До свидания, Сима - Буркин Станислав Юльевич
— Почему мне не дают связаться с родителями и даже с адвокатом? — поинтересовался я у любезного москвича.
— Зачем вам адвокат, если против вас пока еще не выдвинуто никакого обвинения?
— На каком основании в таком случае меня арестовали?
— Считайте, что вас похитили, — усмехнулся интеллигент, сидя на краю стола. — Ну а если серьезно, то на том основании, что вы сотрудничаете с иностранной разведкой.
— Ложь, — спокойно, но твердо отрезал я.
— А вот и не ложь, — инфантильно заупрямился тип. — И признаться в этом в ваших же интересах. Скоро поймете почему. Кстати, вам что-нибудь говорит имя Джек Грац?
— Впервые слышу.
— Отлично. А Кеннет Блюм?
— Не слыхал.
— А Пол Маккартни?
— Где-то слышал. «Битлз», кажется?
Он улыбнулся.
— Ну конечно, — сказал он, расхаживая по кабинету и прилизывая ладонью волосы с боков на лысину. — Ну что ж. Теперь давайте я вас с ними со всеми познакомлю. Джек Грац, австриец по происхождению, 1967 года рождения. Его настоящее имя Михаэль Берн. Штатный сотрудник английской разведки с девяносто пятого года. С конца девяностых занимается сбором стратегической информации о ядерных объектах России. Кеннет Блюм, — такой толстенький мальчик на побегушках, — инструктаж по стрельбе, по фотографии, специалист по дистанционным средствам наблюдения. Его настоящее имя Джон Маккарти, почти что однофамилец известного музыканта. Я могу назвать еще десяток людей, занимающихся вашим делом, но боюсь, вы можете их не знать.
— Я и об этих впервые слышу, — заметил я. — Если вы меня незаконно удерживаете, я имею полное право на то, чтобы освободиться силой.
— Вы утратили все свои права, вступив в деловые отношения с иностранной разведкой, — заметил добряк и упер подбородок в галстук, так что у него на шее появились выпуклые складочки. — Впрочем, я бы не хотел портить наши с вами отношения, открывая перед вами только неприятные реалии вашего положения, поэтому, форсируя все шероховатости, сразу перехожу к деловому предложению. Дело в том, что, не желая того, вы открыли перед нами весьма и весьма привлекательные возможности. Коротко говоря, мы хотим предложить вам сотрудничество, так сказать, взирая на ваш юный возраст, дать вам возможность полностью искупить вашу оплошность и продолжить нормальную жизнь достойного гражданина своей родины.
— Я предпочитаю жить за границей.
— Вот и чудесно. И нам это нисколечко не помешает. Итак, вы согласны с нами сотрудничать? Одиннадцати тысяч фунтов стерлингов мы вам, конечно, не предлагаем, но от позорной участи спасем.
— У меня есть выбор?
— Выбор есть всегда.
— В чем заключается суть этого сотрудничества? — немного подумав, спросил я.
— Для начала вы должны будете закончить выполнение своих обязательств перед другой стороной.
— Каких именно? — спросил я, напряженно соображая, есть ли возможность реально использовать этот шанс для спасения.
— Вы сделаете все необходимые фотографии и отошлете их Грацу, после чего получите от него свои фунты, а от нас кое-какое поручение.
— После выполнения этого поручения я смогу считать себя свободным человеком?
— Вы же едете в свободные края, — удивился он. — Как мы можем помешать вам быть свободным на той стороне? Итак, вы даете свое первоначальное согласие?
— Что я должен буду делать? — спросил я.
— Это все детали, — отмахнулся москвич. — Прежде всего нам с вами нужно позаботиться о том, чтобы вас отсюда вытащить. Если вы дадите свое предварительное согласие, то вы можете быть свободны, — он великодушно указал на улицу.
— Я согласен, — более не раздумывая, ответил я.
— В таком случае, — солнечно заулыбался Анатолий Вадимович, — вы можете быть свободны.
Я встал, и он проводил меня на улицу.
— Позаботьтесь выполнить свои прежние обязательства в срок, — наставительно сказал он мне, махая рукой.
Выйдя в город, словно на свободу после пятилетнего заключения, я побежал на троллейбус, чтобы немедленно ехать домой.
Всю дорогу я думал, как объяснить дома свою пропажу, но на месте оказалось, что меня никто особо-то не искал. Решили, что я просто забыл предупредить, что переночую у друга.
