Ильдар Абузяров - Агробление по-олбански
– Не понимаю, – развел руками Жан.
Он ходил по комнате, пребывая в возбужденном состоянии.
– Рауль, у тебя остался тот номер журнала? – наконец спросил он.
– Конечно.
– Давай неси сюда.
– Может, сначала по чайку?
– Какой тут чаек?
Рауль принес журнал и раскрыл его на нужной странице.
Не знаю, что почувствовали другие, но мне стало не по себе. Посреди тысячи людей наша Александра с задранной майкой. Среди разноцветного моря фанатов. А рядом статья о румынской гимнастке, снявшейся для «Плейбоя», и обо всех репрессиях, свалившихся на ее голову. Девочку преследовали так, что она вынуждена была покинуть родину. Автор статьи сетовала на то, что русскую гимнастку даже не пожурили.
Жан стал разглядывать грудь Александры с лупой. От этого мне стало еще больше не по себе.
– Перестань, – попросил его Рауль.
Жан поднял голову и посмотрел на нас так, словно был чем-то поражен.
– Не может быть, – сказал он наконец. – Может, это только совпадение, но у нее оба соска в виде циферблата.
– Какого циферблата?
– Обычного, как у часов с кукушкой. Посмотрите, у нее каждый сосок с такой прожилочкой. Левый – с большой, а правый – с маленькой. Как будто часовая и минутная стрелки.
Я взял лупу.
– Это может быть природной особенностью, и только. Даже на пнях при желании можно что-то разглядеть, – сказал Рауль, – а уж тем более на всех женских сосках есть складочки и трещинки.
– А знаешь, мне это напоминает красный вензель, – посмотрев, произнес Эрик, – такой, какой белоручки вышивали на белых кружевных платках еще в восемнадцатом веке.
– А мне тюльпан с лепестками, а кому-то это напомнит солнце с лучиками, ну и что? – Никогда мы еще не видели Рауля таким злым.
– Подожди, а в чем ты увидел совпадение? – поинтересовался я.
– У нее на левом соске будто стрелки показывают одиннадцать часов.
– Ну и что?
– М-м… по заключению экспертов, смерть наступила предположительно в это же время.
– И еще одно совпадение, – сказал Эрик, – в том, что она не показала мне грудь. Ни в какую.
– Значит, на правой, должно быть, указано время рождения, – предположил Рауль, – если ты не ошибся, разглядывая Александру…
– Предположим, – сказал Жан, – на груди Александры у сердца указано время ее возможной смерти. И Александра, зная об этом, считала для себя лучшим не показывать это чудо никому, но в один прекрасный момент она сорвалась, пошла на отчаянный поступок. Но почему?..
Жан рассуждал логично – как настоящий полицейский, даже как частный детектив. Хотя если посмотреть на его слова со стороны, а не изнутри, все, что он говорил, было полным бредом. Нет – полнейшим бредом.
– Этот жест похож на публичное самоубийство, – заметил Рауль.
– Да, – сказал Жан, – но умерла-то она в другой день. Хотя могла бы умереть и в тот. Ведь стрелки на груди ко дню не обязывают.
– Значит, так оно и есть, – продолжал Рауль, – Александра знала: покажи она свой тайный знак на груди людям, и с ней случится что-то плохое. Может быть, даже смерть.
– Но почему же она не умерла тогда? – продолжал копать Жан.
– А может быть, у нее где-нибудь был еще один знак? – предположил я, и мы все посмотрели на Эрика.
– Я не видел, – пожал плечами Англичанин.
– Может, на спине? – подсказал Рауль.
– Все очень просто, – сказал я, – в тот день никто не заметил этой отметины, а потом кто-то, как и мы, разглядел в журнале.
Листы из тетрадиНакануне ему нагадали по гороскопу сложный день и строго-настрого запретили флиртовать. Даже легкий флирт.
Вечером он с большой компанией пошел на вечеринку к своему однокласснику. Были все девчонки, даже из параллельного класса.
Танцевали. Пили чай с тортом. Играли в «мафию». Это когда всем раздают карты, а кому попадаются тузы, те мафия. Когда город засыпает, мафиози убивают одного из горожан, а одного насилуют.
Ему везло, раз за разом он был мафией.
– На город надвигается ночь, – объявляла ведущая, – все засыпают, только мафия продолжает бодрствовать.
Он открывал глаза и, пользуясь положением, заглядывал в вырезы платьев – на груди, на спине. Нагибал голову, заглядывал между ног самым красивым девчонкам. Тем, что нравились.
– Город просыпается, – объявляла ведущая, краснея, – убит Евгений.
