Бенджамин Саэнс - Я пел прошлой ночью для монстра
Я не чувствовал себя в безопасности.
Я опять потерялся.
Я сидел, качаясь из стороны в сторону и пытаясь дышать. Пытаясь расслабиться. Я вспоминал Сюзан, ее голос, как она называла меня храбрым мальчиком. Я вспомнил, что у меня есть номер мобильного Адама и чуть-чуть успокоился. Если что-то пойдет не так, я могу просто позвонить ему.
Все хорошо. Со мной все хорошо.
Я медленно дошел до выдачи багажа, ощущая, как бьется мое сердце. На нем было написано слово «страх», я знаю это. Дыши, Зак, дыши.
Взяв свои сумки, я огляделся, ища человека, который должен меня встречать. В воздухе раскачивалась табличка с именем ЗАКАРИЯ.
Я увидел лицо человека, державшего эту табличку, и мои ноги сами понесли меня к нему. Я бежал и бежал, но не убегал. Я бежал вперед. Бежал к нему. Протянув руки, я крепко обхватил его, прижимая к себе. У меня было самое счастливое сердце во всей божьей вселенной.
— Рафаэль! Рафаэль! Это правда ты? Это ты?
Ощущая обнимающие меня руки, я услышал его шепот:
— Да, Зак. Это я.
ВоспоминанияПервое, что я сделал, приехав в дом Рафаэля — позвонил Адаму. Не помню всех подробностей разговора. Помню только, как он спросил меня, действительно ли мне нравится мысль, что я буду жить с Рафаэлем. И что-то было в его голосе такое…
— Думаешь, это плохая идея? — спросил я.
— Не знаю, — ответил он. Это было честное «не знаю». Я растерялся.
Позже я спросил об этом Рафаэля.
— Послушай, Зак, — сказал он, — Адам не несет ответственности за то, что случится с нами после того, как мы оставили центр. Он должен «отпустить» нас. Он это знает. Думаю, он понимал, что так или иначе, но я тебя найду. И думаю, он так же понимает и то, что сам по себе, в одиночку, ты можешь не справиться. Адам высокоморальный человек. И он знает, что в жизни нет никаких гарантий. Он знает процент вероятности срыва и знает, что тот не в нашу пользу. Может быть, наша совместная жизнь не приведет ни к чему хорошему. Поживем — увидим.
Это было полгода назад.
У меня был выбор — жить в социальной гостинице или жить с Рафаэлем. Решение должен был принять я сам.
В нашем доме есть правила. Не много, но есть.
Я должен возвращаться домой до одиннадцати, и задерживаться мне можно только с разрешения Рафаэля.
Каждый убирает сам за собой.
Никто не пьет.
Никто не курит в доме.
На заднем дворе у меня своя собственная курительная яма. Временами куря там, я думаю о Шарки. Об Эмите. О Лиззи. Иногда веду с ними воображаемые разговоры. Это моя зависимость. Я еще не решил, относится ли она к здоровому или нездоровому поведению.
Рафаэль помогает мне ясно выражать свои мысли. В разговорах. В общении. Помогает выражать мои чувства. Порой и в шутку, и всерьез Рафаэль за завтраком смотрит на меня через стол и говорит:
— Разбор.
Мы оба смеемся, а затем я говорю что-то в этом духе:
— Я Зак. Я алкоголик. Никаких кошмаров. И я сделаю все, чтобы этот день был хорошим днем.
И Рафаэль, глядя на меня, отвечает:
— Я Рафаэль. Я алкоголик. Я влюблен в собственную трезвость.
Мы улыбаемся. Мы смеемся.
Мы много чего обсуждаем. Это еще одно правило: все обсуждать. Например, школу. Мы обсудили то, что я нахожусь в затруднительном положении. Обсудили план моего поступления в университет. После обсуждения Рафаэль задал мне один простой вопрос:
— Когда ты собираешься вернуться в школу?
— Как насчет сейчас?
Я должен был сам все устроить. Я же, как говорится, сам ответственен-за-свою-жизнь. И я все еще зациклен на получении отличных оценок. Не все меняется.
Университет. Ничего себе! У меня при мысли об этом захватывает дух. И мне хочется плакать. Наверное, во мне всегда будет много слез. Рафаэль хочет знать, почему я считаю это чем-то плохим. Однажды перед уходом в школу я нашел на кухонном столе записку Рафаэля. На ней было написано: Слезы для девчонок. И эта надпись была перечеркнута. Затем было написано: Слезы для мальчишек.
Университет. Кто знает, в какой я поступлю. Я составил список из двадцати пяти, куда решил подавать заявление. Рафаэль взглянул на меня с насмешливой улыбкой — такой улыбался Адам. Может, он ему прислал ее по беспроводной связи?
— Ладно, — сказал я. — Подам в десять.
Рафаэль ответил, что десять — звучит разумно.