В ящике было новое сообщение, в котором Джек (если это был Джек) менял тон разговора и в ультимативной форме заявлял, что если я в течение восемнадцати часов не выполню задание, они будут вынуждены разорвать со мной все договоренности и применить санкции.
Сначала я дернулся, чтобы сделать снимки, но потом меня озарила смутная мысль: а что, если они специально выпустили меня доделать дело, чтобы взять с поличным? Ведь на этот раз камера со снимками будет у меня в руках. За поимку настоящего шпиона их наверняка всех бы повысили, а без камеры их достижение не выглядело бы таким убедительным. Тем более с чего бы это они мне разрешили передавать западной разведке стратегическую информацию. Они ведь и сами вряд ли имеют на это право.
Ночь была глухой и пустынной. Сквозь бледно-серую пелену туч просачивались желто-масляными пятнами три звезды, а по улицам томленым чадом стлался морозный туман, и дома вдоль улиц казались мертвыми мастодонтами. Я без спросу взял старую папину «Волгу» и добрался до северского берега Томи к четырем часам утра и около часа искал лодку, под которой спрятал лыжи и камеру. Когда я сугробами устремился с аппаратом к мосту, небо над другим берегом было уже почти белое, горизонт светился узкой фиолетовой полосой, но потом свет бледнел, серел и растворялся в сумеречной зимней гуще ночного неба с тремя тусклыми звенящими в морозном воздухе звездами. Под этими безразлично мерцающими точками я остановился, остановился и мост надо мной, и мы с ним услышали, как где-то вдали громыхает поезд, отзываясь в бездонном небе. Северный полурассвет был морозный и безветренный.
Первое, что пришло мне в голову, когда я оказался под гнетущей конструкцией, это то, что я дурак и что нужно было выйти под мост с муляжом. Вдруг меня еще раз арестуют. Но было уже поздно, и я стал делать одну за другой фотографии в ночном режиме, как меня научил Кеннет в Бристоле.
Сделав около полусотни снимков, я вскарабкался по насыпи к шоссе, осилив крутой заснеженный подъем, и пошел по пешеходной части моста, время от времени заглядывая в пропасть за перилами. Я шел очень долго. Поднялся ветер, он замораживал слипающиеся глаза и резал и колол щеки как кинжалами. Минут через десять меня напугала «Газель», медленно проехавшая по бледному обледенелому асфальту. Наконец я увидел лестницу, обнесенную скелетом из полукруглых металлических реек. Интересно, зачем делают эти ребристые туннели вокруг лестниц? Наверное, чтобы человек сильнее переломался в момент падения.
Сделав пару фотографий со стороны, я посмотрел на лестницу сверху. На входе лаз был опутанный паутиной из ржавой колючей проволоки. Я сфотографировал преграду, закинул аппарат в рюкзак, надел вязаные перчатки и, как Роберт Джордан, полез через перила под мост. Голова у меня закружилась, и я озадаченно подумал о том, распластаюсь ли я на снегу или пробью лед, падая с такой высоты.
— Что ж мне дома не сиделось-то? — раздраженно проворчалось само собой, и я встал на неверную пружинистую паутину ногами. «Придется ее облазить», — подумал я, решив, что приходить сюда еще раз с кусачками я никак не хочу.
Мне трудно сказать, на какой я был высоте, двадцать, тридцать метров или пятьдесят, но здесь за перилами я живо ощутил, что пропасть смертельная, невзирая на подушку снега поверх невидимого льда. Чтобы немного успокоиться, я насвистывал:
Лучше лежать на дне
В синей прохладной мгле,
Чем мучиться на суровой,
На этой проклятой земле.
Будет шуметь вода,
Будут лететь года,
И в белом тумане скроются
Черные города…
«Интересно, а ведь за мной наверняка следят, — думалось мне. — Может, покричать им, чтобы принесли кусачки».
Железные дуги были острые и холодные даже через перчатки. Я медленно-медленно минуты три облазил проволоку, пока не схватился за шершавый прут ступеньки. Он тоже мне показался слишком тонким, и от него ломило пальцы. Я начал спускаться и вскоре оказался на узком решетчатом мостике, ведущем в стальную преисподнюю под мост. Монтажный мостик потрескивал и чуть подрагивал от моих шагов, но я чувствовал себя на нем довольно надежно. Привычно стянул неприятно скрипнувшую на зубах шерстяную перчатку с правой руки и продолжил фотографировать.
