Дмитрий Сазанский - Предел тщетности
P.S. К принтеру не приходите одна вечернею порою, возьмите надежного провожатого. Ваш Варфал де Шорт».
Буквы остановились на мгновенье и снова понеслись бегущей строкой:
«Евдоха, клюв тебе в дышло! Гони их обоих в шею, проходимцев и шаромыжников — один болтун в кедах, другой бездельник на доверии.
P.S. К принтеру вообще не ходи, себе дороже. К тому же недоумок Никитин разбил его по пьяни».
* * *Вот такая переписка из сумасшедшего застенья. Мое негодование враз сменилось облегчением — если Дусья и де Шорт — хфранцузы хреновы — не дают мне осуществить задуманное, воплотить наболевшее, излить выстраданное, перебивая на вздохе, то у меня есть все резоны умыть руки, не упав в грязь лицом.
Я с надеждой посмотрел на монитор в ожидании продолжения занимательного эпистолярного романа, но его не последовало. Вместо этого зашуршал, тяжело вздыхая, разбитый принтер на полке и выплюнул листок с тремя строчками, напечатанными лиловым цветом. Прежде чем прочитать их, я заглянул под стол и убедился, что шнур принтера не воткнут в розетку, а висит вдоль стены. Кто бы сомневался — коли разкуроченный аппарат сам починился в одночасье, зачем ему электричество?
Взял лист в руки, на нем было напечатано:
Виновата ли я, что Никитин мне люб? Е.К.
Дунька покажет тебе шестьсот шестьдесят шесть оттенков серого. Она крыса с прибабахами. В.Ч.
В грудях у ей не заплутайся. Береги член с молоду, а ноги в тепле. Ну ты понял. Ш.Г.
Все я понял, тут и понимать нечего. Воланд предложил Мастеру закончить роман одной фразой, тот сложил ладони рупором и крикнул сидевшему в кресле Понтию Пилату: «Свободен!». Я же закончил роман еще лаконичнее — не начав, не написав ни строчки, ни буковки, не имея за пазухой ничего, кроме названия, что придумали за меня. Почувствовав себя свободнее всех пилатов на свете, я покинул место творчества и пересел за журнальный стол. Выпил водки и подумал — как хорошо жить. Слазил в Интернет и прочитал сколько у крысы сосков. Оказалось — двенадцать, дюжина грудей у серой жемчужины очей моих. Представил себе женщину с двенадцатью грудями и ужаснулся. Налил и выпил еще. К приходу женя я уже лыка не вязал.
* * *Все, надо вставать, из вчерашнего дня уже ничего не выудишь. Глянул на часы — половина девятого. К следователю в одиннадцать, езды полчаса, так что два часа на раскачку. Пока умывался, брился, наливал кофе, настороженно ждал — проклюнется вчерашнее выпитое головной болью, но к удивлению чувствовал себя свежо, бодро и находился в прекрасном настроении. Хотел даже выпить кофе на кухне, чтобы, не дай бог, не встретить чертову троицу, но привычка заставила переместиться в комнату. А на принтере они, тут как тут, собственными персонами, да не втроем, а вчетвером — к старым знакомым присоединилась зеленая навозная муха. Она неспешно бродила по принтеру, нахально лазила по черту, крысе и только грифа обходила стороной, в общем вела себя в высшей степени обыденно и беспардонно.
— Как ее кличут? — кивнул я на крылатую гостью, усаживаясь перед монитором.
— Понятия не имею, — ответил черт, пальчиком ласково поглаживая застывшую на его колене муху.
— Ну, она же из вашей компании, — я чуть было не добавил «навозной», но вовремя остановился, посчитав такое определение сотоварищей перебором.
— С чего ты взял? — недоуменно хмыкнул Варфаламей.
— Твоя дрозофила, бытовая. Санитарка дома, — добавила крыса.
— Я может не сильно разбираюсь в классификации мух, но уж отличить обычную от навозной в состоянии.
Она же переливается зеленым перламутром.
— Ошибаешься, дружок. Это ее Дунька лаком покрасила для красоты, — в подтверждение слов Варфаламея крыса победоносно выставила перед собой лапки, дескать полюбуйся. Когти у Дуньки светились нежным перламутром, а-ля хамелеон в тоске.
— К тому же, я с ней к полюбовно договорилась, что она у меня пару недель брошкой поработает, — Дунька при этих словах прямо-таки готова была лопнуть от счастья.
— Как договорилась? Ты что еще язык обычных мух понимаешь?
Само существование такого способа общения дрозофил с окружающим миром меня вроде бы не изумляло, глупым вопросом я априори согласился с наличием в природе мушиного языка, с правилами, лексикой, орфографией и прочими причиндалами. Тут бы им посмеяться вволю над моим вопросом, однако компания на мониторе не находила его ни смешным, ни экстравагантным.