Все-таки друг, думал он, будем вместе любоваться персиками. Я и он с открытыми глазами, а девочки с закрытыми, волнуются.
И тут неожиданно Александра указывает на него – мол, вот она, мафия. Ему было невдомек, как она догадывается. Ведь он такой хороший конспиратор, артист. Ладно бы только его, но Александра отгадывала и других, всех без исключения. Может, она подглядывает?
Став мафией в следующий раз, он приблизил свои глаза к ее глазам. Лицо к лицу, смотрел внимательно, не дыша. Он чувствовал, как глубоко вздымается ее грудь в открытом сарафане. Его это привлекало. Заводило. Он уже собирался оттянуть бретельку, как Александра открыла глаза. Пронзила взглядом.
Что поделать? У нее был дар.
По пути домой он вынул из нагрудного кармана рубашки, там, где у него обычно был значок Ленинской армии, туза червей. Забыл оставить, унес вместе с сердцем.
– Все очень просто, – повторил я, – все складывается.
– Все не может быть очень просто и так легко складываться, – заметил Рауль, – жизнь далеко не ребус.
– Это мы еще проверим, – закрыл журнал Жан.
После этих слов они с Раулем быстро собрались и куда-то ушли. Я заперся в ванной, где из подвешенного к стене ящика достал бинт. Бинтом я обмотал кисти рук. Я видел, так делали штангисты на соревнованиях. Штангистов я ненавидел, но они все-таки лучше, чем боксеры.
– Слушай, – обратился я к Эрику, выйдя из ванной, – ты все говоришь: Александра, Александра. А как же моя жена?
– Извини. – Эрик развел руками.
– И что, ты ее совсем не любил?
– Как выяснилось. – Эрик опять развел руками. – Извини.
– А на кой черт ты тогда связался с ней, разрушил семью?
– Бес попутал.
– Как ты мог бросить ее здесь одну? – опустил я голову.
– А знаешь, я полюбил другую.
Не успел Эрик еще раз развести руками, как я схватил его за подмышки и выкинул прямо с балкона. Мучался, конечно, а что делать?!
Через полчаса пришел Рауль. Принес пачку чая и Эрика.
– Вот, валялся под нашими окнами, – как бы извиняясь, сказал Рауль. – Жалко стало.
– Ему повезло, что я живу на первом этаже, – продолжал я злиться.
А еще через полчаса в квартиру вбежал радостный Жан.
– Танцуйте, письмо, письмо. Письмо для Александры. Достал из почтового ящика. Вот этим ключиком подцепил! – Жан поцеловал висевший на шее ключ от банковского сейфа. – Все-таки пригодился, родной. – Жан очень радовался, что и ему что-то удалось раздобыть. Внести свою лепту в доморощенное расследование.
– Ты что-нибудь узнал у соседей?
– Соседи ничего не знают. Зато я достал письмо. Танцуйте, танцуйте, кому сказал!
Но Жан танцевал сам. Накручивал восьмерку нижней частью туловища, при этом мало двигаясь вверху. Выглядело очень комично.
Особенно комичным это выглядело после того, как в шапке письма мы прочитали:
«Уважаемый Александр Филиппович! Скоро область выберет нового губернатора…»
Потому что те, кто обращался к Александре Филипповне, перепутали ее пол и имя. Они в упор за цифрами и буквами не замечали маленького человека.
Глава 26
Красный шлам
Босния в огне. Горели реликтовые леса, пожарники в касках, словно солдаты, борющиеся с армией джиннов, опрыскивали кустарники и сухостой очередями капель. За спиной у каждого двадцатилитровый рюкзак. Большой огонь пытались поливать как из пулемета. Военная авиация бомбила тоннами водородных потоков.
Проезжая на машине по серпантину, Давид видел, как они копошатся там, в глубине ущелья, словно потовые вши в жировой складке старушки Земли. Удушливый едкий дым заполнял весь салон. Так пахнет старостью и болезнью отходящее на тот свет в агонии тело.
У неба была горячка. Положите повязку на голову, – требовало небо, потело из последних сил, но пота не было. Кусты шиповника и малины можно заварить целиком в жарком дожде – но никто не заваривал.
Первый город в Боснии, который они посетили, был Баньей. Их трое и монастырь Святой Троицы. Черные закопченные стены храмов. Церковные песнопения. От выхлопов над городом-саркофагом солнце стало красным, как глаза больного.
Выдолбленные в скале храмы со слуховыми и вентиляционными окнами создавали прекрасную акустику для песнопений. Надо молиться, подумал Петр и упал на два колена. Будучи православным, Эфлисон рухнул наземь рядом с Петром, чем чуть было не разрушил древний памятник архитектуры.
