Федор Полканов - Рабочая гипотеза.
– Жукову? Временно? Та-ак… Через неделю она настолько будет завалена вашей работой, что обратно ее мне уже не получить. Но, впрочем, берите Жукову, у нее настолько выраженное тяготение к вашей тематике, что на другой работе толку от нее не будет. Елизавета Михайловна тут постаралась! Однако не подумайте, что я на нее в обиде. Готовить студентов, уже в университете нацеливая на определенную проблему, – в этом, право, есть немалый резон! А остальное все – от характера.
Шаровский был вторым, кто не поверил в Лизину невиновность, а Леонид – третьим. Ну и пожалуйста! Не верите – и не надо! Лиза вовсе не огорчена: она дорожит своей славой «штукмейстера».
На этот раз встретились в ресторане «Арагви». Цыплята-табака, пятнадцатилетний коньяк, Краев, с самого начала заявивший: «Сегодня я вас угощаю» – все настораживало. Бельский всегда знал: не из-за красивых глаз благоволит к нему Краев. Теперь, опасаясь расплаты, решил для себя: ни в какие ловушки не попадаться. Однако все оказалось таким милым, таким невинным!
Александр Иванович, преисполненный благожелательности, без всякого ресторанного форса, просто, по-домашнему, водрузился на стул, расстегнул пиджак, вытер платком пот со лба, с лысинки.
– Сегодня Краев на коне, молодой человек! В науке тропки круты, не легко, не просто вот так, как сегодня я, вскочить на вершинку. Вы читали мою статью в «Медицинской газете»? А отклики на нее? То-то же!..
В голубых глазах, как правило, прочесть что-либо трудно, у Краева же глаза такой беспросветнейшей голубизны, что на дне их ничегошеньки не усмотришь – только лихорадочный блеск невыспавшегося человека. Говорит о науке. Бельский, хоть и насторожен, не может про себя не отметить: это же, право, смешно, все эти «теории», направленные на ниспровержение такого-то и такого-то. «Закон Краева»! А уж апломб… Нет, к Краеву, как к ученому, Бельский не может относиться серьезно. Однако, подвыпив, Краев уже не раз приоткрывал Виталию завесу над огромной, неизведанной областью, где научные взгляды и люди науки сплетались в неожиданный малопонятный клубок, увлекательный, ну, скажем, как увлекательны ухищрения д'Артаньяна, добывающего для королевы алмазные подвески. В Краеве что-то есть – страстность, энергия, постоянная возбужденность – возможно, именно то, чего самому Вельскому не хватает.
– Юноша, а ведь я вынужден буду оказать вам еще одну, на этот раз очень серьезную, услугу. Самую сложную для меня, для вас же… Впрочем, зачем я рассказываю? Вы же, несомненно, читали статью Денисмана.
Нет, Бельскому статья Денисмана не попадалась.
– Хотя да! Я забыл: она опубликована в труднодоступном журнале, опять в Порт-оф-Спейне, где и этот публиковался, как его там?
– Фернандо Ферейро, – подсказывает Виталий, а Краев достает из портфеля рукопись.
– Михайлова знаете? Лиховский выкормыш, вечно халтурит в журналах, на баб, что ли, деньги нужны. Вот его перевод.
Бельский берет рукопись, смотрит. Михайлов явно не тот: не Степан, а Ю. Я., фамилия автора статьи не Денисман, а Девидсон, – Краеву ли помнить такие мелочи? Да и Бельскому не до переводчика с автором: статья уничтожающая. Фернандо Ферейро, благодетель Бельского, некогда так высоко поднявший его диссертацию, оказался фальсификатором: данные опытов подтасованы, выводы неверны, практические советы наносят вред. А среди прочих у Девидсона есть такая милая фраза: как могли русские, с их практической сметкою, допустить появление работы, подобной диссертации Бельского?
– Виталий, напрасно печалитесь! Я же вам сразу сказал: помогу. Краев друзей не подводит! Выпьем?
Бельский глотнул – не заметил, что и глотнул. Краев же, спокойный, самоуверенный, смаковал коньяк, поглядывая на Виталия.
Все течет, все меняется – сегодняшний Краев иной, чем прежде. Некогда это был козырной туз, «одним махом всех побивахом». Потом, в пятьдесят пятом, голова Виталия, приученная к беспощадному анализу фактов, отметила перемену: вместо «антимарксист» говорилось уже «антипавловец» – термином «антимарксист» оперировать стало сложнее. Сейчас Краев опять торжествует, вновь «антимарксистом» вовсю козыряет, однако до чего ж относительно его торжество! Шпага, загнавшая некогда в угол самого Лихова, ныне обнажена против Громова – против младшего научного сотрудника, да и то обнажена лишь в порядке самозащиты: дай Краев такому вот Громову однажды себя покритиковать – и возьмут в работу Александра Ивановича. Но Громову крышка! Тут уж Виталий уверен.
