Галина Лифщиц - Хозяйка музея
И вот мне захотелось посмотреть на условия ее жизни. Понять почему. Откуда это – воровство, проституция, клевета? Изнасилованная уроженка Узбекистана, без работы. И наши доблестные органы, со всех ног бросающиеся ей на помощь. Вот я и попросила Гошу отвезти меня в Тверь. С Доменик оставались Риточка и Свен. А мы отправились – просто посмотреть, что за места такие дивные, укрывающие лжесвидетелей.
Поездка наша в Тверь была совсем не экскурсионной. Но с первого взгляда бросилось в глаза: города как бы и нет. Разъеден. Захапан. Обездушен. Следы прежней русской жизни: храмы, река… Но только следы. Как пепелище. Население производит впечатление сброда. Удобное место для любых криминальных элементов: географически близко к обеим столицам. Значит, вполне годится данный пункт как перевалочная база для наркотрафика, легализации любых преступников из любой части света. Такой отстойник.
Прежде чем ехать, мы в Интернете посмотрели, где эта улица, на которой Кононенко якобы жила. И тут же выскочил Заволжский ОВД. Первое, что прочитали: во время допроса из окна этого ОВД выбросился человек. Мы потом туда заехали адрес уточнить. Слышали бы вы, как с нами разговаривали! Видели бы вы лица служителей закона! Впрочем, лица – слово, не подходящее для обозначения этого безобразия. А мы всего-навсего адрес спросили. Что же там происходит с теми, кто в их лапы попал! Даже представить страшно.
Зашли в паспортный стол. Вот уж где я была поражена! Толпы мигрантов. Не меньше двух сотен. Все оформляют российское гражданство. Русской речи не слышно. То есть нас тут уже как бы и нет. Мы выглядели белыми воронами. А ведь если процент пришлых явно превышает процент коренного населения – это беда. И для устоев, для традиций, для всего абсолютно. Чужаки будут устанавливать свои законы, подминая под себя местное «национальное меньшинство».
Невооруженным глазом было понятно: произошла интервенция. Без боя сдан целый город. А это значит: за рамки правового поля выведено его население. Таким было первое ощущение. Кстати, не все местные отдают себе полный отчет о сути уже произошедшего. Люди просто выживают, стараясь не смотреть вокруг, иначе не останется сил. Мечтают при первой возможности убраться из города. И все.
Знающие люди сказали, что «элиты» в Твери за последние 10 лет менялись неоднократно, от «крутых воров» до Зеленкина. Причем, по информации старожилов, при ворах было лучше, так как понятия были. Сейчас законов нет. Продается буквально все, за небольшие деньги.
Очень сильное впечатление произвел на меня этот населенный пункт. Почему-то масштаб катастрофы показал именно он. Не Боровск, не Калуга, не Нижний Новгород…. Странно… Там как-то идет жизнь. Тут же в Твери – смрад. Хотя тоже… жизнь.
Отправились мы по адресу регистрации нашей «изнасилованной» жертвы. Дверь открыл восточный человек. Я спросила о Диане Кононенко. Он поначалу сказал, что такая здесь не живет, потом вспомнил: «А, да, да, есть такая». «А кто вы ей?» «Я? Отец», – отвечает. Все стало ясно. Притон. Сколько «дочерей» зарегистрировано в этой квартире, у держателей злачного места спрашивать смысла не было.
Кстати, в паспортном столе нам за небольшое воздаяние дали интересную справку: не числится Диана Кононенко по указанному адресу. Как же так? Я ведь своими глазами паспорт видела. У меня имеется ксерокопия. А человека нет. Потому что живет она по фальшивому паспорту. Скорее всего ей его в притоне и выдали, когда свое отработала. И сколько таких фальшивых паспортов по всей России? И кто за ними скрывается? И что интересно: человек, живущий по поддельному паспорту, пользуется полным доверием правоохранительных органов. И ничего не боится. Она абсолютно права, говоря: «За мной сейчас сила».
И коль скоро это и есть правда, то картина нашей жизни мрачна. Как вам кажется?
Маня, внимательно слушавшая рассказ Афанасии, откликнулась сразу:
– И так. И не так. Получается, нам остается только оплакивать? Но есть среди нас очень много тех, кто способен на большее, кто обладает внутренней силой. Например, вы, Афанасия Федоровна. Я много знаю таких. Есть слабость, лень, инертность. Но есть и сила духа. Мощная. Я убеждена: наш народ со всеми нашими достижениями в духовном плане никто не спасет, кроме нас самих.
