Дмитрий Сазанский - Предел тщетности
— Не дала я ему, можешь успокоиться. Хотя он просил давно и неоднократно.
Он же из-за меня деньги из сейфа увел. Так и сказал — я тебе покажу, какое Никитин ничтожество.
— Ну и что, показал? — как можно спокойнее спросил я.
— Увы, добился обратного эффекта. Ты поступил именно так, как я и предполагала.
— Да никак я не поступил, вот в чем дело. Ему бы следовало еще тогда башку проломить за такие финты, жаль, что небо так долго тянуло с расплатой.
— Ничего бы ты ему не проломил, — впервые улыбнулась Танька. — Он хотел выставить тебя сквалыгой и ублюдком, а ты в ответ лишь пожал плечами в задумчивости, не опускаясь до копеечных склок.
* * *Конечно, на фоне горы, что оставил Таньке последний муж, два миллиона рублей выглядели сущей мелочевкой. Почему-то вспомнись слова черта, Мишка хотел сотворить пакость, а получилось, что я своим бездействием только подтвердил статус «приличного человека» в глазах Татьяны. Век живи и удивляйся.
Сегодня не пасмурный день по версии грифа, а день знаний и отрытых дверей.
— А что же ты мне тогда еще не сказала?
— А когда? Ты сразу заполз в нору воспоминаний, затем раны зализывал в одиночку, через месяц кризис бабахнул и ты вообще пропал. К слову, я же поначалу всерьез его заявления не воспринимала. Я же думала, Мишка убедится, что не достиг цели, отдаст деньги и вернется все на круги своя. А он бесился, не видя ответной реакции, буквально скрежетал зубами от ярости, но даже разговаривать с тобой отказался. Мы гадали, может он их потратил на что, Макар ему даже деньги предлагал, чтобы он с тобой рассчитался, и забыли бы, как дурной сон. Только Мишка отказался наотрез и послал Славку в том же направлении, что и тебя.
День открытых дверей приносил сюрприз за сюрпризом — оказывается, Мишка от денег отказался, зачем тогда Макар мне врал в кафе на Чистых прудах? Такое впечатление, что все насмотрелись Доктора Хауса, который открыл глупому человечеству глаза на то, что все врут. Зрители ахнули, будто ни сном, ни духом до этого не имели дела с ложью, окруженные сплошь правдивыми людьми и пошли на всю Ивановскую цитировать умного врачевателя. Танька врет, Макар врет, Сапог врет с детства, жена чего-то недоговаривает, черт со спутниками тоже несут не пойми что, ну и я в ответ вам дулю покажу, милые мои, чтобы не быть белой вороной.
Глава 10. Десять дней до смерти
Теперь каждое утро начинается с воспоминаний — лежишь в постели и вертишь вчерашний день так и сяк, рассматриваешь в лупу поступки, разговоры, недомолвки, прокручивая в голове все, вплоть до интонаций. Раньше я вставал рывком с постели, радуясь нежному свету, скользящему лезвием между штор, а нынче натягиваю на себя вчерашнее, как одеяло до подбородка, играю в прятки с временем, желая замедлить приближение неизбежного, оттянуть фатальную поступь нового дня, уже точно зная сколько их осталось. Будто стоишь в середине аллеи, смотришь вдаль, а через десять метров череда деревьев по обе стороны от тебя внезапно обрывается, а дальше ослепительная пустота.
Не задался вчера разговор с Татьяной, повисла между нами пелена недосказанностей, и мы барахтались в ней, выныривая попеременно, так толком и не встретившись взлядами. Простившись, уже в дверях, она повернулась на мгновение, посмотрела мне в глаза, хотела что-то сказать, замялась, тут же передумала, я протянул к ней руку, стараясь подбодрить, и почувствовал, как вибрирует ее плечо — легкий бриз нервной дрожи. Она отвела взгляд, рассматривая, узор на обоях, повела плечом, словно хотела сильнее прижаться к моей руке.
— Знаешь, человек порой намеренно делает тебе больно, уверенный, что ты поступишь именно так, как он этого хочет, — выдержав паузу, Танька добавила. — А ты, к его удивлению, продолжаешь терпеть боль.
И ушла.
Закрыв за Танькой дверь, я сделал несколько бездумных пируэтов вокруг журнального стола, поглядывая на недопитую водку, как спортсмен перед заключительной попыткой взять вес или высоту, соизмеряя внутреннее состояние с внешней средой, будь она неладна. Борьба между искушением и остатками разума закончилась неожиданно — победил трезвый образ жизни, пусть ненадолго и в отдельно взятом человеке, но все-таки виктория, хоть медалей не положено, куцая, но победа.
