Сантьяго Гамбоа - Проигрыш — дело техники
12
Эступиньян поднимался по лестнице в свою квартиру, Силанпа остался в подъезде.
— Прошу вас, хефе! Добро пожаловать в мой дом! Он довольно скромный, но вполне уютный.
Силанпа покачал головой. На улице, на ничейной территории, они делают общее дело, но за этой дверью находится мир Эступиньяна, и Силанпе туда ходу нет.
— Спасибо, Эмир, не могу.
— Перестаньте церемониться, вам же надо где-то ночевать!
— Не переживайте за меня, спокойной ночи.
Силанпа вышел на перекресток, остановил такси и велел шоферу ехать на север, а сам стал листать ежедневник в поисках страницы с адресом Оскара Кинтаса. Он был записан почерком Моники.
— До перекрестка Девятнадцатой со Сто седьмой, пожалуйста!
— Будет сделано, хефесито!
Он хотел увидеть ее, пусть даже издалека. Ему было необходимо удостовериться, что она по-прежнему существует, что образ, обитающий в его сознании, имеет материальное воплощение вне мучительных воспоминаний. Когда подъезжали, у него началась легкая паника, и он стал внушать себе, что, возможно, если повезет, удастся сказать ей хоть пару фраз от души. Слова в его положении — то немногое, на что он еще мог положиться.
Силанпа вылез из такси и прошелся по тротуару мимо дома. В окнах горел свет, напротив стояло несколько машин. Деревца в палисаднике заслоняли первый этаж, поэтому он подошел вплотную и отыскал окно гостиной.
Там была Моника. В черном платье с открытыми плечами, на шее великолепное колье. Рядом Оскар ворошил раскаленные угли в камине. Чуть дальше какой-то тип размахивал руками, рассказывая что-то смешное. Остальные смеялись.
По листьям зашуршал мелкий дождик. Силанпа даже не пошевелился. Скоро он весь промок, но продолжал стоять, приникнув лицом к окну. Вот Моника встала, вышла на кухню и через минуту вернулась, неся в руках поднос с горкой бутербродов и очередной бутылкой вина. Она живет с ним?
Было уже совсем поздно. Пиджак у него пропитался водой, ноги одеревенели. Земля в палисаднике превратилась в жидкую грязь, в которой увязали ботинки. А что, если позвонить и попробовать поговорить с ней? Голова у Силанпы шла кругом. Его вдруг осенила уверенность, что Моника не прогонит его, что наверняка при виде него ее глаза заблестят, как прежде, и тогда все наладится. Но как далеко от него эти люди, что сидят там и пьют вино. Он наблюдал за ними, будто за чужим счастьем на экране кинотеатра. Силанпа добрел до входной двери, волоча ноги с налипшей грязью, и нехотя поднял руку. Пронзительная трель звонка ударила по барабанным перепонкам. Секунду спустя перед ним выросла фигура.
Лицо Оскара перекосила гримаса. Силанпа едва нашел силы взглянуть на него, но сказать уже ничего не мог. Он опустил глаза, сгорая от стыда, а когда поднял, Оскара уже не было. Послышалась музыка, стук каблуков, от которого дрогнуло сердце. Это она!
— Виктор, в чем дело?
Он молча смотрел ей в глаза, утратив дар речи.
— Ты весь мокрый и грязный! Где ты подобрал эту одежду? Вылитый попрошайка!
Моника замолчала, но ее голос продолжал звучать у него в ушах. Окончательно сломленный, он вытер слезы рукавом плаща.
— Виктор, скажи хоть слово!.. Ну что с тобой?
Холодные капли стекали с мокрой головы за воротник рубашки, вызывая у него чувство осиротелости. Он собрал в кулак всю свою волю, чтобы заговорить.
— Прости меня. Сам не знаю, зачем я здесь.
Он повернулся и пошел прочь, но на этот раз рука Моники легла ему на плечо.
— Ненормальный! Пойдем в дом, ты насквозь промок!
— Страшно захотелось посмотреть на тебя, но теперь мне надо идти.
— Никуда ты отсюда не пойдешь, пока не скажешь, что с тобой происходит!
— Пожалуйста, не надо. Это неправильно. Заявился ни с того, ни с сего.
— Виктор, перестань молоть чепуху! Мы с тобой были вдвоем! Подожди секундочку, сбегаю за ключами от машины, и поговорим в другом месте.
