Стив Тольц - Части целого
Снова Терри.
Вот так, в толпе голодных до знаменитостей придурков, я наткнулся на Дейва. На нем был пиджак, но без галстука, волосы аккуратно зачесаны назад. Он поистине очистился — готовился к новой жизни. Явно нашел Бога, который сделал его не таким жестоким, но оставил таким же невыносимым. Я не мог от него отцепиться. Дейв с одержимой настойчивостью повторял:
— Ты любишь книги, Мартин. Всегда любил. А вот эту читал? Это хорошая книга. Я бы сказал, Очень Хорошая Книга! — Он поднес Библию так близко к моему лицу, что я остался в неведении, то ли он предлагает ее прочитать, то ли съесть.
— Сегодня утром я видел твоего брата, — сообщил он. — За этим сюда и вернулся. Я вверг его в соблазн и должен теперь спасти. — Библейские разговоры выводили меня из себя, поэтому я сменил тему и спросил его о Бруно. — Плохие новости, — грустно ответил Дейв. — Его застрелили во время поножовщины. Мартин, а как твои родные? Откровенно говоря, повидаться с Терри — только половина моей миссии. Я хочу попросить прощения у твоих родителей.
Я яростно его отговаривал, но он был непоколебим. Сказал: такова воля Божья, и я не нашел что возразить, хотя мог бы, конечно, заметить — мне Бог ничего подобного не повелевал. Религиозные придурки! Мало того что они верят в Бога, так еще и копаются в его огромном мозгу. Считают — вера дает им доступ ко всем реестрам блистательных намерений Всевышнего.
Дейв так и не явился в наш дом. Он встретил отца у почты и не успел извлечь из кармана Библию, как тот схватил его за горло. Дейв не сопротивлялся, решив: такова воля Божья — быть ему задушенным на ступенях почтового отделения. А когда отец швырнул его на землю и пнул ногой в морду, счел: Господь передумал.
Видишь ли, отец составил некий список, и Дейв в нем значился. Во время драки список выпал у него из кармана. Я подобрал его. В списке было шесть имен.
Люди, сломавшие жизнь моему сыну
(в произвольном порядке)
1. Гарри Уэст
2. Бруно
3. Дэйв
4. Изобретатель ящика для предложений
5. Судья Филипп Кругер
6. Мартин Дин
Учитывая, что отец всю жизнь не стеснялся осуждать любой мой жест и взгляд, я не удивился, что и мое имя оказалось в списке, и мне еще повезло: он не догадывался, что я фигурировал в нем дважды.
После драки отец скрылся в темноте, бормоча угрозы.
— Я из тебя душу выну! — крикнул он никому конкретно, просто в ночь.
Подгребли полицейские, и, как всегда, вид у них был, какой имеют мусорщики после гулянки на улице, но как только к Дэйву вернулось дыхание, он завопил:
— Я не собираюсь выдвигать обвинение! Не преследуйте его! Вы препятствуете исполнению воли Божьей!
Я поморщился, желая, ради самого же Дейва, чтобы Господь не услышал его ахинеи. Сомневался, что Бог больше любит подхалимов, чем всех остальных.
Сказать по правде, этот эпизод не позволил мне умереть от скуки. С тех пор как с «Учебником преступления» было покончено и проект был надежно похоронен, Кэролайн уехала, Терри посадили за решетку, а Гарри умер, городу нечего было мне предложить. Все, кого я любил, оказались вне досягаемости, и я не знал, чем занять себя. Короче, у меня не было ни одной идеи.
И уехать я тоже не мог. Хотя уже не выдерживал сосуществования с живым трупом, но ничего не мог поделать с моей опрометчивой клятвой не оставлять мать ни при каких обстоятельствах. Пока она так некрасиво увядала, это казалось совершенно невозможным.
Я никак не мог улучшить ее состояние или облегчить физические страдания, но понимал: мое присутствие в доме помогало ей сохранить относительное спокойствие духа. Джаспер, способен ли ты понять, что это за ноша — осчастливливать одним лишь своим присутствием? Наверное, не способен. Моя мать всегда была во власти любви к сыновьям. Стоило в комнате появиться Терри или мне, у нее сразу начинали светиться глаза. Какое это было для нас бремя! Мы чувствовали себя обязанными входить в эту самую комнату или чувствовали вину за то, что заставили ее грустить. Невероятная обуза! Разумеется, когда человек настолько нуждается в тебе, что жизнь в нем поддерживает сам факт твоего существования, это неплохо для твоей самооценки. Но представь, что значит наблюдать, как увядает этот близкий? Тело матери высохло и не могло поддерживать в ней жизнь. По мере приближения смерти умирала ее потребность во мне. Но не спокойно. Отнюдь. Течение ее жизни породило две вещи: меня и Терри. Но Терри не только давным-давно выскользнул меж ее пальцев, он все больше удалялся из сферы досягаемости. Оставался я. Из двух ее мальчиков, про которых она говорила, что хотела бы пришпилить их булавками к собственной коже, чтобы они никуда не делись, теперь только я придавал смысл ее существованию. И я не собирался ее покидать, как бы ни претила мне мысль, что в этом насквозь пропыленном доме я занимаюсь исключительно тем, что жду ее смерти.
