Андрей Остальский - КонтрЭволюция
— Самка сомалийского беркута может годами преследовать человека, разорившего ее гнездо, — сказала Наталья вслух.
Опер будто поперхнулся, посмотрел на Наталью недобрым глазом, но ничего не сказал. Петрович тоже глядел с недоумением.
«Ой, действительно, зачем это я? Надо быть сдержаннее! А то я этак не добавлю себе шансов на доброжелательность милиции».
— Что же это получается, гражданка Шонина, — заговорил наконец милиционер, — какая-то машина с человеком, в котором вы, как вам кажется, узнали своего преследователя, чуть было не совершила на вас наезд… Но ведь чуть было — не считается. Нет такого состава в УК. Можно, конечно, было бы привлечь водителя за неосторожное вождение, оштрафовать рублей на 50… Что там есть еще? Можно, наверно, было бы злостное хулиганство предъявить. Если бы можно было его доказать.
— Это не хулиганство, это покушение на убийство! — вскричала Наталья.
— Ну, вы и скажете тоже… Убийство! Для такого серьезного обвинения солидные доказательства необходимы… Мотивы и прочее… Какие, к примеру, у этого человека могут быть мотивы, если он вас даже знать не знает? Как вы считаете? Из-за того, что вы с покупательницей ваших картин не сторговались? Кто же в такое поверит?
— Я не знаю… но факт остается фактом: водитель «Победы» пытался меня сбить, и сбил бы, если бы не присутствующий здесь Эдуард Петрович… который спас мне жизнь. Если бы не он, вы бы сейчас, возможно, убийство расследовали…
— Если бы да кабы, да во рту росли грибы… Что нам расследовать, если вы даже номер не запомнили… А свидетели происшествия? Как это так получается, что никто ничего не видел?
— Вы что хотите сказать, что я все выдумала? — рассердилась Наталья.
— Ничего я не хочу сказать… Но по закону необходимы свидетели. И если их нет…
— А разве Эдуарда Петровича недостаточно?
— Ну, он все-таки как бы заинтересованное лицо… нам хотя бы одного незнакомого с вами человека иметь… если бы вот этого товарища железнодорожника найти…
— Он такой же железнодорожник, как я балерина…
— Это лишь ваши предположения… теоретически можно было бы на вокзале сделать объявление…
— Это будет дело вполне бесполезное, — не выдержала Наталья.
— Напрасно вы торопитесь с выводами.
— С тем же успехом можно искать ветра в поле… Нет никакого железнодорожника, это все маскарад был.
Опер начинал на нее сердиться.
— Мы, между прочим, гражданка Шонина, можем вас, если что, и привлечь… за введение органов внутренних дел в заблуждение. Потому как эта ваша история про переодевания, слежку и эстонскую женщину не пройдет… Никто вам не поверит.
— Почему никто? Я, например, верю! — вступил в разговор Петрович. — Наташа и в школе никогда не врала, всегда правду-матку резала, даже себе в ущерб. Всем была в этом качестве известна. Конечно, она может, как и все мы, иногда добросовестно ошибаться, но это совсем другое дело…
— Добросовестно, не добросовестно, а история — мухам на смех.
— Не мухам, а курам, — не удержалась Наталья.
Но опер не слышал: он, сузив глаза, неотрывно следил за крылатым насекомым, заходившим на очередной круг.
«А-а, бесполезно! — думала Наталья. — Только время теряем…»
Когда они с Петровичем вышли из отделения, тот сказал:
— Зря ты, Наташа, про самку беркута.
Наташа пожала плечами.
— А-а… все равно с самого начала было ясно, что они ничего делать не будут.
Довольно долго шли они по улице Ленина, шли и молчали, погруженные в тревожные размышления.
— А знаешь, почему ты номер не запомнила? — сказал Петрович, когда они вышли на Театральную.
— Наверно, в состоянии шока была…
— Шок шоком, а номера вообще не было видно. По-моему, он глиной был залеплен. Но не весь. Халтурно залепляли — у нас же везде халтурщики… Кусочек глины, похоже, отвалился. И две циферки я разглядел… Две семерки… Зайду-ка я к племяннику, вдруг он что-нибудь сможет выяснить по своим каналам.
