Поль Моран - Парфэт де Салиньи. Левис и Ирэн. Живой Будда. Нежности кладь
Левис приподнял волосы Ирэн, тончайшие, как проводки в магнитофоне.
— Ты уйдешь, не дав мне даже времени на размышления? Мы же друзья.
— Нет, не друзья. У меня нет времени ждать, когда сложатся прочные возрастные привязанности. Не усложняй. Ты ведь не русский, чтобы уйти, пошатываясь и взволнованно восклицая: «Как все запутано!» Не отворачивайся от правды. Девизом человечества должен быть лозунг: «Такова правда. Спасайся кто может!» Исключение здесь составляют только греки. Кто мы, собственно, такие? Днем мы враги. Ночью? Ночью — тоже, но тут нам не приходится выбирать оружие. Можно ли продолжать так жить? Скоро это будет мукой. Нас ждут такие испытания! Ты очень образованный, нервный, колеблющийся; я вся во власти варварских импульсов и страстей…
Левис не отвечал. Этот ребенок был так близок его сердцу. Он обнял ее, скользнув ладонью под платье, лаская кожу спины.
— Ирэн, ведь ваше имя означает мир, так?
Ирэн уткнулась лицом ему в колени, обессилев, точно какой-нибудь греческий городок, попранный тираном.
XIIТак Левис понял, что при всей своей гордости Ирэн не может перед ним устоять. Он подумал: «Вот говорят, что в наши дни женщинам трудно найти мужчину; для любви-то они всегда его найдут, но им всегда будет не хватать мужчины, который бы сел рядом, обнял за плечи и спросил: „Отчего вы грустите?“»
Его поразило, что эта меланхолическая исповедь, эта первая попытка восстания точно совпала по времени — хотя она не могла об этом подозревать — с моментом, когда он от нее отдалился. Когда живешь бок о бок с человеком более утонченной натуры, чем ты об этом думаешь, многие его поступки кажутся необъяснимыми, подчиняясь особой оккультной логике.
Ирэн и Левис продолжали жить вместе, но непримиримые различия накапливались помимо их воли.
Ирэн плохо себя контролировала:
— Думаю, нам не удастся стать счастливыми.
Левис раздражался:
— Если бы я тоже все время говорил об этом, мы давно утратили бы наше счастье. Мы будем счастливы, мы должны быть счастливы.
Потом он брал ее руки в свои, утешая:
— Проявите терпение. Не растрачивайте ваш драгоценный нервный капитал. Без грусти жизни не бывает. Может быть, вы хотите кого-нибудь видеть? Вы согласны, чтобы я вывел вас в свет? Вокруг много нового. Появилось множество спектаклей — и забавных, и серьезных, вы пока отказывались их посещать. В массе своей люди скучны. Но каждый в отдельности — не всегда. Конечно, вы не «общительны», как сказали бы пожилые дамы, но они вам и не нужны. Почему бы, однако, не попробовать разные удовольствия?
Левис с удовлетворением, но не без злопамятства подумал о том, что ни на одну женщину он не тратил столько душевных сил. Раньше он оказывал знаки внимания, подсказанные умом, а вовсе не порывом сердца, как ему мнилось.
Они посещали старинные дома на левом берегу Сены и ухоженные дома на правом, бывали в особняках, театрах, на концертах. С балов они выходили в те утренние часы, когда по пустынным улицам бродят призраки истории Франции. В канун зимы Левис и Ирэн первый раз после женитьбы посетили высший свет.
Ирэн имела большой успех. В Париже было немало деловых женщин — знаменитых модельеров, удачливых актрис, мудрых консьержек, агентов по рекламе; все они трудились в поте лица, используя, как говорится, не свои, а чужие рецепты по варке варенья, торопились пустить в дело барыши, укрепить свое положение, бывать в гостях, общаться со знаменитостями, быстро обнаруживая при этом предел своих возможностей.
Ирэн очаровала всех своим изяществом, естественностью поведения, не отягощенного претензиями богатой финансистки, наивным и независимым складом ума. За ней ухаживали. Левис не ревновал. С ней жаждали познакомиться довольно влиятельные лица. Среди них — поверенный в делах посольства Италии, охотник до хорошеньких женщин; он, однако, быстро пожалел о своей попытке, так как Италия и Греция в этот момент находились в состоянии конфликта: Ирэн отвернулась от него.
