Павел Вадимов - Лупетта
— Что, Маша, не нравится? И мне тоже не нравится. Привкус какой-то фальшивый, да? Как будто ненастоящий. Ага. И мне так кажется. Впрочем, дело может быть не только в качестве кофе... Дело в том, что химия влияет на вкусовые рецепторы. Тебе теперь многое будет казаться ненастоящим.
***В детстве меня преследовал глупый ночной кошмар. Будто мне дарят какую-то странную зверушку, то ли псинку, то ли котейку, во сне было не разглядеть. Радости полные штанишки: наконец-то появился верный товарищ для игр заместо братика или сестрички, которых родители мне так и не подарили. Живет моя зверушка почему-то в платяном шкафу, на нижней полке для белья. Чушь, конечно, но во сне ведь и не такое бывает.
Вы даже не можете себе представить, как нам весело вместе! В кого мы только не играем: в сурового пограничника и его отважного Мухтара, в веселую Лэсси и ее юного хозяина, в Белого Бима Черное Ухо, спасенного из рельсового плена, и даже — и даже в беспомощного слепого и его преданного поводыря, который всегда найдет дорогу домой.
Родители не могут оторвать меня от мохнатого друга и уже всерьез подумывают о том, чтобы ввести принудительное расписание наших встреч. Но я и слышать не хочу ни о каком графике, желая проводить с любимой зверушкой все свободное время, прерываясь только на сон.
Не знаю почему, но мы с ней практически не бываем на свежем воздухе, ограничив пространство для игр квартирой. Я словно боюсь вывести свою любимицу на люди, опасаясь, что кто-то украдет ее у меня. А может, проблема куда заковыристей? Я уверен, что второй такой зверушки на целом свете не сыскать. Но если ее увидят другие... Страшно подумать, что тогда начнется! Фотографы, журналисты, ученые со всех концов света сбегутся поглазеть на моего маленького друга. Станут трогать, гладить, щупать, мять беззащитное существо, того и гляди замучают! Нет, нам такой радости не надо, а погулять всегда можно и на балконе. Когда никто не видит.
А потом... потом безумный режиссер моих снов вворачивает острый поворот сюжета, чтобы зритель не зевал. Как водится, на самой веселой ноте. Из- за какой-то очередной детской хвори, сваливающей меня в беспамятстве с градусником, я забываю покормить свою зверушку. И не день и не два, а по меньшей мере неделю. По злой воле продюсера кошмаров ухаживающие за мной родители и не пытаются рассеять мой непростительный склероз. И вот наступает страшное утро прозрения. Я отчетливо помню, как, пораженный электрическим разрядом вспоминания, пулей слетаю с промокшей от пота кровати и рывком открываю дверцу шкафа, надеясь, что еще не все потеряно. И если в этот момент не просыпаюсь, то всегда бужу родителей отчаянно-истошным криком.
Вплоть до средних классов школы этот бред, с небольшими вариациями, возвращался в мои сны с навязчивостью навозной мухи. Лишь в последние годы учебы я стал его потихоньку забывать.
И вот сейчас я подумал... А что если любовь и есть та самая зверушка из детского кошмара, живущая в шкафу моих чувств? Остается только дождаться какой-нибудь заковыристой хвори, колючей и плюгавой болячки, готовой подарить мне долгожданное беспамятство. Недели, конечно, будет мало. Нужен по меньшей мере год, чтобы, ненароком вспомнив, выдвинуть потемневший ящик шкафа и с содроганием обнаружить на его дне сморщенную черную тушку. Похожую на упавшую в лужу варежку.
***Мой мир перестал быть настоящим задолго до химиотерапии. Все стало расползаться еще когда я ездил за результатом первой биопсии в онкологический диспансер на Березовой аллее.
Дурных предчувствий не было. Врач уверял, что исключает «нехороший диагноз» и берет анализ «просто для очистки совести». Но сказать, что я был спокоен, нельзя. Да что скрывать, я был взвинчен не на шутку, протискиваясь на свободное сиденье в салоне нещадно забрызгавшей меня при торможении «газели». Хорошо еще места хватило. Привычное сонное царство утренней маршрутки было под завязку набито пассажирами. Дама бальзаковского возраста напротив, таранившая меня на каждом красном светофоре, сладко посапывала, то и дело сглатывая слюну. Ее убойно накрашенная соседка безуспешно боролась со сном с помощью карманного издания Коэльо. Еще одна ранняя пташка, сидевшая у окна в образе всклокоченного студента, заразительно зевала, демонстрируя окружающим результаты отрицательного воздействия курения на здоровые зубы. И только шофер, как заправский байдарочник, бойко лавировал между летящими скалами фур.
Всех разбудил пронзительный свист. Точнее, сначала водитель резко вывернул руль и ударил по тормозам и только затем профессионально присвистнул. По-видимому, все произошло прямо на его глазах, но перед нами открылся лишь финал трагедии. Ничего особенного, обычное дорожное происшествие, каких случается с десяток на дню. Ну дура бабка, ну сунулась на дорогу вне зоны перехода, ну сбило, ну насмерть, эка невидаль. Жаль, конечно, но сразу видно, что помочь уже ничем нельзя. Хорошо хоть не мучилась. Я окинул взглядом безрадостную мизансцену и снова погрузился в себя. Но реакция соседей резко вернула меня к действительности. Резко — это еще слабо сказано.
