Евгений Чижов - Темное прошлое человека будущего
А ночами бессмысленные " если бы " снова атаковали меня отовсюду. Бессонничая, я вел нескончаемые мысленные разговоры с
Ириной и Некричем, оправдываясь перед каждым из них в гибели другого. Они обвиняли меня с двух сторон, устраивали мне перекрестный допрос, длящийся из ночи в ночь. Как мог, я обелял себя, юлил, передергивал факты, искал смягчающие обстоятельства.
Перед Некричем я пытался свалить все на Ирину, перед ней доказывал, что во всем виноват он. Это он приучил меня к недоверию и убедил не принимать всерьез ее предупреждение на автоответчике. Но сам-то он, сам… Как могло это случиться с ним, в чье чутье будущего и необыкновенное везение я уже готов был вслед за Ириной поверить?! И чего стоит теперь эта вера?
Или, может быть, Некрич бессознательно стремился именно к такому концу, поняв, что он все равно никогда не сможет жить с Ириной, и решив, раз так, вместе с ней умереть? Решив, конечно, тоже бессознательно, поскольку представить себе Некрича, осознанно стремящегося к гибели, было невозможно. Да и какой смысл по отношению к нему вообще может иметь это деление мотивов на сознательные и бессознательные, если он был, в сущности, по уши погружен в свое подсознание, никогда из него не поднимался и только пускал пузыри на поверхность действительности – пустые, бесшумно (иногда с грохотом) лопающиеся пузыри своих поступков и жестов?! Но если Некрич на самом деле, не отдавая себе в этот отчета, стремился к общей с Ириной гибели, то, значит, предыдущие ситуации – бегство от Коли и Толи, подмена паспорта в
Останкине и, возможно, даже та детская история с притворным самоубийством, – ситуации, когда Некрич, как мне казалось, передразнивал свою смерть, были на самом деле вольными или невольными ее репетициями! Ночь напролет ворочаясь с боку на бок, я перебирал в памяти одни и те же события, и мысли мелькали намного быстрее, чем я мог оценить их, проносясь в голове с такой скоростью, что мне начинало казаться, будто я не лежу на кровати, а стремительно лечу в темноте с плотно закрытыми глазами и стиснутыми зубами. Пытаясь прекратить думать и наконец уснуть, я начинал считать, потом прислушиваться к заглушенному мыслями тиканью часов. Вместе с ним становилась слышна тишина в комнате. Ход часов был неравномерным, их мелкий шаг то приближался, делаясь чуть громче, то удалялся, стихая, становился то быстрее, то медленнее, как шаг заключенного в одиночной камере бессонницы, меряющего ее из конца в конец, чтобы не сойти с ума.
Я не мог больше думать об Ирине и Некриче по отдельности – только одновременно об обоих, общая смерть спаяла их между собой, и, даже когда я вспоминал Ирину в своей постели, Некрич в той или иной степени всегда присутствовал рядом. Все, что он говорил о ней, приросло теперь к ней так же намертво, как то, что она говорила о нем. Когда я постепенно погружался к утру в полусон, они становились еще ближе и Некрич выглядывал из-за
Ирининого плеча, стоило мне к ней приблизиться, а она появлялась у него из-за спины. Если они сливались окончательно в одно существо, о котором уже нельзя было сказать, Некрич оно или
Ирина, потому что оно было ими обоими, это значило, что я все-таки уснул. Во сне я был со всех сторон виновен перед этим прекрасным существом и мне нечем было больше оправдаться, все смягчающие обстоятельства, которые мне удавалось выдумать наяву, не стоили там ни гроша. Раздавленный своей виной и сознанием непоправимости происшедшего, я просыпался в слезах, с удивлением ощупывая мокрую кожу лица, раздраженную и непривычно мягкую.
Проходя в один из этих дней мимо другого полуразрушенного и обугленного здания – Белого дома – по направлению к
"Краснопресненской ", я увидел на стене стадиона, где висели снимки павших в октябрьских событиях, знакомое лицо. Некрич в усах и бородке смотрел на меня со своей увеличенной паспортной фотографии. Внизу был текст:
"Некрич Андрей Борисович, 1960 -1993. Сын известного конструктора боевых самолетов Некрича Б. А. (1902- 1965), внесшего своей деятельностью неоценимый вклад в победу советского народа над немецко-фашистскими захватчиками в Великой
Отечественной войне, Некрич А. Б. всю жизнь хранил память об отце и оставался верен его заветам. Усилиями Некрича А. Б. его квартира была превращена в мемориальный музей отца, где посетители могли почувствовать атмосферу героических лет, прикоснуться к вещам, окружавшим Некрича Б. А. при жизни.