Ирэн была равнодушна к своему успеху. Ей больше нравилось оставаться дома, принимая без всякого шума знакомых греков. Возвращаясь домой, Левис часто слышал в салоне приглушенную беседу, прерываемую скороговоркой: это собирался Благотворительный Греческий комитет. Он не понимал, о чем шла речь, школьные познания основ греческой лексики тут ему не помогали. На Олимпе словно крякали утки. Познакомившись с четырьмя-пятью посетительницами — среди них была и тетя Клитемнестра, — он заскучал: все они были очень смуглыми, очень богатыми, с подведенными бровями, с глазами, блестящими, как леденцы, на пальцах — неправдоподобно крупные изумруды и бриллианты, словно куча битого стекла.
Он уходил к себе в комнату, забрасывал ноги на стол и все думал, думал об Ирэн, пытаясь понять, как, не лишая ее ласки, все-таки одержать над ней верх.
XIII КОТИРОВКА ДНЯ Проценты Котировка предыдущего дня Обладатели ценностей Начальный курс Окончат. курс 70 1065 Банк «Апостолатос» 1080 1106 540 Франко-Африканская корпорация 535 510 XIVТри недели спустя после эмиссии сумма греческого займа была перекрыта в два раза — тут же, у окошечек банка «Апостолатос». Однажды вечером Ирэн и Левис решили нарушить одиночество и отпраздновать этот успех.
Начался праздник радостно. Ирэн была в платье из металлической нити, что усиливало ее жаркую восточную смуглость, подчеркивало игру серебра и черни, как на иконах.
«Она — само совершенство», — подумал Левис, зайдя за ней в спальню и любуясь ее гибким телом в обтягивающем, переливающемся, как змеиная чешуя, платье.
Они роскошно поужинали, поглядывая на танцующих, — покатые женские плечи, строгие смокинги. «Знать с улицы Мира, громкий смех, избыток косметики — как не похоже все это, — думала Ирэн, — на ночной Триест, где всего два кинотеатра да офицеры в форме, чинно прогуливающиеся перед кафе Венето». Весь вечер они переходили из одного кабаре в другое, от улицы Комартен до Монмартра. Там Левису встретились друзья.
Пока какой-то танцор, освещенный лучом прожектора, уносил под крики «браво!» свою партнершу, закинув ее, как козочку, на плечи. Ирэн познакомили с красивой, уверенной в себе женщиной, пожалуй, увядшей, но с ярким, как цветок герани, ртом и лживыми глазами: та рассыпалась перед Ирэн в любезностях.
Улучив минуту, Ирэн спросила у Левиса, как ее зовут.
— Да это Элси Маниак.
Левис часто рассказывал о ней, и Ирэн, еще не зная ее, уже возненавидела.
— Мне неприятно думать, что она существует, — однажды сказала Ирэн.
Как обманчивы бывают представления о людях, которых не знаешь! Элси Маниак показалась Ирэн очаровательной. Они прониклись друг к другу симпатией, танцевали и пили вместе.
Около часа ночи втроем они вышли на площадь Пигаль. На воздухе им стало как-то не по себе. Припаркованные машины заснули. Световые вывески впали в летаргию.
— Как не хочется домой! — сказал Левис.
— Может быть, зайдем ко мне на рюмочку, по-дружески? — предложила мадам Маниак.
— Ты согласна?
Ирэн подчинилась, отдавшись чужой воле. Она чувствовала, что ею вертят как хотят. От Левиса невозможно было отбиться. И у нее не было сил противиться насильственному потоку, который нес ее к какой-то развязке.
На дикой скорости машина бесшумно мчалась в холодном тумане вдоль Сены. Странный темный дом — экзотические неприятные безделушки, фигурки Будды, куклы, ароматические светильники, разноцветное стекло бутылок. В полумраке плыли перед глазами Ирэн книжные переплеты и шкуры пантер с глазами огромными, как бабочки.
Она пошатнулась, теряя сознание.
Левис и Элси Маниак смеялись. Они усадили Ирэн между собою на диван среди беспорядочно брошенных, расшитых золотом подушек, которые холодили кожу.
— Спасибо, мне просто стало нехорошо, нет никакой необходимости меня раздевать.
XV«Неужели другим никогда не приходится обманывать тех, кого они любят?» — думал Левис, пытаясь разобраться в смятении своих чувств, идя в одиночестве по набережной. Вечер был черным, как кофейная гуща, но по нему нельзя было угадать будущее.
Он ушел из дома рано утром, когда Ирэн еще спала, а вернулся поздно ночью, немного взволнованный, но довольный. Ему нравилась в Ирэн ее чистота, так нравилась, что он не мог ее больше переносить. И впрямь она защищала Ирэн от всего — от подозрений, от опасностей; позволяла ей оставаться самой собой; никогда не делая усилий, чтобы услужить ему, понять его, Ирэн и спала-то в кольчуге этой чистоты…