Понятно, что они проснулись. Понятно, что печальное происшествие разбудило их любопытство. Но что это было за любопытство! Бальзаковская дама, еще недавно сопевшая в объятиях Морфея, чуть не расплющила нос о стекло, словно стараясь запомнить каждую деталь увиденного. Напудренное лицо ее соседки стало похоже на морду голодного шакала, почуявшего падаль. Чтобы улучшить обзор, она привстала с сиденья, насколько позволила маршрутка, и — я видел! — жадно раздувала ноздри, напрочь забыв о своей белой книжечке, упавшей в коричневую жижу под сиденьем. А студент лихорадочно полез в карман за мобильным и тут же затараторил, захлебываясь от восторга: «Прикинь, я, похоже, опоздаю на пару, тут такая пробка, старуху на две полосы размазало, прикинь, кровищи до дури!»
Вспоминая сейчас эту историю, я не вижу в ней ничего экстраординарного. Все мы наверняка наблюдали подобные сцены не раз и не два. Смерть — это всегда очень интересно, не правда ли? Особенно когда это смерть другого. Такую смерть интересно видеть, такую смерть интересно слышать, о такой смерти интересно читать.
Возможно, в свое время я и сам бы походил на одного из стервятников, хищно вылупившихся на разбрызганные по асфальту мозги. Но тогда, тогда мне стало страшно не по себе. Хотелось выпрыгнуть из маршрутки и припустить со всех ног. Не важно куда, лишь бы подальше от этих глаз. Наверное, всему виной был мой невроз. Или просто в этот момент я впервые почувствовал себя тем, другим?
***Болит спина. Особенно когда чихаешь. В позвоночник так отдает, что хоть на стенку лезь. Раньше я как- то не страдал от чиха, когда простужался. Чего тут страдать-то? Чихаешь себе и чихай на здоровье. Главное, всегда иметь платок под рукой. А теперь боюсь... Смешно сказать: боюсь чихать! Как только начинает в носу свербеть, я сразу взмаливаюсь маленькому сопливому божку всех чихов: ну пожалуйста, ну прошу тебя, маленький, что тебе стоит, может на этот раз обойдемся, а? Бывает же такое, сначала кажется, что вот-вот, с секунды на секунду, уже все, морщишься, щуришься, ощериваешься. Но вдруг — раз! — и отпустило. Фальстарт. Ложная тревога. Словно и не было ничего. Но он вредный. Вредный маленький божок предательски дует в ноздрю, и чих отстреливает дежурную пулеметную ленту в спине по полной программе.
Я чихаю вторые сутки напролет, включая тот день, когда я так глупо шмякнулся спиной об лед, но довез, благополучно довез весь тираж до офиса «Симатты», секретарша встретила меня гортанным «конничива», совсем ояпонилась, даже глазки как- то сузились, стала похожа на покойного советского телеобозревателя Цветова, который по мере пребывания в Стране восходящего солнца мутировал в стопроцентного, нет, к сожалению, господин Искандеров в данный момент отсутствует, он на встрече с губернатором, будьте здоровы, готовится официальный визит, мне тоже придется общаться, видите, усиленно штудирую грамматику, что, простите, да вы не волнуйтесь, он мне передал, что вы должны приехать, позвольте взглянуть, чудесно, просто чудесно, какая красота, великолепный вышел альманах, ведь правда, будьте здоровы, еще раз будьте здоровы, да вы, я вижу, простужены, может, чаю, у нас есть настоящий гье-куро, в связи с выходом альманаха могу даже угостить усу-тя, это что-то особенное, поверьте мне на слово, вы, кстати, знаете, у них там нет черного чая, я сперва даже не поверила, один зеленый, представляете, но когда распробовала, ничего другого уже пить не могу, зеленый чай очень полезный, и при простуде, кстати, помогает, господин Искандеров большой знаток японского чая, он говорит, что важно не то, как приготовлен чай, а то, как его пьешь, а вот этот вообще удивительный, сен-ча, он конечно, не такой элитный, но зато самый оригинальный, с ароматом рыбы, легким, еле заметным, я даже сначала подумала, что мне померещилось, а потом оказалось, так и надо, нет, вы только представьте, чай и вдруг с ароматом рыбы, ну где вас еще таким угостят, попробуйте, не стесняйтесь, у меня как раз заварен, а я пока журнальчики пересчитаю, ну как, я же говорила, правда, ой, как вы неудачно чихнули, сильно обрызгались, вот возьмите салфетки, что, простите, ах деньги, да-да, мне оставили, сейчас только досчитаю журнальчики, да, все отлично, минуточку, вот здесь надо расписаться, спасибо, или, как надо говорить, амигато, нет, э-э-э, вспомнила, аригато, будьте здоровы, надо же, как вы расчихались, надо беречь себя, да, и с наступающим вас!
