Юрий Вахтин - Иуда Искариот
- Господи! Не повезло-то как парню, и грунт здесь мягкий – мог переломаться и уцелеть, - прошептал старший сторож и перекрестился.
- Значит, судьба его такая, - добавил сторож помоложе.
- Нет, не судьба. Это я его толкнул, - проговорил побелевший Виктор. – Звоните в милицию.
Фокин упал на спланированный грунт довольно мягкий, но попал на торчавшую из земли арматуру от бетонного столба. Штырь проткнул его грудь насквозь. Фокин даже не вскрикнул, наверное, так и не поняв, что это конец.
Милиция приехала быстро. Забрали Виктора и Куклина, он только спустился вниз, шел, покачиваясь от пережитого страха и выпитого. Сторожей допросили в сторожке вагончика. Виктора привезли в райотдел. Всю дорогу он твердил:
- Это я его толкнул. Я убил Фокина. Я предупреждал, не надо говорить о Вике плохо.
В райотделе его сразу допросил следователь. Что говорил и что подписывал, Виктор не помнил. Он вообще плохо соображал. Только утверждал:
- Это я его толкнул. Я убил Фокина.
Потом пришел следователь из прокуратуры:
- Петров, следователь прокуратуры, - представился он.
И снова те же вопросы: фамилия, имя, отчество, где родился, где проживает.
- Зачем Вы снова все это спрашиваете? – Виктор с наручниками на руках, в грязной окровавленной рубашке, он тоже поранил руку, наверное, о железные перила, когда спускался вниз. – Я же сказал. Я толкнул Игоря Фокина. Я его убил.
- Существует уголовно-процессуальный кодекс, Виктор Иванович, - вежливо объяснил следователь прокуратуры. Он был очень вежливый, этот следователь, в отличие от следователя-милиционера. Он не кричал, не грубил, был тактичен и даже достал пачку «Опала», положил на стол перед Виктором.
- Курите.
Только к 3.00 часам ночи закончился допрос. Виктор от пережитых потрясений еле держался на ногах.
- В камеру его, желательно в одиночку, - приказал следователь вошедшему сержанту, а следователю-милиционеру тихо добавил. – Отец его – Захаров Иван Егорович, партийный работник, лучше застраховаться от эксцессов, что с ним таким в камере могут сделать.
«Наконец-то всё закончилось, - с облегчением подумал Виктор. – Скорее в камеру - спать, спать, спать».
В дежурной части с его рук взяли отпечатки всех пальцев и ладони, намазав их предварительно черной краской. Милиционеры не спешили, это еще отняло почти час. Наконец, сержанты, дежурившие по КПЗ, посовещавшись, решили:
- В пятую его, там один указник.
И сержант, который привел Виктора от следователя, сказал ему:
- Пошли на хату. Извини, брателла, одиночки свободной нет. Привыкай, теперь будет всё общее: и камера, и туалет.
- Главное, чтоб не была общей задница, - с ухмылкой добавил второй сержант – здоровый детина с резиновой дубинкой в руках.
Оба конвойных весело засмеялись над удачной, по их мнению, шуткой большого сержанта. Виктора подвели к железной двери с цифрой 5, нарисованной белой краской. Позвенев связкой ключей, маленький сержант открыл камеру:
- Заходи, Витюшка, в дом родной.
Камера - 2 на 3, с деревянным помостом-лежаком у окна, напротив двери на высоте около полуметра над бетонным полом – нары. В углу старая ржавая двухведерная кастрюля с крышкой – это туалет – «параша», как ее ласково называют сидельцы. Стены поштукатурены «под шубу». На деревянном помосте-нарах лежал мужчина лет сорока, с взъерошенной, давно нечесаной шевелюрой и щетиной недельной давности. Он, видимо, спал, но шум в коридоре, звон ключей и открытой двери разбудили его.
- Кого привел, командир? – зашумели в камере слева, в 4.
- Убийца, - ответил маленький сержант.
- Давай его к нам. «Она» молоденькая? Га-га-га, - послышался в камере хохот, шум, мат.
Виктору от спертого воздуха камеры, от диких криков из других камер стало плохо, его стошнило. Он едва успел подбежать и открыть крышку кастрюли-«параши». Его рвало. От выпитого, увиденной крови, спертого воздуха. Виктор вырвал, сел на уголок деревянного помоста. Его сокамерник тоже сел, обхватив ноги руками:
- Курить есть? – первый вопрос сокамерника.
- Не знаю, в куртке, если не вынули.
Куртку Виктор нес в руках и бросил на помост, когда вошел в камеру.
Новый приятель ловко проверил карманы, достал пачку ТУ-134, спички.
- Надо же, не отобрали! – обрадовался небритый и добавил. – Козлы. Тебя как зовут?
- Виктор.
- А меня Артур, как тот король, - захихикал. – небритый. Мне пятнадцать суток дали. На всю катушку.
- За что дали? – машинально спросил Виктор.