Как только Наталья вышла на Урицкого, она снова ощутила смутную тревогу. Несколько раз оборачивалась, но ничего и никого подозрительного видно не было. Нет, на этот раз никакой слежки… Откуда же тогда тревога? Наверно, решила она, это просто накопилось… остаточные явления после пережитого шока… Или просто улица эта теперь вызывает немедленную ассоциацию с бедой. Почему-то очень не хотелось идти домой. «Надо бы навестить тетушку», — постановила она. Но тетки не оказалось дома. «Ничего себе, жертва криза. Только что с кровати встать не могла, а теперь шлендрает на ночь глядя», — ворчала Наталья себе под нос. С горя решила отправиться к подруге. Та не очень-то рада была ее видеть. Михаил опять загулял, и Ирка обзванивала его дружков, пытаясь выяснить местонахождение мужа. Разговор не клеился, рассказывать Ирке о происшествии почему-то не хотелось. Другие же темы как-то совсем не привлекали.
Наталья уже собиралась домой, когда зазвонил телефон — Петрович догадался разыскать ее у подруги.
— Серая «Победа» с соответствующим номером, 77–35, числится в угоне! — радостно сообщил он.
— А где именно ее угнали? Здесь у нас, в Рязани, или где-то еще?
— Ты правильный вопрос задаешь, Наташа… В Эстонии ее угнали, в городе Тарту.
Так она и знала! Просто уверена была! Но все равно в груди неприятно екнуло. Все сходится…
— Надо срочно сообщить в милицию! Это же подтверждает наши показания, разве нет?
Петрович несколько секунд молчал. Потом сказал грустно:
— Ох, Наташенька… сообщить-то я сообщу… Но, боюсь, это не произведет на них особого впечатления… Ты же видела сама: никакого энтузиазма наше дело у них не вызывает… А когда нет желания, никакие новые данные ничему не помогут…
— Ах, да, я забыла… им не до нас, им надо мух ловить…
— Вместе с сомалийскими беркутами…
Петрович впервые за последние сутки рассмеялся. Засмеялась и Наташа, как-то вдруг стало легче. А черт с ними со всеми, с машинами, эстонцами, думала она. Бог не выдаст, свинья не съест…
Но домой все равно идти не хотелось. Тем более что на улице стемнело. И в темноте, казалось, таилась угроза… Но делать нечего — пришлось плестись домой. Ноги просто не шли. Но Наталья их заставила. Не стала ждать лифта, поднялась пешком. Перед дверью пережила новый приступ паники: ей показалось, что ключ как-то по-новому, слишком легко ходит в замке. «Ничего нет хуже мнительности», — ругала она себя.
И все же в темную квартиру входила с опаской, долго не могла нащупать выключатель. Когда вспыхнул свет, ожидала увидеть что-то ужасное, сама не знала, что. Но все было совершенно как обычно — нормальный творческий беспорядок.
Комната была наполовину забита холстами, кистями и всем таким прочим, из-за чего вид у нее был совсем нежилой. А ведь и без того невелика квартирка. Со всеми художническими атрибутами в ней и вовсе повернуться негде было. «Один плюс: спрятаться тоже негде», — подумала Наталья.
Она вошла, повесила пальто на вешалку, входную дверь тщательно заперла изнутри. Навесила цепочку. «Негде, негде спрятаться», — бормотала Наталья, заглядывая под тахту, в шкаф, за штору. «Вот разве что в ванную». Посмеиваясь над собой, распахнула дверь.
На краю ванной совершенно неподвижно сидела эстонка и невозмутимо смотрела прямо в глаза Наталье. Та хотела закричать. Но не смогла. В легких не было воздуха.
5
Эстонка включила воду и что-то сказала негромко. Наталья смотрела на нее и видела, что у той шевелятся губы. Слышала она и какие-то звуки, странно отстающие от движения, как в скверно дублированном фильме. Но ничего не понимала. Наверно, из-за шока. И шум воды мешал.
У нее кружилась голова, приходилось держаться за стенку. Все-таки нашла силы сказать полушепотом:
— Что, что вы говорите? Я ничего не понимаю!
— Я сказала: меня зовут Татьяна, — отвечала незваная гостья чуть громче.
Движения губ соединились со звуком, и Наталья стала понимать произносимые слова. И это придало сил.
— Мне совершенно все равно, как вас зовут, — сказала она слегка дрожавшим голосом. — Что вы здесь делаете? Как вы сюда попали? Вы не имеете права здесь находиться! Убирайтесь вон из моей квартиры!
— Тише, тише, Наталья Андреевна, не повышайте голоса! И волноваться не надо. Садитесь, давайте все обсудим. Может быть, договоримся.
И Татьяна сделала повелительный жест. «Надо бежать! Надо кричать караул!» — думала Наталья. Но вместо этого покорно уселась — на унитаз. Потому что больше сесть было некуда. Спросила:
— Куда делся ваш акцент? Зачем вы притворялись кем-то, кем не являетесь?
— Это в целях конспирации…
— Какой еще, к дьяволу, конспирации! Чего вы от меня хотите?
— Хочу купить у вас кое-что…