К тому же я остался без денег и не мог никуда сбежать. Все осложнило доставленное курьером письмо. Оно пришло от Стэнли.
Дорогой Мартин!
Ну и ну! Вот это шумиха!
Книгу изъяли из типографии, из магазинов, из обращения. Власти, будь они неладны, преследуют меня. Ты вне подозрения, но это ненадолго. Я бы на твоем месте мало-мало струхнул. Уезжай за границу, Мартин. Я послушал этих шутов — они не успокоятся, придут и за тобой. Советовал же я тебе: не ставь свою фамилию на эту несчастную книгу. А теперь тебе предъявят обвинение, что ты содействовал скрывающемуся от правосудия известному преступнику и исправлял его синтаксис. Но у тебя осталось немного времени — ровно на один вдох. Полицейские не знают самого главного о нашей публикации. Они ищут способ разбить аргумент защиты, что все осуществлялось по почте. И как тебе понравится такое: они слышать не хотя то Гарри. Каждый раздают мне зуботычину, когда я упоминаю его имя. Не хотят верить, что не Терри написал книгу. Думаю, считают, что так дело будет выглядеть выигрышнее. Немудрено, что мир перевернулся. Разве можно ожидать, что люди поведут себя пристойно, если каждый только и смотрит, как бы отпихнуть ближнего и самому выдвинуться на передний план? Да никогда!
Послушай меня, Мартин, — мотай из страны! За тобой явятся с кучей липовых обвинений.
Отдаю тебе всю выручку первоначальных продаж. Только не подумай, что я такой великодушный. Дело в том, что мне нет смысла держать эти деньги — все равно все отберут по суду. Я знаю, сколько сил ты вложил в это дело. И как много книга для тебя значит. И еще я хочу тебя отблагодарить за лучшее в жизни развлечение. Нам все-таки кое-что удалось. Подняли шум. И я впервые почувствовал, что участвую в чем-то значительном. Спасибо тебе за это.
Прилагаю чек на пятнадцать тысяч долларов. Получи деньги и драпай из страны. Иначе тебя арестуют — и ждать осталось недолго.
С наилучшими пожеланиями,
СтэнлиЯ тряс светло-коричневый конверт до тех пор, пока из него что-то не выпало. Это был чек на 15 тысяч долларов. Не бог весть какая сумма, но по меркам человека, привыкшего докуривать бычки, не такая уж маленькая.
Вот так получилось, что я собрался в дорогу. Черт с ней, с моей нерушимой клятвой — я решил ее нарушить. Мне казалось: матери не будет никакого проку, если меня засадят гнить в тюрьму рядом с ее младшим, уже гниющим, сыном. Тюрьма была местом для Терри. Я бы не пережил и первого похода в душ.
Я так ни разу и не собрался навестить брата с тех пор, как его упекли за решетку. Это может показаться странным — сколько я носился с ним и беспокоился о нем, но, сказать по правде, мне до смерти осточертело все, что было связано с Терри Дином. Меня угнетало всеобщее им восхищение. И больше я ничем не мог ему помочь. Мне требовалась передышка. Но вот я получил от него письмо и, помню, подумал: впервые вижу его почерк.
«Дорогой Марти!
Что за вздор с этой книгой? Все только об этом и говорят. Если есть минутка, просвети. Не хочу, чтобы меня запомнили как писателя. Хочу, чтобы меня запомнили как виджиланте, который освободил спорт от коррупции. А не накропал какую-то идиотскую книжицу.
Тюрьма — тоска зеленая, но отсюда виден наш дом. Начальник ко мне неплохо относится, поскольку я числюсь у него знаменитостью. Третьего дня одолжил мне бинокль, и догадайся, что я узрел? Отец тоже таращится на меня в бинокль! С ума сойти!
А ты линяй ко всем чертям из нашего города и найди какое-нибудь применение своей жизни. Иди в политику. В этом сумасшедшем доме ты один с мозгами.
Любящий тебя Терри. P.S. Как-нибудь загляни, повидаемся».Я тотчас же начал собирать вещи. Откопал старый коричневый чемодан, побросал в него одежду и стал обводить глазами комнату в поисках чего-то памятного, но оставил это занятие, едва вспомнил: задача памятного активизировать память. Ну уж нет! У меня не было ни малейшего желания всюду таскать за собой собственные воспоминания. Слишком они были тяжелыми.