Неприятие новых порядков в России Некрич А. Б. выразил отказом от любых форм сотрудничества с правящим страной антинародным режимом. Он принимал участие в работе многих патриотических организаций и в октябрьские дни не мог оставаться в стороне от происходящего. Некрич А. Б. был в первых рядах бойцов, пытавшихся прорваться в останкинский телецентр, чтобы оповестить людей о предательской сущности проамериканского режима Ельцина Б . Н. Пал смертью храбрых. Память о нем не угаснет в сердцах ".
На земле под фотографией лежали уже заметно подвядшие цветы.
Вокруг толпился возбужденно спорящий народ, в основном люди пожилые. Две девушки, попавшие сюда явно случайно, задержались у снимка Некрича.
– Молодой, всего тридцать три года, – подсчитала одна.
– Симпатичный, – сказала другая.- Жалко… И зачем он туда полез?
– А затем, – возбужденно ответил ей старик с худой, красной, в седом пуху шеей, тянущейся из отложного воротничка рубашки, которая могла бы украсить коллекцию Гурия, если б она еще существовала, – чтобы ваши дети не росли рабами американских империалистов!
Девушки пожали плечами, переглянулись и пошли восвояси. Я купил у метро лиловых астр и, вернувшись, положил их на место увядших.
Пусть так, пускай он подменил себе даже смерть, пусть оставленный им в памяти след на самом деле ложный, но все-таки это след. Некрич уже превратился, как предвидел в свое время
Гурий, в легенду, пока только в узком кругу, однако судьба легенд гораздо менее предсказуема, чем человеческая, а главное, она бесконечна, и, если нынешняя оппозиция когда-нибудь все-таки возьмет власть, скорее всего ему поставят памятник.
Я увидел Некрича, изваянного из мрамора, десятиметровой по крайней мере высоты, с каменными скулами, пронзительным взглядом вдаль из-под каменных век, сжимающего монолитным кулачищем автомат, возвышаясь перед телецентром посреди площади имени
Некрича (бывшей улицы Королева) в окружении симметрично расположенных клумб с лиловыми астрами.
"Болезнь Некрича " с исчезновением ее распространителя у меня не прошла, а только обострилась. Дни мои стали еще беспорядочнее, а незаполненность их еще ненасытнее. Я существовал в пустоте, оставшейся после гибели Ирины и Некрича, разряженной почти до вакуума. От постоянной бессонницы я воспринимал окружающее так, точно со зрения содрали кожу. В своих четырех стенах было еще куда ни шло, но стоило выйти из дому, как мир уличных вещей начинал двигаться на меня лавиной, невыносимо избыточный, оглушающий, словно только что созданный и продолжающий каждую секунду возникать заново. Я чувствовал себя так, будто из меня выдернули позвоночник, превратив в студенисто-дрожащий столб.
Я предпринял несколько попыток найти фильм, на котором мы познакомились с Некричем, чтобы увидеть ту актрису, похожую, по его словам, на Ирину. В конце концов мне это удалось, но смотреть его я не смог. Сходство показалось мне настолько полным, что при первой же похабной сцене, едва она начала раздеваться, я понял, что сейчас заплачу, и, пока этого не произошло, как можно скорее выбрался из зала. На выходе я еще раз оглянулся и застал ее одну в кадре, уже обнаженную по грудь.
Камера наезжала, поясной план переходил в крупный, ее лицо вырастало, заполняя трехметровый экран, приближаясь ко мне, надвигаясь на меня. Губы – те самые губы, я помнил их наизусть!
– улыбались, а глаза – Иринины глаза – оставались серьезными, как бы спрашивая поверх и помимо неуверенной улыбки: "Вы опять надо мной шутите? " Она всегда была самой серьезной из всех нас.
В этот момент в кадр вторглась волосатая рука одного из ублюдочных персонажей фильма, к которому на самом деле был обращен вопрос ее глаз, потрепала ее по щеке, и гнусавый голос произнес: " Снимай штанишки, крошка, и поторапливайся…"
Прочь, прочь отсюда, скорее на улицу, под черный дождь и мокрый свет слепящих фар… Этой ночью я не смог уснуть даже к утру.
Видя в кафе или в транспорте людей, увлеченно разговаривающих друг с другом, я не понимал теперь, о чем они могут между собой так долго говорить. О чем вообще говорить, если все так бесповоротно и страшно ясно?! Но когда я как-то спросил у первого встречного, как пройти, и он принялся объяснять мне долго, сочувственно и подробно, меня внезапно переполнила настолько горячая к нему благодарность, что я не запомнил ни слова из сказанного и вынужден был через несколько шагов переспрашивать еще раз.