Иногда, когда я гляжу на этот список, у меня появляется то давнее ощущение, которое означает: они тебя не захотят. После этого я веду воображаемые разговоры с мистером Гарсией, и он мне говорит: «Да им чертовски повезет, если ты поступишь к ним, Зак». Я лучше буду слушать мистера Гарсию.
В нашем доме полно книг и картин, и кухня, которая меня потрясает до сих пор. У Рафаэля есть все. Он настоящий фанат разных кухонных гаджетов. Он обожает готовить, и это здорово, потому что я очень люблю поесть.
Я люблю смотреть, как он готовит.
— Смотри и учись, — говорит он.
Я так и делаю.
Рафаэль ходит на встречи для людей с проблемами. Рисует. Я люблю его картины — они вызывают у меня желание чувствовать. Он пишет роман и работает над каким-то сценарием, который прислал ему его агент. Когда он получает подобный сценарий, то называет себя врачом, потому что сценарий приходит к нему с проблемами, а он их решает. Он превращает плохой сценарий в хороший. Иногда его имя даже не упоминается при этом, но Рафаэлю все равно.
— Мне платят за это, Зак. Мне не нужно видеть свое имя на экране.
Я тоже хожу на встречи. Есть такие для молодежи. Мне они нравятся. Но некоторые парни на них злы как черти. Думаю, у некоторых из них так ничего и не выйдет. Но мы все живем одним днем. Я вспоминаю, как Рафаэль сказал в нашей кабинке: «Если ты продержишься один день, то сможешь продержаться всю жизнь». Знаете, порой мне приходит мысль, что если бы в жизни этих парней были Адам, Рафаэль и мистер Гарсия, то они бы не были так злы. Так я думаю.
Рафаэль в эти дни очень спокоен и умиротворен. Он слушает джаз. Напевает мелодии, много смеется. Поет.
Я тоже. Тоже спокоен. Но не пою.
Мы с Рафаэлем оба до безумия любим кофе и кино. Серьезное кино.
В школе я всегда распознаю парней, увлекающихся наркотиками. Однажды мне очень захотелось подойти к группе таких ребят и… присоединиться к ним. Но я этого не сделал. Зачем искать неприятности?
Временами я думаю о своих старых друзьях и чувствую печаль. У меня есть в мобильном номера их телефонов, но я им никогда не звоню. Меня печалит то, что я должен их «отпустить», но я должен это сделать. В душе я всегда буду любить их. Это можно — любить их.
У меня есть несколько непьющих друзей. Признаюсь, с ними скучновато. Но не со всеми. Для меня все это пока в новинку.
Я все еще работаю над собой. И, наверное, буду работать всю свою жизнь. Да, наверное, это так.
Сегодня у меня потрясающий день.
Бывают тяжелые дни. Дни, когда мне ужасно хочется выпить бурбона, когда я еле сдерживаюсь, чтобы не побежать к магазину со спиртными напитками и найти там кого-нибудь, кто бы купил мне бутылку.
Я говорю со своим попечителем. Говорю с Рафаэлем. Рафаэль говорит, что Бог помогает ему оставаться трезвым. Может быть, Бог написал на его сердце «трезвость». Может быть, он написал это слово и на моем сердце тоже.
Но сегодня! Сегодня не тяжелый день. Начать хотя бы с того, какой чудесный сон мне приснился. Мягко падал снег. Я шел по лабиринту совершенно обнаженный, но мне не было холодно. Я чувствовал себя совершенным. Никогда еще во мне не было этого слова. Я ощущал в душе лето, хотя вокруг была зима. В моем сердце больше не было бумажных клочков — в нем были листья. Тысячи летних листьев. По пути к центру лабиринта снег сменился листопадом из зеленой листвы — прямо как в дневнике Рафаэля. Синева небес была чиста и потрясающе красива. Когда я дошел до центра лабиринта, то увидел там всех: Марка и Лиззи, Анни и Шейлу, Джоди и Мэгги, Рафаэля и Шарки, Эмита и Адама. Даже своих родителей и брата. Они все стояли там. И все были совершенными и цельными. Они больше не были сломленными. Они все походили на ангелов.
Я проснулся в слезах.
И это были не печальные слезы. Это были счастливые слезы.
Записав свой сон, я внимательно вгляделся в картину, которую рисовал. На ней я шел по дороге. Я держал в руке свое сердце, и дорога вела в небеса. Мне вспомнилось, как Адам сказал мне, что любой может подойти и стереть тот нарисованный мной карандашный рисунок. Но в этот раз никто не сможет стереть меня. Никто.
Я сегодня пораньше уйду из школы, сразу после ланча. За мной заедет Рафаэль, и мы поедем с ним в суд. Рафаэль собирается меня усыновить. Думаю, он решил это, когда я спросил его, могу ли звать его отцом. Мне всем сердцем хотелось иметь отца, а Рафаэлю всем сердцем хотелось иметь сына. Да, мне исполнилось девятнадцать, да, я знаю это. Но, наверное, в душе я все еще мальчишка. Раньше меня это пугало, я думал, что не должен ощущать себя так. Но я так себя ощущаю. И я принял это в себе.