Он лег на доски, положив свернутую куртку под голову. В камере было жарко, даже душно. Артур закурил жадно, затягиваясь табачным дымом:
- Хорошие сигареты, но слабые. Я «Приму» курю или «Беломор», - объяснил он Виктору. – Королева моя посадила. Устроил дома пьяный дебош – так судья в приговоре зачитал. Пятнадцать суток без вывода на работу. Уже восемь отсидел один. В первый день нас, правда, двое было. Второго с суда домой погнали, оштрафовали, наверное. Я тоже штраф просил, а мне пятнадцать суток без вывода.
Небритый Артур, видимо, соскучился по людям за восемь суток и поэтому болтал без умолка. Виктор прикрыл глаза. Побежали круги: сначала медленно, потом быстрее и быстрее. Он начал падать в бездну, даже вздрогнул, открыл глаза и, поняв, что это кружится голова, успокоился. Снова закрыл глаза и быстро забылся. Он спал долго, до самого обеда. Не слышал, как утром дежурный открыл дверь, и Артур вынес кастрюлю-«парашу» из камеры вылить в общий туалет. Не слышал Артура, который около часа объяснял ему, что жена у него сволочь – при первом скандале звонит в милицию. Это уже четвертый раз. Два раза тот отделался штрафом, раз сидел семь суток и вот теперь - пятнадцать без вывода на работу. Но, несмотря на ее сволочной характер, он любит жену, да и выпивает нечасто – пару раз в месяц: в получку и аванс. На этот раз была получка; он работает жестянщиком в СМУ. «На работе теперь будут большие неприятности. На доску повесят: «Позор пьянице», тринадцатой зарплаты лишат», - добавил Артур и захихикал. Ничего этого Виктор не слышал.
Разбудил его звон ключей, открылась дверь. Стояли уже новый сержант и арестованный с тележкой, на которой были бочки с обедом:
- Эй, король Артур, сокамерника толкни, живой он? Хорош дрыхнуть, не в санаторий попал.
- Да пусть поспит. Я ему возьму обед, - жалостливо попросил Артур. – Ему плохо ночью было. Рвало его сильно.
- Плохо ему было. Как кореша с крыши пихнул – не плохо было, а тут стошнило, - грубо сказал сержант.
Виктор открыл глаза, поднял голову.
- Проснулся. Бери обед, душегуб, - сержант отошел, пропуская в камеру арестованного, тоже, по всей видимости, суточника.
- Я не буду есть, - ответил Виктор.
- Это уже ваше дело, - ехидно сказал сержант. – Других блюд нет в меню. Хотя и это очень сносная еда, из столовой берем на химзаводе, - уже мягче добавил он.
- Спасибо, мне не хочется, - повторил отказ Виктор.
- Бери, ты что? Теперь через сутки обед будет. Здесь не разжиреешь – раз в сутки кормят, - зашептал Артур и, схватив миску, стоявшую на железном откинутом столике, протянул арестованному-раздатчику:
- Земляк, пожирнее со дна, пожалуйста.
Конвоир и раздатчик пошли дальше в 6 камеру. Везде их встречали шутками и незлобными приколами. Артур сидел на нарах в своей любимой позе – поджав под себя ноги, и жадно доедал рожки по-флотски.
- Бери и мое, если хочешь. Я не буду сегодня есть. Да и не до еды мне, - предложил ему Виктор.
- Что натворил ты, если не секрет? Тебя вертухай душегубом назвал, - принимаясь за Викторов обед, поинтересовался Артур.
- Я плохо помню, если честно. Скандал, крики, милиция. Игорь весь в крови с проткнутой грудью, - Виктор закурил.
- Ух ты! - Артур даже перестал жевать. – Ножом проткнутый?
- Нет, арматурой. Он с крыши спорткомплекса упал на стройке пивзавода. Слышал о такой?
- Слышал. Весь город знает. Громадину строят. Борьба с пьянством. Будем пить пиво вместо водки и будем трезвые, как будто пиво - это молоко, - Артур снова захихикал.
Они поговорили о своих проблемах. Чем больше говорил Виктор, рассказывая о случившемся вчера вечером, тем неувереннее становилась истина, которая, казалось, не требуют доказательств. Так, по крайней мере, думал Виктор вчера. Толкнул он Фокина или он упал сам? Он даже не дотронулся до него. А может, в порыве ярости всё же толкнул? Один человек всё это видел – Куклин. Их привезли вместе, но в разных машинах. В райотделе Виктор Куклина не видел. Дверь снова открылась. Тот же сержант, что и раздавал обед с арестованным, произнес:
- Захаров, на выход. Куртку оставь, здесь недалеко.
Виктор вышел из камеры. Сержант закрыл камеру на ключ. «За мной», - скомандовал он и пошел к выходу. Напротив первой камеры дверь. Сержант толкнул ее, вошли в небольшую комнату: стол, две табуретки, привинченные к полу, большое окно, только решетка с обеих сторон: и внутри, и снаружи. У окна стоял пожилой мужчина с совершенно седыми волосами, с тростью, явно ручной работы, он повернулся, внимательно осмотрел Виктора, слегка прихрамывая, подошел к столу. Сержант, доложив, что задержанный Захаров доставлен, вышел.
