Антон Понизовский - Обращение в слух
Я говорю: «Сынок, как?!. Я по квартире хожу, он говорит мне всякие гадости вслед, и я „не обращай внимания“? Это надо быть железным человеком!»
Он украл у меня кошелёк с деньгами, и там были сыновы документы. Выбросил документы в почтовый ящик в соседский дом. Мы искали бегали. Документы нашли. А кошелёк с тыща сто пятьдесят рублей — он забрал.
Но я такой человек: я могу увидеть во сне.
И проходит, наверное, месяца полтора или два — мне сон снится, что он кожаный кошелёк достаёт из-за пазухи и отдаёт своему брату. Кошелёк из крокодильей шкуры.
Я утром встаю и говорю: «Привет, сосед! Как дела?»
«Нормально».
Я ему: «Ну, рассказывай мне: как брат-то, доволен кошельком моим?» Вот так сразу!
Он: «Эп… эп…» У него отобрало речи.
Я говорю: «Чё ж молчишь-то? Кошелёк-то, — говорю, — хороший, кожаный. У моего сына, — говорю, — ты забрал, а брату своему отдал?!»
И он потом сказал: «Да, это своровал я. Я тебе сделал пакости за то, что ты не стала со мной жить».
Это правда.
Потом был ещё момент.
Мы построили вместе гараж. А мне негде было хранить доски. Я ему привезла в гараж доски. А потом я нашла людей, которые сделают мне забор вокруг огорода. И говорю: «Доски-то мои отдай мне».
«Какие доски? Я никаких досок не брал! Всё, что в гараже — всё моё».
А мне перед этим снится сон: был такой Бубенцов (а он есть и сейчас, только спился совсем). И он ему предлагает доски, говорит: «Тут вот Галины доски лежат, возьми себе».
Я ему и говорю: «Ген, ты почему Бубенцову даёшь мои доски? Какое ты право имеешь! Это доски — мои!»
А он говорит: «Нет, это не твои доски, они в моём гараже». Всё! И сон получается — он мне вот — просто в руку! Так что вот… это во!..
Это просто — ходячая энциклопедия!..
Кто?
Я.
Но посуду-то мыть помогал?
Посуду всегда мыл. Я его за это время научила кушать готовить, стирать, убираться… всё-всё умел делать, всё.
Мы ему предложили: продай нам комнату — мы тебе эти деньги дадим, купишь себе какое-нибудь жильё. Чтобы только разъехаться.
«Нет».
Я ему говорю: «Ну, тогда мы приватизируем нашу комнату, выставим на продажу — ты её не в силах будешь купить, потому что у тебя денег нет, ты пьёшь — значит, мы продаём её азерам, и они с тобой сделают то, что они захотят».
Это было в апреле.
А в августе-месяце он говорит: «Галина Тарасовна, я тебе хочу сообщить хорошую весть».
Я ему говорю: «Ты мне никогда за двадцать лет не сообщил хорошей вести».
Он говорит: «Нет, это хорошая весть, и тебе она интересна».
Я говорю: «Так, ну я тебя слушаю».
«Я продаю комнату. Ты берёшь?»
Я сказала: «Да. Мы — берём!»
Но у него же комната была неприватизированная? Надо было ещё приватизировать за свои деньги — а он человек скользкий… Пришлось рискнуть. Пришлось за свои деньги в Ярославле ему купить дом, в котором он будет жить… Ну, слава Богу, всё получилося хорошо. Он сейчас живёт в Ярославле. Он спился. Попал в психушку.
Но, как говорится — выбрал сам свою судьбу. Он уехал, мы остались — разошлись как в море корабли.
А у вас и второй муж был Геннадий…
У меня мужья и тот — Геннадий, и тот — Геннадий. Первый Геннадий и этот Геннадий.
А уж третий, тот был Георгий…
II. Повесть о трех мужьях, или Неоконченная симфония (окончание). Третий муж и другие
Я всегда говорю: «Третьего я нашла под забором».
Они привозили палатку ставили возле забора и торговали яйцами, колбасой, сосиськами и всем на свете. А он был на этой машине водителем.
А я как раз получила квартиру и заказала на Власихе уголок. И подруга моя заказала там. Я говорю: «Люд, а кто ж повезёт?»
Она говорит: «Да Михалыча попроси. Он мужик деловой, он тебе чего хочешь сделает». (Ну, это потом я узнала, что он был её… хорошим знакомым.)
Я ему говорю: «Михалыч, вот так и так… Будешь мимо ехать — завези?»
Он: «Ну ладно, давай…»
Я ему дала накладные, дала ключи от квартиры (там ещё никто не жил). Вечером после работы прихожу — уголок дома.
Потом надо было под телевизор тумбочку — привёз. Я дома была: уже чего-то мы там делали, ремонт какой-то…
Он зашёл: «Привет-привет, как дела? Я вот тумбочку привёз».
«Хорошо, спасибо».
Ушёл…
…Да! а ключ от квартиры он мне не отдал.
И находил причины заехать, зайти, поговорить… Ну, и так потихоньку начали отношения развиваться…
А жили они в спортзале в «Полянах», все эти гастарбайтеры. Простынями отгораживались друг от друга, и всё. На матах спали.
И двадцать седьмого декабря он жену отправляет домой в Молдавию. У них было так: они на два месяца приезжают, работают и домой уезжают.
Потом жена звонит ему, он говорит: «Пока сейчас работы нету».
Потом снова: «Да пока нету…»
Ну, душа женская чувствует же — и в мае месяце она взяла билет и приехала.
Он её встретил, объяснил ситуацию и сказал: «Езжай домой, отдыхай там, а я домой не приеду».
Но деньги он отправлял все своей семье. Принёс — в тумбочку положил — отправил. Так эти денежки, как говорится, и шли…
А я была, скажем так, довольна тем, что просто был рядом мужчина.
Но… Женщины — г’лупые. Знаете, как: есть хитрые, есть умные, а есть — г’лупые… (смеётся) Ну ведь правду же говорю!
Вот тоже — вроде был человек нормальный: мог привезти-сделать, всё…
Но любил выпивать. Сначала по обстоятельствам: то день рожденья, то у кого-то там дачу сделали собралися, ещё…
Потом дальше — больше. Что называется, «пропил горло». Пил холодное пиво, пил холодную воду, пил холодную водку — у него село горло. Начал шипеть. Я его возила сюда в больницу. Как-то первое время вроде немножко прорезался голос, а потом так и осип.
И всё время поддамши, поддамши…
Это длилось в течение семи лет.
Я не хочу сказать, что он плохой человек, понимаете? Но если ты сегодня пьян, завтра пьян… А я живу — я живу для чего? Сын у меня женился, своя семья. Мне у себя дома хочется тепла. Добра. Взаимопонимания. А он пришёл — лёг на подушечку пьяненький, и вот так качается. И телевизор работает. Я зашла с работы — разговаривать не с кем. Человек каждый божий день вот в таком состоянии. Зачем мне нужен такой мужчина? За-чем?
Я ему говорю: «Скажи, пожалуйста, за-чем ты мне здесь живёшь? У тебя есть своя семья, жена, дети. Я тебя не держу: собирай, как говорится, манаточки и езжай туда к детям».
Он говорит: «Я домой не поеду».
