Марианна Грубер - В Замок
К. не отрицал, однако и не кивнул в знак согласия. Он закрыл глаза и прислушался к тишине. Вороны летали по небу беззвучно. Ветер в деревьях и над землей беззвучен. И все-таки, казалось К., шел разговор, хотя не раздавалось ни слова. Он вдруг почувствовал, что взгляды деревенских обратились на него. Увидел устремленные на него полные ожидания глаза и прочел в них беззвучное требование людей: он должен наконец заговорить.
— Ну, прошу вас! — прошептал Учитель.
— Что там, в письме? — повторил К. вопрос.
— Но вы же знаете! — Учитель бессильно уронил руки.
— Нет, — сказал К. — Не знаю.
— Ну, разумеется, вы опять за старое! — Учитель уже не мог сдерживаться. — Никто ничего не знает, все — только игра, для вас и тогда, раньше, все было игрой. Дорога, лабиринт... То вы землемер, то вы не землемер, то у вас возлюбленная, то вы эту женщину знать не желаете. Вы сказали, что пошли по этой дороге, решив закончить игру. Ну так откажитесь наконец от игры!
— Это не игра, — прервал его К. — А если игра, то я в ней плачу моей жизнью.
— Вашей?! — Учитель сорвался на крик. — Нет, это нашими жизнями вы платите!
Стоявшие вокруг деревенские испуганно попятились, но тут же снова оцепенели. Учитель замолчал. Управляющий все еще ждал. К. на мгновенье перехватил его взгляд. Спокойный и совершенно пустой, как у всех людей с богатым жизненным опытом. Управляющий сложил письмо и сунул в нагрудный карман.
— Так и доложу в Замке, — сказал он почти приветливым тоном, но в то же время с такой непререкаемой, не допускающей ни возражений ни просьб твердостью, словно огласил решение, принятое окончательно и бесповоротно, что бы потом ни случилось. И кучер мигом развернулся, хлестнул лошадей, телега тронулась, и они ускакали с бешеной скоростью, как и примчались сюда.
Только когда телега скрылась за поворотом дороги, оцепенение покинуло людей.
— Выходит, никаких общих воспоминаний не существует, — сказал Артур.
— Верно, — подтвердил К.
Артур уставился на него:
— Не лучше ли нам похоронить нашу ссору?
— Она похоронена. — И так как Артур по-прежнему глазел на него, К. повторил: — Похоронена. Пойдем. Просто пойдем дальше, или здесь путешествие заканчивается? — Он собрался продолжить путь вверх, на гору.
— Нет, — сказала Фрида, вдруг снова оказавшаяся возле него. — Твое путешествие — нет.
Иеремия, до этой минуты не осмеливавшийся подойти ближе, теперь выскочил вперед и встал посреди дороги. Наклонившись всем телом и балансируя на одной ноге, он попытался задержать К.:
— Не ходи! Ты не понимаешь, в какую историю пустился.
К. пожал плечами.
— Не ходи туда! — не сдавался Иеремия.
— Надо идти, — сказал К. Но Иеремия не уступал дорогу.
— Пойдем с нами! — сказал он.
— Ага, пойдем! Пойдем с нами! — издевательски подхватила хозяйка постоялого двора «У моста», вдруг снова оживившаяся. Она лихо развернулась на пятке и презрительно махнула рукой. — Да оставьте вы его! Он нас погубить хотел, лишить и жизни, и всего добра. И погубил-таки нашу жизнь, а уж добра лишил и подавно. Но это не помешает ему спать спокойно, наоборот, он еще торжествовать будет! Что, не так, что ли?
— Ничего подобного, — сказал К., но Хозяйка не слушала.
— Болтовня, все — болтовня, пустые слова! — Она говорила резко, однако теперь движения Хозяйки противоречили ее тону: усталой походкой она побрела в сторону Деревни, следом потянулись остальные, позади всех Иеремия и Артур. Осталась одна Фрида, и К. подумал: почему она не уходит? Ведь все кончено.
Они стояли близко друг от друга, не дальше вытянутой руки, и ждали.
— Ты видишь ворон? — спросил К., лишь бы не молчать. — Они встревожены.
Фрида, запрокинув голову поглядела на небо.
— Они сегодня с самого утра кружат над землей, будто и не вороны вовсе, а соколы. Странно.
— Весна, — сказал К. — Им стало жарковато. Они ведь здесь не у себя дома.
— Но некоторые живут здесь круглый год. Крестьяне говорят, те, которые остаются, спариваются с другими птицами. Как ты думаешь, это правда?
— Не знаю.
Из-за склона горы послышалось пение. Пели крестьяне, возвращавшиеся в Деревню. Ветер приносил обрывки унылой мелодии, медленно и величаво плывшей над землей.
— Тебе не надо уходить, — сказала Фрида.
— Знаю.
— Ты можешь пойти с нами.
— Да.
Она сделала шаг к нему, но тут же отвернулась, — потому что К. отпрянул.
— Если ты из-за людей...
— Нет, не из-за людей.
— Тогда...
К. незаметно двинулся прочь от Фриды, но она все еще была близкой.
— Если пойдешь с нами, никто не причинит тебе никакого зла, — Фрида решила попытаться снова.
— Еще бы! Все зло уже в прошлом.
— Если вернешься назад со мной, никто не станет тебя упрекать.
— Станет. Я буду себя упрекать.
Фрида опустила глаза, потом посмотрела на К., опять уставилась в землю, на что-то под ногами, видимое только ей.
— Вероятно, да, — пробормотала она. — Но когда-нибудь ты перестанешь упрекать себя. Постепенно все забудешь.
— Может быть. Но это было бы неправильно. Уходи скорей. Уходи.
