Слава Курилов - Один в океане. История побега
Словом, я чем-то занимаюсь, и это моя внешняя жизнь. А внутренняя – наполненная и захватывающе интересная для меня самого – течет параллельно внешней и никогда с ней не пересекается.
Сейчас начало лета, и у нас в институте затишье – время отпусков. Море легко касается внешней стенки здания, чувствуется его дыхание, слышен рокот прибоя и легкие всплески волн.
Я снова мысленно обращаюсь к событиям той ночи 13 декабря 1974 года.
Это не был побег в прямом смысле – из тюрьмы, от чумы или от долгов. Это не было и стремление к абсолютной свободе. К этому времени я уже додумался, что бежать можно только из одной тюрьмы в другую, а свободу обрести с помощью неимоверных усилий изменением своей внутренней природы. Я не искал никаких материальных благ – за морями меня, скорее всего, ожидала такая же, как и здесь, зависимость от обстоятельств. Побег с корабля был духовным испытанием, научно-мистическим экспериментом или познанном себя – как угодно.
Я не планировал побег, как люди планируют экспедицию или собираются в дальнюю дорогу. И в то же время я был готов к побегу в любой благоприятный момент.
Нельзя сказать, что меня гнали прочь политические причины. Я чувствовал, что советская власть – это скрытое зло, и оно в той или иной мере присутствует во всем, что окружает меня. У меня было две возможности – изменить мир или изменить себя. Мои друзья диссиденты занимались первым, мои друзья христиане, йоги, буддисты – и я вместе с ними – пытались изменить себя.
Я подчинялся какой-то функции, но делал из себя человека, не был винтиком в общем механизме. Йога была мне нужна не как система упражнений, а как система освобождения. Занятия йогой в условиях крайней несвободы – это постоянное преодоление. Каждый момент в йоге давал мне капли свободы. Мне никто не мешал, я ковал себя.
Я искал способ по-настоящему опробовать свои силы, я желал совершить обряд Действия. В любом правильном действии должна присутствовать радость от его совершения, страсть, обнаженное чувство и обостренное внимание. Жизнь – это когда смерть стоит за плечами. Если ты в безопасности, ты не учишься. Внешняя часть выглядела как побег из одной страны в другую во времени и пространстве; внутренняя была в испытании «здесь и теперь» – на палубе корабля, в океане, на тропическом острове – в каждый данный момент. Смысл испытания был в изменении или, точнее, в разрушении своего прежнего «я». Конечная цель – выдержать, и совсем несущественно – выжить или умереть.
Я выдержал.
Успех был бы и в случае смерти.
Закончив далекий и трудный путь,
Я увидел то, о чем долго грезил,
И понял – нет
Счастья за горизонтом,
А оно, как тень, безмолвное,
Всегда рядом.
И все же я не могу смотреть без слез
На распускающиеся паруса,
А когда они исчезают вдали,
Я чувствую, как будто мое счастье
Уходит вместе с ними.
Ванкувер. Хайфа. Иерусалим
ОТСТУПАЯ ОТ ТЕКСТА
Бежали и до Славы, и после. Но всегда бежали от чего-то к чему-то. Славин побег необычен в том смысле, что это не было «убегание от…». Это было торжество Действия, Великий праздник Поступка, где главное – само действие, как акт самопознания. В точке побега сошлись главные жизненные линии – страстное желание узнать мир и страстное желание познать себя.
На внешнем уровне – объявленный невыездным, он, гражданин Вселенной, навечно оказался пленником, запертым в тюрьме. Смириться с этим он не мог, ситуация требовала разрешения. Накопленный за двенадцать лет интенсивных занятий духовный опыт требовал реализации, испытания практикой. Слава искал Действия и был готов к нему. Побег оказался счастливой случайностью, идеально воплотившей возможность обретения внешней и внутренней свободы.
Эти дни, 13, 14 и 15 декабря Слава всегда вспоминал как самые счастливые в своей жизни и ежегодно праздновал, как дни духовного рождения.
Вообще действие было осью его существования. Если есть проблема, иди, действуй, делай, и она по мере твоего продвижения раскроется и разрешится. (Я однажды попросила объяснить мне что-то в упражнении хатха-йоги. Слава улыбнулся и сказал: а ты его сделай раз восемьсот, и уж тогда поймешь все так хорошо, как никто тебе не объяснит.)
Двойственность во внешнем виде и образе жизни. Кажущаяся простота лица, за которой внимательному взгляду открывалось чеканное лицо рыцаря, воина. Он казался невысоким, но рубашки не сходились на груди из-за могучего объема грудной клетки. Так же в жизни – за кажущейся простотой, аскезой, бедностью – аристократизм свободы от быта, от земного притяжения обстоятельств – курил сигары, любил хорошую аппаратуру. И в прозе: за простотой и безыскусностью стиля – сила уникального личного опыта.
Уютность, домашность во всем морском. Рассказывал, как готовил рапанов на Черном море: нарезать кусочками, поджарить с лучком, к этому еще картошечки – объедение.
Море – исконно родная стихия. А. В. Майер рассказывал, как в Геленджик приехала съемочная группа снимать материал об акванавтах (так тогда называли аквалангистов). Снимали эффектный кусок выхода на берег: «33 богатыря из вод выходят ясных». Последним вышел Слава – абсолютно голый. Он и забыл, что голый, просто ему так было удобнее.
В начале «Поиска пути» есть абзац о птицах, живущих в океане в тысяче миль от берега. Днем они отдыхают на мачтах проходящих кораблей, а когда суда уходят, остаются в своем родном небе, свободные, не вьющие гнезд, не ищущие пристанища. В рассказе, заключающем книгу, солнце делит Вселенную на две части, небо и воду. Больше ничего нет, потому что больше ничего не нужно.
О СМЕРТИПо памяти передаю мысль Мандельштама (впрочем, достаточно общеизвестную, так что привязка к автору необязательна): смерть художника не бывает случайной. Она – последний и, может быть, решающий штрих в картине его жизни. Слава умер, выполняя подводные работы в Кинерете. Как-то он рассказывал мне о поверии, по которому прямо над Кинеретом располагается Божий зрак, что этот зрак стоит над водой как столб от воды до неба. Место, где проходили водолазные работы – побережье Табхи, евангельское место умножения хлебов и рыб и Нагорной проповеди – одно из самых священных мест христианства.
За несколько лет до этого Славу ночью на шоссе сбила машина. И это не была смерть. Он отлежался и через два дня вышел на работу. Потом он сорвался с корабля в море, снимая показания с прибора за бортом. На корабле спохватились только через полчаса. Он плыл к берегу, его нашли и подняли на борт. И это тоже не была смерть.
