Наталья Никишина - Женское счастье (сборник)
Спорить Саша не умел. Простое слово «нет» застревало у него в гортани, словно рыбья кость. Ягняткин кашлял, краснел, но так и не мог вымолвить волшебное слово, которому иные дети научены с пеленок. И теперь ему необходимо было что-то сделать со своей неудавшейся жизнью — совершить поступок или хотя бы напиться…
Ягняткин купил бутылку пива и сел на скамеечку под кустиком, чтобы накачать организм этим крепчайшим алкоголем.
И тут раздался страшный грохот и рев. Возле скамеечки остановился инопланетного вида агрегат. Мотоцикл. Но какой! Настоящий «харлей». И, перекинув через чудище невероятно длинную ногу, с него сошла Она. Маня Волкова.
На нее стоило поглядеть. В джинсах и высоких ботинках с заклепками. В кожаной безрукавке, которая держалась на одной пуговице в ложбинке роскошной груди. Звенящая цепями, сияющая потным загорелым телом, сверкающая желтыми глазами, ослепительно улыбающаяся ярко-алым ртом во все хищные зубы…
Выхватив у бедного Ягняткина бутылочку, она одним глотком проглотила содержимое и, длинно сплюнув, рыкнула:
— Шо, чувак, прокатить?
Ягняткин встал на дрожащие ножки и вежливо проблеял:
— Огромное спасибо за ваше любезное приглашение, но я не люблю этот вид транспорта…
— Ты шо, чувак, стремаешься? Не боись! Я тебя тихонечко… Тетя хорошая, тетя не сделает больно.
Ягняткин, завороженно глядя в ее наглые глаза, попытался отвертеться.
— Вы поймите, милая девушка, не все люди могут вот так, как вы, решительно, с напором… Есть натуры, которым все это противопоказано. Зачем я вам нужен? Я человек других ценностей, иного миросозерцания, так сказать…
Но Мане Волковой было решительно нечем заняться. День назад она рассталась с очередным бойфрендом и теперь тосковала без развлечений.
— Не-е, чувак, этот номер не пройдет. Угостил девушку пивом? Теперь, как честный человек, обязан проводить.
Ягняткин затрепетал. С одной стороны, ему ужасно понравилась красивая девушка, а с другой, он страшно трусил. Ведь ему так редко доводилось общаться с женщинами.
Волкова же подступала все решительнее.
— Давай знакомиться. Я — Маня Волкова, а ты?
Саша представился, шаркнув ножкой. Маня решила, что дело сделано, и потянула его к мотоциклу.
— Сейчас мы рванем на одну дискотечку. Полный кайф. А потом поедем купаться. Есть одна речушка в окрестностях — никого вокруг и вода чистая…
Ягняткин, влекомый мощной дланью, попытался затормозить неуклонное движение.
— Манечка, к сожалению, у меня много работы. Программу нужно отладить.
Но этим сообщением он только раззадорил Волкову.
— Так ты в компьютерах сечешь? Ну ты, Санек, просто клад. Мне как раз мое барахло наладить надо. Так что еще ко мне в гости заглянем!
Она прикрутила к себе крепким кожаным ремнем хилое тельце Ягняткина, и ровный рев «харлея» заглушил его сбивчивые увещевания…
Вот вы уже решили, что Волкова, утолив свой сенсорный голод, выбросила изжеванного Ягняткина за ненадобностью? Ничего подобного. Они и по сию пору катаются по английским холмам.
Уже на следующий день после знакомства с Маней Ягняткин явился на службу со странно горящими глазами. Он подошел к столу шефа и протянул заявление на отпуск. Шеф лениво отодвинул бумагу и пробормотал что-то привычно невежливое. И тут Ягняткин стукнул по столу кулачком и прорычал.
— Пацан, что за базар? Может, выйдем, поговорим?
Изумленному шефу показалось, что сквозь овечью физиономию сотрудника проступает отчетливый волчий оскал…
Через пять минут Саша выбежал из здания, размахивая подписанным заявлением. И все сотрудники фирмы, прильнувшие к окнам, увидели, как скрылся за углом чудовищный мотоцикл с мощной всадницей и прильнувшим к ее плечу Ягняткиным.
Вербное воскресенье
Есть истории, похожие на те стеклышки, что мы собирали в детстве. Неприметный осколок валяется под ногами, а потом, промытый в холодной воде покрасневшей детской рукой, вдруг засияет драгоценным светом. И мир, когда глядишь на него сквозь этот свет, становится ближе душе.
Пьянчужка Верочка шла через двор, всем лицом и фигурой демонстрируя чрезвычайную деловитость. Такое показушное поведение свойственно, как правило, плохим актерам, бесхозным собакам и тихим пьяницам. Она как бы в раздумье постояла у деревянного стола, врытого возле старого тополя. Столик был ей знаком чуть ли не с детсадовских времен. Делал его покойный уже сосед дядя Вася. Когда-то Верочка играла на этом столе в куклы с дяди Васиной Валей. Теперь Валя жила в Москве.
