Валя Стиблова - Скальпель, пожалуйста!
Я оглядел операционное поле. То, что он сделал, было великолепно. Когда он научился? Однажды я спросил его, чем он хочет в будущем заниматься. Он сказал, микрохирургической техникой. Я не придал этому большого значения. Каждый молодой врач стремится получить доступ к этой работе, а он у нас был самый молодой. Но, видно, он не только говорил. Научился тому, что до сих пор не умеет и Гладка, не говоря уж о главвраче Кроупе. Человеку, лежащему на столе, он спас руку. При хорошей реабилитации двигательные функции, возможно, совсем не будут нарушены.
— Отлично, — похвалил я его.
Зеленый смущенно заморгал и ничего не ответил. Мои врачи не очень-то привыкли к похвалам. Он снова склонился над больным. Кроупа на минутку ослабил манжет тонометра — произвести эвакуацию крови. Зеленый скоагулировал микропинцетом мелкие сосуды, начавшие кровоточить. Приготовил иглу для внешней оболочки всего нерва. Стал аккуратно накладывать шов, который был уже ясно виден невооруженным глазом.
Операция близилась к завершению. Большое счастье, если нерв можно сшить сразу. Его тонкие волоконца срастутся, как корневище неистребимого растения. Опять побегут по ним импульсы, оживляя руку чудом бессчетных движений. И я вдруг понял: именно это вновь и вновь рождаемое чудо не позволяет нам оставить наш немыслимо тяжелый труд без отдыха и срока, где есть и поражения страшнее самого горчайшего похмелья.
Гладка извиняющимся тоном снова начинает объяснять. Пусть успокоится. Ее решение как ведущего хирурга оперирующей бригады было правильным. Искренно уверяю, что не смог бы провести эту операцию лучше. И, странно, не вижу в Гладкой ни намека на ревность. Как само собой разумеющееся принимается, что Зеленый способен на большее, чем она. Что делать, иные опытные врачи осваивают новые методы, как начинающие. Конечно, женщина есть женщина, но Гладку-то, возможно, охлаждало мое нежелание привлекать ее в сложных случаях.
Теперь короткая передышка. Ждем, когда поступит к нам жена бедолаги, которого прооперировали. Из рентгена звонили, что у нее, видимо, кровоизлияние в обоих полушариях, придется трепанировать дважды. Кроме того, там перелом основания черепа и тяжелые ушибы лица. Общее состояние плохое, придется подключать искусственное дыхание.
Мы сняли маски и распахнули настежь окно — за ним дрожала влажная и темная завеса ночи. А мы тут были как актеры в свете рампы, в ослепляющей белизне халатов — устало щурящиеся донкихоты, готовые ринуться в бой снова и снова. Гладка не поленилась сдернуть и шапочку. Идет к зеркалу — подправить сбившуюся, липкую от пота прическу, но, взглянув на свое отражение, оставляет это намерение и, недовольная, возвращается к креслу.
У Кроупы пересохло в горле. Не выдержав, он приносит из холодильника пиво. Предлагает и мне, но я отказываюсь, я действительно не хочу. Откупорил бутылку и, как грудничок, присосался к горлышку. От удовольствия прикрывает веки, так что Гладка громко прыскает со смеху.
— Как у материнской груди, Пепик, — говорит она. — Жалко, твоя старуха не видит!
Зеленый вместе с операционной сестрой разносит кофе. Для меня в большой глиняной кружке, оставшейся еще от мамы. «Кофе из полуведра», — говорит Итка. Здесь эта кружка потому, что я не приемлю казенных чашечек с золочеными ручками. Операционная сестра — красивая рыжеватая девица с фигурой Юноны. Зеленый ей явно нравится. Она кидает на него глубокие взгляды и расточает похвалы. Быть может, он ей импонирует своим сегодняшним успехом. Да и какая разница! Ведь многим более сильным чувствам дает толчок именно изумление. А Зеленый у нас действительно блеснул.
— Вы сегодня превзошли самого себя, — подчеркиваю я снова и гляжу при этом на сестру, которая с довольным видом вертится на стуле, словно комплимент отпущен ей.
— Мне кажется, периферическая нервная система у вас пойдет.
— Меня это интересует, — скромно отвечает Зеленый, держа свою чашку.
Можно только позавидовать ему. Молодой, красивый парень с четкой перспективой на успех. Как мне известно, счастливо женат, уже есть маленький. Честолюбив настолько, что может чего-то достичь, но не настолько, чтоб испортить отношения с коллегами.
— Зелененький, налей мне еще кофе, — просит Гладка.