Понимаете, надоело – все лежат, стонут, плачут. Но чтоб просто встать и сделать что-то. Хотя бы вникнуть в масштаб катастрофы. Вот юным нашим людям сразу было понятно в ситуации с Доменик: подстава. А нам, старшим, масштаб разложения надо было как-то в голову свою поместить. Осознать это все. Все же мы выросли и жили в другом. По другим законам и принципам. Смрада было много, но все как-то не превышало естественную норму. Или так мне казалось. И пора нам всем входить в колею эпохи. Действовать.
Даже Бог помогает гораздо активнее, когда видит, что сам человек начинает копошиться. У Одена есть замечательные строки, вот:
Was all the worst could wish: they lost their pride
And died as men before their bodies died[25].
Случилось самое худшее, что только можно
было пожелать: они потеряли свою гордость
И умерли прежде, чем умерли их тела[26].
Если с нами такое случится, или уже случилось, – все. Мы – мертвецы. Но ведь мертвецами стать успеем. Пока жизнь еще есть в нас, надо жить. И противостоять. Быть готовыми именно к этому. Иначе – никак.
Вот мы, отдельные частички народа, живем, каждый вроде бы сам по себе. И не только дома. Разбросаны по всему миру. И у каждого из нас в самых глубинах души и на поверхности тоже – своя Россия.
Каждый из нас, кто думает и чувствует на русском языке, кто несет в себе весь сплав «русскости» – и есть Россия. Когда мы ее ругаем, проклинаем, презираем, мы должны отдавать себе отчет хотя бы в том, что весь этот груз, весь этот ужас проклятий мы обращаем против самих себя.
И, может быть, проще на все взглянуть? Не мыслить глобально, крупномасштабно? От этих мыслей руки порой опускаются, совсем беспомощным себя чувствуешь, если все человечество в одиночку спасать собираешься.
Может быть, не фантазируя лишнего, не посыпая голову пеплом, стараться спрашивать с себя. Себя контролировать, заставлять жить достойно, без лжи и трусости? Беречь свою культуру, растить детей, чтобы они поднялись на ступеньку выше, чем мы. Не только и не столько в карьерном плане. Но – в широте кругозора, в любви и уважении к жизни, в отношении к самим себе и к миру вокруг.
– Твоя правда, Маша, – серьезно проговорил Алексей, – нам всем просыпаться пора. И жить без страха. Жизнь одна, мы много упустили, пока каждый себе старался что-то урвать. Но если скажем: все потеряно, так и будет. И тогда все. Кончимся мы.
– Именно так, – согласилась Маня. – А насчет того, почему так много вокруг нас отщепенцев вроде этой самой Дианы, у того же Одена в том же стихотворении есть гениальные строки. Кстати, Иосиф Бродский сказал, что эти строчки надо «высечь на вратах всех существующих государств и вообще на вратах всего нашего мира»[27]. Вот, послушайте:
Маленький оборванец от нечего делать один
Слонялся по пустырю, птица
Взлетела, спасаясь от его метко брошенного камня:
Что девушек насилуют, что двое могут прирезать
третьего,
Было аксиомой для него, никогда не слышавшего
О мире, где держат обещания.
Или кто-то может заплакать,
потому что плачет другой[28].
Если мы живем в мире, где обещаний не держат, где никто понятия не имеет о сочувствии, честности, что ждать? Кого осуждать или проклинать? Лучше помнить, что ответственность за нашу жизнь лежит на каждом из нас.
И давайте наконец радоваться! Сегодня ведь на нашей улице праздник. Сегодня – наша взяла.
Имеем право перевести дух.
Подходящие слова
Да, всем пережившим томительное ожидание суда, тревогу, страхи полагалось перевести дух и оглядеться вокруг.
Раннее лето, когда дни росли, а для ночи почти совсем не оставалось времени, миновало. Этого сделалось ужасно жаль. Конечно, будет другая весна, другое лето. Но этим июнем они не налюбовались досыта. Так долго ждали света зимой, а потом почти не заметили, не надышались, не нагулялись.
Алексей свозил всю компанию на то самое озеро, где всю ночь удил рыбу и ничего не выудил перед тем, как повстречать в лесу Лену. От вечерней водной глади шел свет, утешавший и обещавший еще много летних дней. Хотелось верить в счастье, которого на самом-то деле быть не может.
Ночевать вернулись в избу.
Утром все разъезжались. Свен-младший повез Афанасию и Доменик в музей. Картины из сейфа возвращались на прежнее место.