– В Киеве он пытался меня ошельмовать. Меня, Краева, а через меня и самого Павлова! Русского гения, признанного всем миром, гордость отечественной науки!.. Не совсем так, говорите? Ах, вы деталей не знаете. Ну, ну… Но позицию Громова знаете? Лихов и Шаровский – вот вся позиция Громова! Так и веет с этой позиции чуждым душком, Павловым там и не пахнет. А главное: исходя из этой позиции, ох, как желательно куснуть Краева! Ох, как желательно! Вы вдумайтесь: в Киеве он прицепился к экспериментальной работе, понашвырял мне в лицо дурацких своих интегралов! Не скрою, в высшей математике я не силен, но что касается марксистской диалектики… Юноша, эксперимент – дышло, куда повернешь, туда и вышло! Философия, важна философия!
Виталий немножко пьян, статья Девидсона его уже мало тревожит – статью Краев зажмет. И сейчас ему хочется спорить:
– Эксперимент – дышло? Александр Иванович, с этакой диалектикой не рекомендую вам выступать перед Громовым. Ох, и дал бы он вам по шапке за дышло!..
– Дал бы по шапке? Мне? Юноша, можно подумать, что вам самому Громов дорог и мил.
– О нет! Мне он тоже не раз досаждал. Откровенно скажу: тут замешана девушка…
– Девушка? Ну и ну!.. Ах вы, проказник!.. Вот видите? Но я не кончил. Поймите, я не преследую никаких целей. Просто всякий ученый – сеятель, так дайте же мне посеять в вашей талантливой голове выстраданную мною идею. Возьмем эту его гипотезу. Мой закон… Виталий, вы опять спорите? Утверждаете даже? Талантливая гипотеза, построенная на основе павловского учения? Ну, знаете ли!.. Нет, подождите, я вам докажу!
Коньяк кончился, разговор нет. Краев заказывает еще бутылку. Виталий все больше пьянеет, все яростней спорит, однако при этом не перестает понимать: низко же вы опустились, Александр Иванович, если для победы над Громовым понадобилась вам такая вот ресторанная покупка союзника! Низко, да и не купишь – разве что сам Бельский пойдет вам навстречу. А почему бы и нет? Заманчиво отплатить Громову!
– Александр Иванович, я готов даже помочь вам. Но продолжаю упорствовать: гипотеза интересная.
– Помочь? Очень мне нужна ваша помощь! Важен толчок был. Далее – снежный ком. Разросшийся материал, всеобщее осуждение! Дело мое правое! Сформулированный мною закон… Правда, желательно было бы весь этот материал собрать воедино. Сводная статья… Кстати, вы знаете, что такое сводная статья? Золотая вещь! Автор сводки может не разделять точку зрения тех, с чьих слов он пишет. Не поймите неверно! Не поймите неверно, я вовсе не прошу вас написать сводку. Нет вовсе! Зачем? Любой из прихлебателей, кормящихся возле журналов, напишет сводку, только шепни. Кому не хочется заработать? Что? Что? Вы лучше других сделаете? А я разве сомневаюсь? С вашей талантливостью… Но, повторяю, вам незачем впутываться! Ах, вы настаиваете… Право, не знаю… А впрочем…
Из ресторана Краев выволакивает Бельского с помощью швейцара. Запихивает его в такси, прикрепив предварительно к пуговице бумажку с домашним адресом Виталия. Шоферу сует тридцатку:
– Доставишь этот багаж в точности – сей неживой груз мне дорог. Учти: если что будет не так… Я записал твой номер!
Трое – Лиза, Зина, сам третий, даже если считать биохимика – четверо, – это еще не группа. Но события развиваются быстрыми темпами. Начинается с того, что младший научный сотрудник Дмитрий Семенович Мезин облучается нейтронами. В институте Мезин никому ничего не сказал, но физики с реактора позвонили по телефону – Грушин вызывает к себе Громова.
– Тебе разбираться, больше некому. В комиссию, кроме тебя, войдут: от дирекции Холодовский, от профкома Крутиков. Ты – председатель. С чего начнешь?
– Отвезу Мезина в поликлинику. Самодеятельность недопустима.
– Правильно. Кроме того, побывай на реакторе, уточни дозу. Она мала, пройдет бесследно, но уточнить надо.
Разговоры с врачами в поликлинике, с физиками на реакторе, с Мезиным и его руководителем, Титовым, – на все неделя ушла.
– Кто вернет мне, Дмитрий Семенович, потерянное из-за вас время? – С Мезиным Громов суров, хотя Мезина ему по-человечески жалко.
Облучение, как и полагал Грушин, пустячное, однако могло быть и не так. Физики только руками разводили, такую дремучесть проявил Мезин. Будто в жизни не имел дела с лучами! Сначала удивлялся и Леонид, потом разобрался, как только вник во взаимоотношения Титова с Мезиным.
