Лесли Дэниелc - Уборка в доме Набокова
Интересно, а что подумают о женской порнографии мужчины, например Сид, любитель спелых вишенок. (Мне было страшно приятно поведать Марджи, что такое «спелые вишенки», она раньше не знала.) Сид слишком часто лез в мои мысли со своей неправдоподобно гладкой кожей и низким процентом жира в организме, со своим умением правильно подобрать музыку к любому настроению.
Мисс Шугармен назначила на утро встречу между «обоими родителями и учителями, у которых есть основания для беспокойства». Какая бегемотовая докука — мне придется сидеть в одной комнате с Джоном. Мисс Шугармен закруглила тему обнадеживающим пассажем про «успех совместных усилий». Я вставляла в должных местах подходящие к случаю «м-м» и «угм», глядя, как обе приятельницы сидят верхом на богоподобном атлете. Здесь тоже не обошлось без шоколада.
— Всего хорошего, — сказали мы в один голос.
В дверь позвонили — прибыл мой заказ, бежевые панталоны от «Ханро». Оттенок был невыносимо скучный, будто покрасили в цвет слоновой кости, а потом сверху пописали, но они действительно оказались восхитительно мягкими и легкими. Я надела, подошла к зеркалу. Уж чего-чего, а эротичности ни на грош. Как всегда, покупателем я оказалась никудышным. На мне бежевые панталоны «Ханро» с низкой талией выглядели как монастырское исподнее.
Выходные
В пятницу, после уроков, Джон привез детей на положенные мне выходные. Я вручила ему Матильду со всеми ее причиндалами — очень выгодный обмен.
— Увидимся в школе, — сказал Джон.
Он, похоже, с радостью предвкушал эту встречу; в отличие от меня, он любит людей, облеченных властью.
У Дарси на спине был большой рюкзак, отчего она напоминала очень красивую черепаху. Не говоря ни слова, она прошагала в дом, бросила рюкзак вместе с курткой и сапогами у двери. Направилась прямо к буфету, вытащила пригоршню крекеров и принялась жевать, сверкая на меня глазами, дожидаясь, когда я отправлю ее мыть руки, — чтобы устроить сцену.
Я промолчала. Сэм же послушно подошел к раковине и только потом к холодильнику. Открыл его, посмотрел внутрь.
— Будем играть в школу, — сказала Дарси, дожевав и вытерев руки о штаны. — Я буду учительницей.
Она велела мне сесть на ковер и рассадила рядом кукол Барби.
— Всем слушать, — сказала она, а потом, злобно наклонившись к самому моему лицу, приложила палец к губам. И убежала искать мел.
Я слышала, как Сэм вытаскивает из шкафа тарелку и ножи.
— Можно, я что-нибудь приготовлю, Барб?
— Давай, а что именно?
— Суфле.
Дарси написала на маленькой грифельной доске: «П-о-п-а». Не выдержав, хихикнула, но тут же напустила на себя прежнюю учительскую строгость.
— Прекратите шептаться, — сказала она. — Это невежливо.
Я посадила одну Барби на колени.
— Не трогать! — Дарси подошла совсем близко. Я сидела на полу, так что мы оказались лицом к лицу.
— А почему некоторые тетеньки мажут вот здесь черным? — Она дотронулась до моего века.
— Тушью для ресниц, — поправила я. — Считается, что это красиво.
— А в городе тоже так делают? — поинтересовалась Дарси.
— Да.
— Закрыть рты, — проговорила она строгим учительским голосом. — Сегодня будем резать ножницами. — Она указала на однорукую Барби. — Все по очереди, а кто не послушается — к директору.
Я спросила у Дарси, появились ли у нее в новой школе друзья.
— Все мальчишки дураки, — сообщила она мне. — А Сара наступила мне на ногу. — Дарси расплакалась. — А потом Труди тоже. — Слезы текли рекой. — Я их терпеть не могу. — Она отхватила ножницами часть прически однорукой Барби.
Я слышала, как Сэм взбивает белки на кухне.
— Учительница обращается со мной, как со служанкой. Я весь день клею ей всякие картинки. — Дарси шмыгнула носом. — И кормят там какими-то какашками. — Она взглянула на меня. — Я так больше не хочу. — Прижалась ко мне, пачкая плечо соплями. — Я хочу тушь. — Коварный взгляд в мою сторону. — Когда ты купишь мне тушь, я буду держать ее в этом доме.
Я отдала ей тушь из своей косметички, и Дарси прямо на моих глазах спрятала ее в самое надежное место: в черный кошелечек на молнии, а тот — в свой расшитый пайетками ридикюль. Показала мне свои денежные запасы, которые хранила там же в трех разных кошельках: в одном — доллары (их у нее было два), в другом — монетки по одному центу, в другом — серебро (эти монеты она все без разбору называла «пятаками»).