Увидев, как она скрылась в прихожей, Силанпа ощутил острое, неодолимое желание исчезнуть, очутиться далеко от этого чужого дома, в котором Моника развлекала своих друзей, спала, готовилась к занятиям в университете — в общем, наверное, жила. Он сделал еще три шага за ограду палисадника и, оказавшись на тротуаре, бросился бежать сломя голову. Домчавшись до Девятнадцатой, он отдышался и начал высматривать такси. Пора возвращаться на другой конец Боготы, опять окунуться в другую жизнь, горькую и реальную. Он полез в карман за сигаретами, но пачка размокла. Достал сигарету, попытался закурить. Ни одного такси не видно, скоро полночь. Что дальше? Может, забрать из «Лолиты» Кику, переспать с ней в какой-нибудь гостинице в центре города, а завтра снова за работу, на дежурный пост напротив отеля «Эсмеральда», выслушивать болтовню Эступиньяна. Силанпа не отказался бы сейчас посидеть с ним, помянуть мертвого брата, сказать несколько теплых слов в утешение и почерпнуть ответное успокоение души.
Внезапно возле него резко затормозил «Рено-12». С водительского места выскочила темная фигура, обежала машину и бросилась в его объятия. Моника!
— Больше ты меня не бросишь одну с ключами в руке! Не будь такой кокеткой!
Он долго плакал, зарывшись лицом ей в плечо. Подняв глаза, увидел, что она тоже плачет.
— Поехали ко мне на квартиру, — сказала Моника, заталкивая его в машину. — Там, наверное, остались твои вещи, я не все выбросила во время переезда. У тебя жалкий вид. А кроме того, я хочу узнать, что значат твои разговоры о смертельной опасности.
— Кажется, я перегнул палку.
— Посмотрим, после расскажешь. Поехали!
Дома Моника направилась прямиком в ванную и открыла оба крана.
— Прими горячую ванну, иначе подхватишь простуду. А я пока приготовлю для тебя горячий сироп.
В квартире было чисто, светло, в воздухе витал легкий цитрусовый аромат; все это только подчеркивало его неприглядный внешний вид. Силанпа залез в горяченную воду и почувствовал, как возвращается к жизни.
Внезапно в ванную вошла Моника, и он инстинктивно прикрылся.
— Не придуривайся, пожалуйста! Я лучше тебя знаю, как выглядят твои гениталии, так что можешь не прятаться.
— Спасибо тебе за все.
— Перестань кокетничать, Виктор! Ты ведешь себя так, будто мы только что познакомились.
Моника принесла ему чистые брюки и рубашку. Она тоже переоделась в безрукавку, которая была ей велика размера на два и доставала до колен.
— Вот тебе полотенце. Сиди в ванне сколько хочешь, я знаю, что ты любишь. Постарайся как следует отдохнуть. Глядя на тебя, даже страшно подумать, чего тебе пришлось натерпеться.
— Ничего сверхъестественного.
— Могу себе представить. И предупреждаю наперед: если у тебя было что-то с женщинами, я не желаю об этом слышать! Жду тебя в комнате, мне еще позвонить надо.
Впервые за много дней действительность обращалась с ним не враждебно, однако Силанпа не спешил задавать вопросы, боясь услышать горькую правду и снова остаться в одиночестве.
Он закончил мыться, оделся и вышел в гостиную. Моника дала ему пончо, чтоб не мерз.
— Сейчас напою тебя горячим сиропом.
Она тоже нервничала, но Силанпа почувствовал себя в безопасности, а былые сомнения и боль куда-то ушли.
Моника вернулась из кухни с чашкой и села на диван рядом с ним.
— Почему ты это делаешь? — спросил Силанпа и затаил дыхание.
— Ты что, не посмотрел на себя в зеркало? Кожа да кости! Есть хочешь?
— Нет, спасибо.
— Когда ты ел в последний раз?
— Перед тем как поехать к тебе, — соврал он.
— Ну, так… много приходится работать?
— Как обычно. Ты мне не ответила, почему это делаешь.
— Я делаю это для себя, и хватит задавать дурацкие вопросы! Поговорим завтра, на свежую голову.
После этих слов Силанпа предположил, что они будут спать вместе. Тем не менее он остался сидеть, как изваяние, не осмеливаясь поднять глаза на Монику.
— Тебя в редакции не ругают за такие длинные волосы?
— Я уже несколько дней не хожу в редакцию. Работаю в «поле».
— Все, больше пока не рассказывай. Давай спать!
— Давай.
— Тогда ложись.
Они улеглись друг подле друга, и Моника погасила свет.
— Не спрашивай меня ни о чем, — сказала она. — Только знай, мне тебя не хватало.
— И мне тебя.
— Мне завтра рано уходить, а ты можешь оставаться здесь сколько хочешь.
— У меня с утра много дел.
— Приедешь обедать?
— Не знаю.
— Если приедешь, я дам тебе ключ, потому что меня не будет до вечера.
— А ты хочешь, чтоб я приехал?
— Конечно, хочу, бестолочь! Ты ведь мне еще ни о чем не рассказал!
Силанпа лежал рядом с Моникой, весь напрягшись, боясь шевельнуть даже пальцем, чтобы, упаси бог, не коснуться ее.
— Спокойной ночи, — пожелали они друг другу.
