясь к Кавьяру. — И анализы неплохо бы…
— Делай все, что нужно, — отмахнулся тот и пошел к двери. — Кстати, Летти, вряд ли ты подхватила бы пневмонию. По-моему, тебе феноменально везет.
— Надеюсь, что нет, — оскалилась я, о чем тут же пожалела, потому что грек заинтересовался моим тоном и обернулся.
Сканирующий взгляд прошелся по моей персоне, и я поспешно отвернулась.
Боже, какая же дура. Ну вот кто за язык тянул? Сейчас Кавьяр все поймет по твоей бледной роже, и тогда, Летти, не рассчитывай на спасение.
Но мне действительно повезло. Снова.
Грек развернулся и вышел.
Доктор колдовал недолго. Взял этот треклятый мазок, отчего меня едва не вырвало, и кровь из пальца.
— Выздоравливай и не вставай. Постельный режим то, что тебе нужно. Отоспись. Я побеседую с Клио и вернусь. Тогда и введу антибиотик.
Марио встал, а я титаническим усилием воли заставила себя улыбнуться, но хмурое выражение лица дока оповестило о том, что он недоволен моим поведением.
Ну, естественно, раньше я спорила с доктором и постоянно огрызалась. Вполне понятно, почему его напряг мой оскал.
— Отдыхай, — кивнул Марио, подоткнув мне под бок одеяло — странный жест для чужого человека — и вышел из спальни.
Пришло время подумать. Тщательно, с пристрастием.
Готова ли я к смерти? Твою мать, конечно, нет. Вначале все казалось таким безнадежным, но теперь появился шанс на спасение. Вдруг раскопаю что-то важное и уничтожу Кавьяра? И что, если я откинусь, а на особняк налетит банда тех придурков, которые меня похитили, и пристрелят грека? Получится, моя жертва будет неоправданной.
О чем это я — жертва? Какая жертва? Кому я ее принесу? Если бы нужно было спасти близкого человека — это другое дело. А когда никого нет, кроме Ханны, само собой, то и слово это — «жертва» — смысл теряет.
В целом, я осознавала, что просто пытаюсь себя отговорить от глупого поступка. Никак до меня не доходило, что не увижу больше ничего и никого. Не понимала, что до жути страшно идти туда, где неизвестность. Тьма ли там? Свет? Огонь или бездна? Больно ли это? А быть может, настолько приятно, что на протяжении тысячелетий людей нарочно пугали смертью.
Неожиданно вспомнился один эпизод из моей собственной жизни, и этот момент стал решающим. Ведь я умирала уже. Знала, как это происходит. Только тогда помогли, откачали.
Анафилактический шок. Непереносимость одного лекарственного препарата. Мне его ввели в первый раз, но доза была маленькой, и все обошлось лишь головокружением и тяжестью в области сердца.
У меня тогда острый бронхит обнаружился, и пришлось усиленно лечиться — впереди были важные школьные экзамены, а я вот умудрилась простудиться в жару такую. На пять дней мне расписали инъекции. И вот на вторые сутки это и случилось.
Медсестра болтала со мной, все как обычно, а я внезапно начала «отъезжать». Буквально уплывала куда-то. Горло сильно сдавило, сердце так тяжело-тяжело стукнуло и все.
Как же мне было хорошо. Честное слово, умирать оказалось очень приятно. Если учесть, что это не автомобильная катастрофа, когда ноги-руки разбросаны по асфальту, а ты еще в сознании и чувствуешь эту охрененно невыносимую боль, то вполне можно и повосторгаться процессом умирания.
Так вот, мне как раз-таки понравилось. Ведь тогда не чувствовало мое тело абсолютно ничего. Просто парила я где-то в темноте. Да, в самом деле, ничего не было видно, но это другое — совсем не та тьма, которая приходит с наступлением ночи, и не та, что вызывается искусственно. То есть посади меня в маленькую комнату без окон и погаси свет — все равно той необыкновенной темноты не достичь. Она как будто живая была и нестрашная совсем. Создавалось впечатление, что я в космосе парю.
Но об этом думала потом, а в тот момент просто смотрела перед собой и испытывала всепоглощающую благодать, эйфорию. Как же, оказывается, приятно освободиться от оболочки. Однако прекратилось все внезапно. Очнулась и почувствовала адскую боль во всем теле.
Было так плохо, что даже не верилось. Жива ведь осталась. Тогда почему не радовалась?..
Вот в тот день все религиозные убеждения вмиг стали понятны. Мы живем, испытываем муки душевные и физические, а потом умираем и освобождаемся по-настоящему. Поэтому, по сути, наши тела — это оковы, а жизнь — сплошная боль…
— Ты готова? — голос Марио вырвал меня из размышлений.
Кивнула с легким сердцем, потому что знала — так будет лучше, и бояться мне нечего.
— Давай, док, — улыбнулась я, укладываясь поудобнее и протягивая руку для инъекции. — Пришло время подлечиться.
— Что-то раньше ты не особо стремилась к выздоровлению, — проворчал Марио, извлекая шприц из упаковки.
— Люди меняются. Я устала.
Доктор с задумчивым видом принялся натирать локтевой сгиб моей правой руки резко пахнущим ватным тампоном, и в такой ответственный для меня момент он выглядел как-то особенно мрачно.