— Увы, пока только со словарем, — вздохнула искренне крыса, — я больше по млекопитающим специализируюсь, Шарик перевел, как никак дальняя родственница отряда «твари крылатые».
Шарик при этих словах демонстративно повернул голову в сторону, будто речь шла о постороннем грифе, являя мне римский профиль стервятника, словно цезарь сошел с монетки и фотографируется на фоне стены.
Я посмотрел в угол комнаты, где в кресле, извернувшись калачиком, спал кот, ставший моим после смерти матери.
— А с котом поговорить сможешь? — подначил я Дуньку, собираясь поймать «на слабо».
— Запросто, — Евдокия пожала плечами, — только о чем? У нас с ним разные менталитеты. Если только о погоде?
— Спроси его, что он думает о Никитине, — не поворачивая головы, предложил гриф и добавил уже обращаясь ко мне, — Не боишься кошачью правду о себе узнать?
— Ничуть. Спрашивай.
Дунька что-то пискнула сквозь зубы и мой ленивый кот, обычно не реагирующий во время сна на какие-либо внешние раздражители вплоть до раскатов грома за окном — исключение составлял лишь звук чавкающей дверцы холодильника — вдруг проснулся и мурлыкнул в ответ. Крыса, словно поймала устойчивую связь, продолжила общение, перемежая попискивание с цоканьем и скрежетом зубов.
Кот выгнул спину, потянулся, и заорал в ответ длинной мартовской трелью, несмотря на кастрацию — вынеси его на балкон, сбежались бы все окрестные кошки. Они продолжали диспут минут пять — крыса вежливо и кратко вопрошала, кот отвечал разнузданно и длинно. Такие барышня и хулиган. Наконец представление закончилось.
— Никитин, тебе правду сказать, пощадить или польстить? — улыбнулась Дунька.
— Вываливай правду.
— Ты есть жлоб и дерьмо. Кот с грустью и отчаянием вспоминает свою прежнюю жизнь.
— А в щадящем режиме?
— Ты даже не подозреваешь, какой ты жлоб и дерьмо. Кот проклял тот день, когда попал в твою квартиру.
— А теперь польсти, чего уж.
— Тебе абсолютно наплевать, что ты жлоб и дерьмо, Кот ждет, не дождется, когда ты сдохнешь, — Евдокия стушевалась, прости мол, за что купила, за то и продаю, — Да. В качестве постскриптума — он напоследок добавил, что у тебя рожа мерина, которому копыта жмут.
Вот так — три ответа в разных режимах, но во всех трех обязательным условием присутствуют жлоб и дерьмо.
Мне почему-то казалось, что кот должен быть лучшего мнения обо мне, — несмотря на полугодичное пьянство, я никогда не забывал подсыпать ему корм в миску, а уж регулярно пылесосить остатки еды в тарелках ему вообще никто не запрещал. Видимо, наши взгляды на сложившиеся волей судьбы отношения после смерти матушки, различались коренным образом. И с мерином он необъективен и явно переборщил. Я, к слову, по поводу его ублюдочной хари ни разу не прошелся вслух, не унизил правдой человеческой.
Откровения кота неприятно резанули слух, но не испортили общего утреннего подъема, полета души над мрачной бездной. Я посмотрел на соратников — черт ухмылялся, Дунька, склонив голову, рассматривала муху, застывшую сизым украшением на отвороте красного жакета, гриф смотрел в окно, казалось, не проявляя интереса к происходящему, но им меня было не обмануть — они терпеливо ждали какого-то знака со стороны сидящего в кресле человека. Ну что ж, чего тянуть кота за хвост.
— Спешу сообщить вам, что моя литературная карьера закончилась, не начавшись.
Они моментально встрепенулись, как от будильника над ухом, пришли в движение, из чего я заключил, что именно этих слов они и ждали.
— Это признание или покаяние? — тут же поинтересовался черт.
— Не понял.
— Это донос или явка с повинной? — деревянным тоном уточнил гриф, не поворачивая головы.
— Учитывая твой сегодняшний поход к следователю, вынужден признать, что формулировка Ширака, высказанная юридическими терминами, ближе к реалиям за окном. Хотя, в метафизическом значении вопрос подразумевает недвусмысленный выбор между гордыней и смирением, — завел привычную бодягу Варфаламей.
— Это констатация, не более того.
— Никитин ты мой! Констатация чего? — всплеснула руками крыса. Муха взлетела с отворота и, описав круг в воздухе, приземлилась в районе Дунькиного плеча.
— Сами знаете. Вы вчера не дали написать ни строчки, вклинившись нечистой силой в творческий процесс.