Но сразу поправляется:
— Собственно, хватит уже называть тебя «зелененьким», когда ты так сегодня отличился. А я-то, глупая, боялась, как бы нас обоих не турнули из операционной!
— Пани ассистентка, вам один кусок сахара или два? — пытается переменить он тему разговора — покровительственный тон Гладкой, кажется, не очень ему по душе.
Но отступать Гладка не собирается.
— Знаете, пан профессор, мы ведь начали без вас намеренно, — продолжает она в своей непринужденной манере, так импонирующей нашим мужчинам. — Спроси я вас заранее, сможет ли Герка Зеленый это сшить, вы бы меня разубедили и не дали бы ему ходу. Так ведь?
— Возможно… — смеюсь я.
Теперь, адресуясь к Зеленому, она бьет козырной:
— Понятно, шляпа? А ты все: «Ну, если только шеф не придет» да «Следовало бы получить его разрешение» — и даже сказал: «Годик-другой я бы еще поприглядывался, не хочу его раздражать…»
Зеленый сидит красный как помидор. Растерянно опускает чашку. Только что, при наложении швов, был ловок, как жонглер, а теперь даже не попадает донышком на блюдце. Растяпа — чуть ее не опрокинул! Выбежал из комнаты, потому что кофе брызнул ему на халат.
— Ну хватит, детки, — прекращаю я это маленькое представление. — У нас еще дела.
Пострадавшая тем временем обследуется рядом в малой операционной. На одном конце ее отставленная каталка с пьяным водителем, на другом — его жена. Муж получил анальгетики и снотворные, но не спит. Что-то вполголоса бормочет. Вот даже выкрикнул ругательство. Алкоголь из него далеко еще не вышел. Уровень его в крови мы узнаем позже, кровь взяли еще в приемном покое. Пострадавший пока и понятия не имеет о том, что он натворил.
Жена всесторонне обследована. Были здесь врачи из глазного и неврологического отделений и даже стоматолог, потому что верхняя челюсть у нее тоже сломана. На деформированном лице — сильно отекшие веки, так что едва можно проверить, реагируют ли на свет зрачки. Видим колебательные движения глазных яблок — значит, можно предположить и травму мозгового ствола. Это плохо, в таком состоянии каждое новое вмешательство нежелательно.
Просматриваем снимки. На стороне, где более обширная гематома, я, кажется, различаю смутную линию повреждения, которую рентгенолог не описал. Похоже на вдавленный перелом кости. Присутствующие склонны этому верить. Кроупа хорошо знает технику рентгена, не один год занимается общей хирургией. Он распознал место перелома кости и его вдавления. Похоже, так оно и есть. Данные обследования указывают на раздражение коры головного мозга в этой области, нога у пострадавшей сведена судорогой.
Мы смотрим друг на друга.
— Ну что же, пошли мыться, — говорю я.
Мы трем щеткой руки над умывальниками и громко переговариваемся. Мне все еще не совсем ясна причина такой тяжести состояния.
— Субдуральная гематома не дала бы такой устрашающей картины.
— Даже если она двусторонняя? — вставляет Гладка.
— Даже если она двусторонняя. А, собственно, что мешает думать, что это эпидуральная гематома? — подбрасываю я мысль, которая тут напрашивается.
Все поворачивают головы в мою сторону. Ведь мы же учим и студентов, какое тут различие. Субдуральное кровотечение — венозное, медленное. Кровь собирается под твердой оболочкой и только постепенно сдавливает мозг. Эпидуральное кровотечение — из артерий. Кровь идет хоть и быстрее, но пространство, где она может разливаться, — между костью и твердой оболочкой — обширнее. У больного не сразу наступает выключение сознания.
— Она была без сознания с самого начала, — говорит Кроупа, словно отзываясь на мои невысказанные соображения.
Я не хочу сдаваться.
— Но, может быть, для этого была другая причина. У нее все же перелом основания. Оба фактора и объясняют этот феномен.
Все молчат. Не хотят принять мою версию.
— Пани ассистентка, — обращаюсь я к Гладкой, — не вытекал ли у нее из уха или носа ликвор?
— Из уха текла кровь, это я заметила, но ликвор?.. Не могу сказать.
Зеленый бросил мытье и пошел посмотреть больную. Гладка поскучнела. Прекрасно чувствует: такую существенную деталь могла бы установить сама. Зеленый долго не возвращается. Наконец появился, помахивая у нас перед глазами лакмусовой бумажкой.
— Это действительно ликвор, — объявляет он, показывая нам типичную окраску. — Собрал какие-то капли отделяемого, но результат бесспорный.
— У пана профессора талант детектива, — пытается с улыбкой подольститься ко мне Гладка. — Этого уж не отнимешь.
