Татьяна Соломатина - Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61
Что ни спросит Оксана Анатольевна — то ей больная и отвечает утвердительно. Прям эхолалия[23] какая-то.
Оббежала всех с теми же вопросами — все попугаями твердят вслед за Ивановой.
Ну и у всех цианоз губ, у некоторых и акроцианоз. Тахикардия у всех. Голоса сиплые. Анурия. Тут не дожидаясь результатов посева можно со всей уверенностью сказать: холера!
Оксана Анатольевна, несколько сбивчиво (если не сказать — горячечно) изложив это своим друзьям-коллегам, замолчала и обвела их полубезумным взглядом. У Родина в глазах плескался ужас. Ельский помрачнел дальше некуда. Один Святогорский, выдохнув, поглядел на Оксану и повертел пальцем у виска. После чего в меру язвительно поинтересовался:
— А отчего же не сальмонеллёз? Не дизентерия Зонне? Не гастроэнтерит, вызванный кишечной палочкой? Не вирусная диарея? Не ботулизм? Не отравление, в конце концов, грибами или фосфорорганическими пестицидами?!
— Потому что — холера! — С уверенной стопроцентной обречённостью сказала Оксана. — Я уже всем ввожу раствор Рингера и…
— Надеюсь, антибиотики хотя бы беременным не успела назначить? А раствор Рингера, положим, никому не повредит. В отличие от холеры.
Аркадий Петрович подошёл к Оксане Анатольевне, коснулся её лба губами.
— У тебя есть лёгкая гипертермийка. Присядь, — он указал на диван. — Обсудим ситуацию пока здесь, не выходя из кабинета. А уж после пойдём в отделение.
Оксана Анатольевна послушалась.
Первый вопрос Святогорский задал Ельскому:
— Вова, у тебя в отделениях есть поносящие и температурящие новорождённые?
— Нет. Мне бы доложили. У меня есть пять травм шейного отдела позвоночника за неделю. Я, конечно, очень занят этими детишками и ещё пятёркой экстремально низковесных глубоких недоносков. Но ты же знаешь, как я выдрючил персонал. Если что — мне бы доложили!
— Да, твои медсёстры тебя боятся! — Воскликнула Оксана Анатольевна.
Святогорский окоротил её жестом. И обратился к Родину:
— В отделении патологии? В физиологическом отделении есть случаи рвоты и диареи?
— Да вроде нет. На пятиминутке никто не докладывал. А Оксаны Анатольевны не было на пятиминутке! — Он метнул в супругу грозный взгляд. Ну, насколько может рыжий забавный человек метнуть грозный взгляд в длинноногую красавицу-блондинку. Кстати, на сей раз получилось. Потому что грозный взгляд метал начмед в заведующую отделением. За утаивание фактов, за отсутствие на утренней врачебной конференции, за… Всегда найдётся за что начальнику в подчинённого грозный взгляд метнуть.
— Значит, все остальные отделения интактны. Не вовлечены. Вспышка холеры удивительнейшим образом коснулась только обсервации. Интересно, интересно… Оксана Анатольевна, а скажи мне, твоя Иванова — общительная дамочка?
— Более чем. Страшная трепушка. Ещё беременная была: сядет, соберёт вокруг себя — и давай трещать. Пока по палатам не разгонишь.
— Угу, — не удивился Святогорский. — И первой, значит, следом за ней, захворала её соседка по палате.
— Ну да. Чего здесь нелогичного?
— Всё логично. Всё очень и очень логично, Оксана Анатольевна. Для случая индуцированной истерии. Видимо, твоя Иванова — натуральный альфа-самец, не смотри, что самка. Истеричная альфа-особь, которая даже тебя — тебя! — смогла вплести в свой бред.
— Да какой же бред?! Какая индуцированная истерия, если все натурально так срали и блевали?!
— Конечно, натурально. Как же ещё! Если подкрутить тонкие настройки — вегетатика ещё и не такое выдаст! А уж если доктора идут на поводу. А как не идти? Мы все ужасно запуганы страшной-престрашной санэпидобстановкой. Нас очень хорошо в школе учили.
— Да с чего ты решил…
— Оксана Анатольевна, ты сама меня на эту мысль навела. Именно ты упомянула об эхолалии. Твоя настороженность только поспособствовала этой вспышке. Только не холеры, а именно что истерии. А теперь идём в отделение.
— Все? — уточнил Ельский.
— Ну, ты не ходи. Младенцы все эвакуированы. Чего тебе с бабами делать? А вот начмед — милости прошу к нам. Как ответственный за весь этот балаган.
У изолятора Оксана Анатольевна настаивала на надевании масок. А то и полного обмундирования для чумного блока. Тут уж даже Родин посмотрел на свою жёнушку с некоторым волнением.
— Оксан, напомни-ка мне путь передачи холеры?
— Фекально-оральный.
— Молодец! Садись, пять! И если мы не собираемся пить тот…эээ… «рисовый отвар», и засовывать чужие, неизвестно где побывавшие пальцы в рот! — Тут он ещё раз очень выразительно посмотрел на любимую супругу. — То и контакт с пострадавшей нам не страшен.
До потери тургора и реального обезвоживания пациентке Ивановой было далеко-далеко. Она действительно оказалась страшной болтушкой. Патологической. И натурой весьма тревожной. После родов-то женщина и так… А тут ещё на характер легло. И ещё немаловажный факт анамнеза выяснил старый дотошный дружище Святогорский. Бабушка пациентки Ивановой умерла от холеры. Вошла в число тех самых семерых «счастливчиков», сгоревших от обезвоживания в Одессе в 1970 году. Заболело сто двадцать шесть человек — умерло семеро. Понятно, что напуганная с детства сказкой о страшной-страшной холере, ударенная гормонами во время родов и попросту переев каши, которую она запила двумя литрами кефира, — родильница так накрутила себя и всех вокруг!..
Через два часа психопрофилактических бесед Святогорского с дамами первого этажа обсервационного отделения «вспышка холеры» была подавлена в зародыше.
— А пищеблок никогда не помешает перетрусить, проверить актуальность санитарных книжек и соответствие технологических процессов стандартам! — Резюмировал Святогорский.
Он сидел в кабинете у Оксаны и пил кофе. С коньяком. Заведующая другая — традиция та же. Оксана Анатольевна забилась в кабинет от стыда. Надо же, как она попала! Как она позволила вплести себя в индуцированную истерию! Как не заметила очевидного!
— Ты — женщина. И этим всё сказано, — «успокоил» её Аркадий Петрович. — Хорошо, что твой муж — начмед. Будь это посторонний тебе в койке человек — по головке бы за такое не погладил.
— Прекрати! Я тебя умоляю, Аркадий Петрович!
Святогорский добродушно усмехнулся.
— Ладно, это говорю я! Ласково. И так говорит вся больница. Только не так ласково. А впрочем, пусть говорят. Так и о Таньке Мальцевой говорили. Она — заведующая. Любовник — начмед. Прикрывает всю жизнь. И сейчас о ней так говорят. Она — главный врач. Любовник… Тьфу ты! Уже муж — замминистра. Разумеется, прикрывает.