Она подняла голову, но ее взгляд, минуя К., устремился куда-то вдаль, где с ним уже ничего не было связано.
Вот теперь она далека, подумал он.
— Ты не должен меня прогонять, — сказала она. — Я и так уйду. Нам с самого начала надо было... сразу после твоего приезда...
— Что?
— Расстаться во второй раз, — совсем тихо сказала Фрида. Помолчав, добавила: — Почему-то мне тебя жаль.
К. искоса посмотрел на нее и тотчас отвел глаза.
— И мне тебя жаль, — пробормотал он. — Уходи скорей.
— Нет, — сказала она. — Не то ты говоришь.
— То. — Но К. понимал, что лжет, как лгал уже однажды, и чувствовал — Фрида это тоже понимает. Она повернулась и, не сказав больше ни слова, пошла прочь. К. смотрел ей вслед. Дойдя до склона горы, Фрида оглянулась, но теперь она была уже так далеко, что казалась просто тонкой черточкой.
Вот и все, подумал К. и поднял руку. И тут Фрида подхватила подол и бросилась бежать — обогнув склон, она скрылась из глаз К.
Некоторое время он стоял посреди луга, закрыв глаза, подставив лицо ветру и всецело отдавшись ощущению свежего холода.
Теперь, когда все его покинули, он не чувствовал облегчения, как ожидал, но и подавлен не был, скорей он освободился от чего-то, чему не мог подобрать названия, — оно было здесь, оно не исчезло, оставив после себя пустоту, и все же К. почувствовал себя более свободным, правда, эта свобода не слишком отличалась от положения человека, брошенного на произвол судьбы. Уже нигде не было защиты, не было уверенности ни в чем. Не было вообще ничего, кроме дороги. К. медленно пошел по ней. За поворотом начался лес, дорога поднималась в гору, К. шел медленным и ровным шагом. Света было достаточно, чтобы различать контуры предметов, большие камни, пни и кусты.
Деревья стояли словно темные скелеты, на земле в лесу и вдоль дороги лежал мокрый тяжелый снег.
К. шел быстро. Дорога поднималась не так круто, как он ожидал. Местами она бежала ровно и даже под уклон, но все-таки постепенно поднималась в гору. Спустя недолгое время за очередным поворотом открылась просека, ее противоположный конец К. заметил раньше, до того как вышел к ложбине; отсюда в просеке, уходившей в сторону Деревни, был виден большой отрезок дороги, тот, по которому К. и все остальные прошли часа два назад, сейчас там брели, спускаясь в долину, деревенские, один за другим, длинной процессией, как и тогда, когда они шли сюда. Петь они перестали, или уже находились так далеко, что на гору не долетало даже обрывков унылой песни. Впереди К. увидел старый грузоподъемник, развалины желобов, по которым лесорубы спускали в долину сваленный лес, обветшалую лачугу, где когда-то хранились рабочие инструменты. По земле сновала белка, слышалось карканье ворон. К. почувствовал холод, плотнее запахнул плащ и быстро зашагал дальше. С того времени, как он в одиночестве продолжил свой путь, все вокруг изменилось, словно он сменил одежду, страну и век, но когда перед К. открылся сквозь просеку вид на долину, к нему начали возвращаться картины прошедших дней, и вместе с ними слова, сказанные и не сказанные им. Несомненно, существовал ответ на все вопросы, которые он задавал себе, этого ответа все требовали от него, но он не мог произнести этот ответ. А мысленно ответить тоже не удавалось — мысли всегда приходили слишком поздно.
В лесу, там, где земля выступила из-под снега, лежала прошлогодняя листва. Значит, здесь нет лесников, подумал К., уехали, а может, их уволили, как и лесорубов. На что тут мог понадобиться землемер? Здесь все границы и межи зарастают бурьяном и постепенно исчезают. Через три-четыре года не будет, наверное, и этой дороги.
Почва под его ногами становилась тверже, снег — плотнее. Он заметил следы колес и полозьев. К. не пошел по ним, а поднялся на обочину, где земля была не такой ровной, но зато более мягкой, и внезапно за очередным поворотом увидел впереди въезд в замковый городок. До последнего мгновения лес скрывал от взора ворота и каменную стену. Ворота стояли настежь. К. молча кивнул привратнику и пошел дальше вдоль колеи. Дорога и за воротами поднималась в гору. К. шел мимо домов, которые были выше и казались построенными намного более основательно, чем крестьянские дома в Деревне, однако эти крепкие строения находились едва ли в лучшем состоянии. Со стен, если они не были сложены из камня, осыпалась штукатурка и обвалились лепные украшения, которые свидетельствовали о пышном, быть может, блистательном прошлом. Здесь уже давно не строилось новых зданий и ничего не делалось для сохранности старых. То и дело он видел людей, все они волокли какие-то корзины и сундуки, а в узких переулках, куда К. мельком заглянул, стояли возы, на которые грузили вещи. Почти все двери были настежь открыты, и К. увидел, что и в домах люди перетаскивают мебель, переставляют домашнюю утварь. Иногда кто-нибудь кивал К. В одном из домов бранились, из кабака в подвале доносился шум. Кто-то подзывал собаку, какая-то женщина требовала, чтобы прислали помощника. Перед главным зданием с высокой башней улица расширялась, образуя маленькую площадь. На ней стояли пустые повозки, экипажи, здесь же были и простые подводы. Лошади не были распряжены, кучера где-то бродили. К. остановился. Ворота главного здания Замка тоже были распахнуты, и за ними можно было увидеть часть внутреннего двора. Там слуги таскали сундуки и лари. Одного из них К. узнал. Вчера вечером этот человек был среди собравшихся в «Господском дворе».
