Олег Рой - Улыбка черного кота
Иван Петрович улыбался в окладистую бороду, глаза его поблескивали из-под очков, как прежде, голос звучал молодо и весело. И Антон обрадовался: ну конечно, он просто ошибся, ему показалось по телефону, что профессор слаб и болен… Конечно, болезнь его дает о себе знать, но все-таки она, наверное, не так страшна, как ему думалось. Живут же люди с диабетом, и довольно долго — годами, десятилетиями…
Хозяин поставил чайник, Антон начал вынимать овощи, фрукты и особые сладости с ксилитом, купленные специально для Ивана Петровича. Ему доставляло удовольствие разнообразить его скудный рацион чем-то новеньким, полезным и, главное, разрешенным при строгой диете старика.
Все вместе они сели за стол, обменялись новостями и шутками. Дети быстро покончили с ужином и убежали в комнату к Насте: она недавно освоила новую компьютерную игру и торопилась скорей приобщить к ней младшего друга. Вообще, судя по общению с Костиком, у нее открылся просто потрясающий педагогический дар, который, как уверял Антон, грех было бы зарыть в землю, оставляя неиспользованным.
Когда мужчины остались одни, Иван Петрович внезапно сделался серьезным и строгим, с него точно разом слетела вся шутливость.
— Я хочу сказать вам, Антон, нечто важное, — он до сих пор, несколько старомодно и мило, был со своим давним учеником на «вы», и это только прибавляло ему элегантности в глазах Антона. — Пожалуйста, отнеситесь к нашему разговору внимательно, ладно? Я так давно готовился к нему…
Антон шутливо поднял тонкостенный бокал с сухим вином (иногда, совсем редко, они с профессором позволяли себе приобщиться и к этим запрещенным Лаптеву радостям) и торжественно провозгласил:
— Что бы ни было, уверен, вас ожидает успех! Наверное, вы открыли что-нибудь, достойное Нобелевской премии?
Однако Иван Петрович шутки не поддержал. Нетерпеливо мотнув головой в знак того, что он просит не перебивать его, профессор строго продолжил:
— У меня есть изобретение, о котором вы когда-то уже слышали. Нельзя сказать, чтобы оно было полной новостью и неожиданностью для вас, но вряд ли даже вы, Антон, мой лучший ученик, отдаете себе отчет в том, какое у этого открытия будущее. Мне — увы! — уже не удастся довести идею до ума, дождаться ее практического воплощения. Но я абсолютно уверен, что на мой «металл с памятью» будет большой спрос!
— Металл с памятью? — переспросил Антон, желая быть уверенным, что точно понял профессора.
— Да. Речь именно об этом. И я не хочу, чтобы с моим изобретением поступили так же, как с телевидением или радио. Вы ведь помните ту историю, да?… Радио, например, изобрел наш русский исследователь Попов. А некто Маркони только запатентовал изобретение. Но тем не менее именно он значится теперь во всех учебниках как изобретатель радио, именно он получил за это большие деньги, и с юридической точки зрения к его правоте не подкопаешься.
Лаптев грузно поднялся, несколько раз прошелся по кухоньке, знакомой Антону до мелочей. Зачем-то поправил стаканы, и без того стоявшие в буфете в идеальном порядке, помолчал. И потом, подняв на Антона уставшие, выцветшие от старости глаза, твердо сказал:
— Прошу заметить, Антон, и я специально ставлю вас в известность об этом сразу же, мое изобретение уже запатентовано. На два имени: на мое и на ваше. Открытие наверняка сулит большие прибыли, я в этом уверен. Но его необходимо успешно, разумно, грамотно, как сейчас говорится, «раскрутить». А времени на это у меня уже не остается…
До сих пор молчавший Антон попытался было запротестовать, но Иван Петрович опять не дал ему выговорить ни слова. И Житкевич подчинился старику: очевидно было, что разговор и в самом деле крайне важен для него, продуман до мелочей и служит чем-то вроде научного завещания другу и ученику.
— Так вот, сделать мое изобретение известным, найти на него покупателей — это будет не трудно, уверяю! — я поручаю вам. Но при одном условии. Вот оно: половина прибыли в будущем должна принадлежать моей внучке. Она — наследница патента, и я позаботился оформить все это надлежащим образом. Но вы знаете, какие на дворе времена… Тем не менее вам — именно вам — я доверяю. Вы сейчас мой самый близкий друг и коллега, к тому же умница, человек порядочный и преданный. Ближе вас у меня никого нет. И когда я уйду, у Насти останетесь только вы. По крайней мере, до тех пор, пока у нее не появится собственная семья.
Он залпом выпил те несколько капель слабого вина, которые еще оставались в его бокале, и закончил:
— Я дарю вам свое изобретение. Только прошу вас: не забудьте мою внучку!
Антон молча слушал. Ему было отчаянно жалко профессора. Тот не был старым человеком — по годам Лаптев приближался всего лишь к семидесяти, но коварная болезнь подтачивала его силы. Конечно, Антон и раньше слышал про «металл с памятью» — это было одно из многих, весьма, кстати, перспективных, совместных направлений их работы. Но Житкевич считал, что время этих исследований (по крайней мере, в их практическом применении) еще не пришло, и не предполагал, что старый профессор именно этой разработке придает такое большое значение.
Но Антону, во всяком случае, было ясно одно: это не тот случай, когда можно возражать или спорить. Несмотря на весь свой скепсис по отношению к «новому гениальному открытию», он обещал Ивану Петровичу сделать все так, как тот просит. И Лаптев в тот же вечер передал ему все нотариально заверенные бумаги на владение патентом.
Изучив их дома, Антон серьезно призадумался. Он знал, что Лаптев — при его колоссальном опыте и интуиции — довольно редко ошибается. И в то же время его иногда заносит: профессор, как все нестандартные люди, был отчасти фантазером и некоторым изобретениям придавал повышенное значение. Однако содержание документов выглядело настолько весомо, что Антон решил заняться ими всерьез, проверить, на чем основаны прогнозы Лаптева. И Житкевич поднял все бумаги по этим разработкам в лаптевской лаборатории, благо сейчас эта лаборатория относилась к его отделу.
Итак, «металл с памятью». Это, если говорить попросту, не вдаваясь в научные тонкости, особого рода сплавы из никелид-титана. Их свойства удивительны: при охлаждении металл становится легко деформируемым, ему можно придать любую форму, а после того как металл нагревают (например, погружают в воду сорока пяти — пятидесяти градусов), он принимает первоначальную форму. Да, здесь, разумеется, можно найти медицинское применение. Прежде всего в хирургии, где нужна фиксация. При травмах, при болезнях позвоночника, при переломах конечностей… Узкая специализация? Ни в коем случае! Напротив, весьма широкая, потому что открывает поистине неограниченные возможности для медиков нового века. Чем больше размышлял Антон над этим чудесным металлом, тем все более сказочными представлялись ему варианты его использования.