Верочка вскинула голову и щелкнула пальцами, будто вспомнив что-то важное. Потом медленно обошла весь двор, потрогала висящее с вечера собственное белье и застыла под прицелом нескольких окон, выходящих во двор. Нельзя сказать, чтобы в это весеннее субботнее утро Верочка бродила по двору совсем без цели. Она искала трояк, а точнее, два рубля, потому что один у нее был. Времена настали суровые и просто вмазать на халяву с кем-нибудь, как бывало раньше, не получалось. После напряженного раздумья Вера направилась к дому тетки Дарьи. Тетка Дарья была ее последней надеждой. Она еще по старой памяти, с тех времен, когда Верочка работала табельщицей и была почти интеллигенцией, давала ей в долг до получки. Правда, Дарьюшка пользовалась своей добротой на всю катушку: Верка белила у нее потолки, полола картошку, даже стирала иногда.
Тетка Дарья сидела перед телевизором и смотрела с утра пораньше какую-то уголовщину. Ее толстомордый сынок, зашедший в гости, восседал за столом. Верочка чинно поздоровалась и встала у притолоки.
— Ты садись, Вер. Миша, налей Вере чаю! — не отрываясь от происходящей на экране резни, скучно сказала тетка Дарья.
Вера деликатно глотнула спитого чаю без сахара. Потом вопрошающе глянула на Мишку, с которым была весьма близко знакома. Тот кивнул на мамашу и выразительно провел красной ладонью по горлу. Вера поняла, что в семействе состоялся конфликт и два рубля ей не светят. Но все же попыталась неубедительно что-то выцыганить.
— Нет. И не проси. Нет и нет. Ты, Верочка, знаешь, я живу на свои, на кровные. А некоторые рады до чужого добра, пропить, прогулять!
Верочка, выслушав отповедь, поднялась и, уже выходя, услышала:
— Миш, а кто это — рэкетиры? Дружинники, что ль?
— Дружинники, мать, они самые, — заржал Михаил.
Верочка вышла на улицу, в пасмурный неяркий свет, и поняла, что дело плохо. Сердце прямо заходилось тоской, и надо было найти хоть кого-нибудь. Верочка машинально побрела к «деревянному». Конечно, она знала, что кучка местных алкашей у магазина уже не собирается. Среди сильно пьющих, как и среди остальной, меньшей, части народонаселения, произошло резкое расслоение. Одни продали квартиры и, пропив денежки, сгинули куда-то, а другие, не трезвея, сделались нехорошо зажиточны. Они носили теперь дорогую одежду с чужого плеча и пили у себя дома. Пока Верочка жила с Вовкой, он тоже как-то все устраивал. Приводил старых корешей, те приносили с собой всякие импортные закуски.
Правда, Верочка их побаивалась и сидела во время этих пьянок молча, хотя обычно во хмелю была весела и бедова и любила спеть что-нибудь из репертуара Пугачевой. Вовка же, когда напивался, орал на Веру: «Я тебя, как ту Муму!», что говорило о его образованности. Но никогда руки не распускал и даже дарил к случаю какой-нибудь пустяк вроде помады. Два месяца назад ее сожитель и собутыльник неожиданно исчез. Верочка пошла его искать через милицию. Но ментов она боялась еще больше, чем Вовкиных корешей, и, постояв на площади перед райотделом, побрела обратно, так и не войдя в страшное здание. Вовки никто не хватился, и Вера уже привыкла думать, что ничего плохого с ним не случилось, а просто он уехал к своей мамаше в деревню. Молоденький участковый, который иногда заходил к Вере для воспитательной беседы, сказал, что теперь без дурного влияния она возьмется за ум. Участковый звал ее Вера Ивановна и краснел ушами. Верочка тоже краснела. От стыда.
Весна в этот год стояла поздняя, и, хотя апрельское тепло уже шло откуда-то с огородов и палисадников, зелень на деревьях еще не появилась и в воздухе чувствовался привкус снега. Верочкины резиновые сапожки совсем не грели, но зато были хорошенькие, белые, а издали даже было непонятно, что не кожаные. Вещей хороших у Веры почти не осталось. Свои она давно загнала за бесценок и носила все мамино, что еще сохранилось в шкафу. Собранные мамой отрезы давно уже перекочевали в гардероб к тетке Дарье. К ней же отправились четыре пуховые подушки и справное, стеганное голубым шелком одеяло.
Хотя все наряды были давно проданы, а новых Верочка, конечно, не покупала, ходила она чисто. Колготы штопала, белье кипятила до белизны. Волосы с вечера завивала на бигуди, губы подкрашивала. Вообще-то, Верочка не чувствовала, что она алкоголичка. Просто ей казалось, что у нее полоса неприятностей, связанных с внезапной гибелью родителей, и что ужас, открывшийся ей пять лет назад и с тех пор вяло и неотступно присутствующий поблизости, вскоре рассеется. И тогда она оклемается, отдышится, и все у нее пойдет правильным порядком. А пока ей надо выпить маленько, чтобы душа не разрывалась.