Воодушевленный праведным началом, я решил продолжить совершать добрые поступки — дорога в тысячу китайских верст начинается с первого шага — обвел глазами комнату в поисках приложения рук моих и понял, что заняться решительно нечем. Ноги сами понесли меня к компьютеру, последнему прибежищу негодяя. Я уселся на вращающееся кресло, включил железного друга, и в этот миг меня посетила здравая мысль — нечастая гостья, прямо скажем — а почему бы действительно не написать роман? Я даже удивился, как столь простое решение трудной жизненной коллизия до сих пор не пришло мне в голову.
Видимо прав Ширак — мозги мои окончательно усохли. В самом деле, никто же не требовал от меня умных мыслей, неожиданных поворотов сюжета, парадоксальных метафор, никто не заставлял выдать на гора гениальное произведение, вызывающее интеллектуальную оторопь у издателей и восхищенное ликование масс. Никто даже не заикнулся о качестве произведения, поднимаемых в романе животрепещущих вопросах, мне даже не приказали уложиться точно в срок, по сути предложив тепличные условия с баром, сауной и трехразовым питанием, зато пообещали гонорар, дороже которого на свете не сыскать. Кретин, натуральный кретин — да собирание марок требует неимоверно больших усилий, по сравнению с синекурой под названием «литературное творчество».
Стоп, — сказал я себе, — а как же уже готовое название, результат мозгового штурма сотоварищей в лице нечистой силы и Никитина, но вспомнил улыбку Петьки Сапожникова и его, как мне теперь снова показалось, гениальную фразу, сказанную по поводу: роман может быть о чем угодно. Я засмеялся, посмотрел на стену в районе сломанного принтера чуть выше монитора и скорчил рожу. Открыл текстовый файл, девственная белизна страницы еще больше воодушевила меня, посмеиваясь, в творческом запале я протянул руки к клавиатуре и вдруг осознал, что возбужденный рой слов исчез, в голове зазвенела тревожная пустота, следом за ней заявилась пугающая тишина и только часы на стене издавали звук — стрелки безразлично шли по кругу, спотыкаясь каждую секунду. Мыслей не было или они проносились с такой скоростью, что ни одну из них я не смог идентифицировать. Понимая, что сидеть перед монитором и тупо смотреть на белый лист виртуальной бумаги можно необыкновенно долго, хоть до вечернего пришествия, то бишь явления жены с работы, когда мне уж точно не выдавить из себя ни строчки, хоть извилины выжимай, я решил пойти на хитрость. Закрыл глаза, занес руки над клавиатурой, как пианист над черно-белыми клавишами инструмента и ткнул наобум указательным пальцем в первую попавшуюся букву, рассчитывая, что такая уловка поможет мне ухватить начальную фразу романа за хвост. Указующий перст втопил случайную клавищу, я приоткрыл один глаз и увидел, как остальные буквы начали жить самостоятельной жизнью, будто на механическом пианино. Руки невидимки носились по клавишам с такой скоростью, что позавидовала бы опытная машинистка. На мониторе побежали строчки текста:
«Дорогая, ненаглядная, яхонтовая, дружочек мой, Евдокия Авдотьевна! Бросай ты своего лилового ухажера Варфаломея к поганой матери со всеми его прихлебателями крылатыми.
Выходи, свет очей моих, за меня замуж, всенепременно, не мешкая, сей секунд, в чем сейчас есть, в том и выходи. Лохматый анчутка совсем тебе не пара, серая жемчужина глаз моих.
P.S. С нетерпением жду у принтера нонче вечером. Твой Васятка Никитин».
Я поначалу даже не врубился, что невидимая бестия-машинистка настрочила от моего имени письмо крысе Дуньке. Не успел я удивиться, как клавиатура снова ожила и выдала следующий текст:
«Моншерами, Дусья! Кафешантан моего сердца, круассан души моей, во первых строках письма спешу уведомить вас, что соискатель на вашу руку и тело, именуемый далее, как Никитин В.И., не достоин и мизинца вашей же изящной не по годам лапки, ибо пребывает в безделии, неверии и блуде, а на сей момент является содержантом на шее несчастной супруги, с коей состоит в законном браке уже четверть века.
P.S. К принтеру не приходите одна вечернею порою, возьмите надежного провожатого. Ваш Варфал де Шорт».
Буквы остановились на мгновенье и снова понеслись бегущей строкой:
«Евдоха, клюв тебе в дышло! Гони их обоих в шею, проходимцев и шаромыжников — один болтун в кедах, другой бездельник на доверии.
P.S. К принтеру вообще не ходи, себе дороже. К тому же недоумок Никитин разбил его по пьяни».
* * *Вот такая переписка из сумасшедшего застенья. Мое негодование враз сменилось облегчением — если Дусья и де Шорт — хфранцузы хреновы — не дают мне осуществить задуманное, воплотить наболевшее, излить выстраданное, перебивая на вздохе, то у меня есть все резоны умыть руки, не упав в грязь лицом.