На ужин мы ели суфле и фруктовый салат. Сэм записал оба рецепта, сделав пометки, каких ошибок следует избегать: «Не нарезать фрукты слишком крупно» и «Проверить, чтобы в белок не попало скорлупы».
За столом Дарси спросила, знаю ли я Иисуса.
— Нет, — ответила я, пытаясь понять, к чему она клонит.
— А Айрин знает.
Из фруктового салата она выбирала только бананы.
— Заткнись! — сказал Сэм. Бросил ложку на стол. — Перестань наконец выпендриваться!
Дарси, похоже, опешила. Я никогда не слышала, чтобы он так с ней говорил. Личико ее тут же замкнулось.
— Да ладно тебе, Сэм, она просто задала вопрос.
Сэм резко отодвинул стул и, громко топая, удалился.
Дарси отпихнула тарелку.
— Почему ты больше не хочешь с нами жить? — спросила она.
— Господи, доченька, неужели ты правда так думаешь? — Я раскрыла объятия, и она забралась мне на колени. Я поцеловала ее в волосы. Попыталась объяснить, что это не мое решение. Она мне не поверила. Дарси была убеждена, что взрослые всегда поступают так, как хотят, а значит, мама просто не хочет с ней жить. Я обняла ее и стала тихонько покачивать. — Мама тебя очень любит, — ворковала я. — Ты мамина радость.
Дарси склонилась мне на плечо, крепко прижавшись к шее.
Через некоторое время я отнесла ее в постель, опустила ее легонькое тельце на покрывало. Она позволила мне себя переодеть, но сама мне при этом не помогала, висела в моих руках, как очень уставший ребенок, — и не сводила с меня глаз. Я почистила ей зубы, откинула волосы с лица, заметила неровную щетинку у лба, где волосы начали отрастать.
— Я всегда буду твоей мамой, — сказала я и взбила ей подушку.
— А Сэм всегда будет моим братом?
— Конечно, даже когда вы станете большими.
— А дедушка где?
— Он ушел, Дарси. Но мы все очень многое о нем помним и сохраним эту память на всю жизнь.
Я натянула ей одеяло до подбородка, подоткнула у плеч.
— А он знал, что скоро умрет?
— Да. Он был к этому готов, Дарси. Он прожил долгую, счастливую жизнь.
— А дедушка успел бросить последний взгляд на этот прекрасный мир?
— Не сомневаюсь. — Я поцеловала ее в опущенные веки.
Вышла на цыпочках, отправилась искать Сэма. Из-за дверей его спальни не доносилось ни звука. Я постучала, он не ответил. Возможно, слушал музыку через наушники и пропустил мой стук. Я постучала громче. Он чуть приоткрыл дверь и выглянул, не снимая наушников.
— Ну? — сказал он.
Я жестом попросила его снять наушники, он снял один.
— Дарси думает, что я бросила вас по своей воле. Ты ведь знаешь, что это не так?
— Я знаю, что ты делаешь все так, как тебе скажет папа.
Он сунул наушник обратно и захлопнул дверь.
В понедельник, по дороге в школу, мы почти все время молчали. Больше всего на свете я хотела, чтобы они поняли, как сильно я их люблю, как хочу жить с ними, — и вот поди ж ты, я подчиняюсь чужим приказам и возвращаю их в жизнь, где меня нет.
Неподалеку от школы нас обогнала машина дорожной полиции с включенной мигалкой. Дарси вскрикнула.
— Они не за Барб гонятся, балда, — проворчал Сэм.
Они позволили поцеловать их на прощанье у школьных дверей; я смотрела им вслед — они подчеркнуто не замечали друг дружку.
Я встала на гостевой парковке. Школа была украшена картонными сердечками — готовились к Дню святого Валентина. Нам с Джоном пришлось сесть по одну сторону стола, чтобы по другую поместились все пришедшие учителя. Он, понятное дело, выглядел безупречно. Я надела свой «аксессуар хорошей мамочки» — шарф, который когда-то спасла из маминого комода. В кабинете собрались учительница рисования, школьный психолог и классные руководительницы Сэма и Дарси.
Начали разговор с Дарси. Вместо «валентинок», которые полагалось надписывать на уроках на прошлой неделе, она писала одноклассникам всякие гадости, причем с кучей ошибок. Учительница рисования показала мне ее шедевры — крупные разлинованные сердечки, на которых вроде как были написаны ругательства, но так безграмотно, что поди разбери.
Классная руководительница Дарси многозначительно сообщила, что девочка ходит в школу исключительно в черном и сером. Джон не стал это опровергать.
Учительница рисования хотела поговорить и про Сэма. Показала нам нарисованный Сэмом автопортрет. Круг с двумя глазами-точками и пятачком. Из шеи торчал нож.
