Салман Рушди - Флорентийская чародейка
Можно предположить, однако, что исход решающего сражения (при Чалдыране) был обусловлен более прозаическими причинами. Армия турок имела численное превосходство, к тому же у них были ружья, в то время как персы, считая их оружием, недостойным мужчины, от их применения отказывались, вследствие чего гибли в огромном количестве, хотя и весьма достойно, вполне по-мужски. Можно предположить также, что турки выиграли бой, потому что их армией командовал несокрушимый янычар, избавивший мир от Влада Дракулы, доблестный турок из Флоренции по имени Аргалья. Сколь бы ни мнил себя великим Исмаил-шах — а по самомнению ему не было равных в мире, — он оказался не способен долго сопротивляться обладателю заговоренной сабли.
Шах Исмаил объявил себя двенадцатым имамом.[44] По всеобщему мнению, он был высокомерен и тщеславен и прослыл истовым приверженцем ислама шиитского толка. Он любил повторять слова суфия Шейха Захида: «Я искрошу в щепы клюшки противника, и все поле станет моим». К изречению святого он сделал собственное добавление: «Я то, что тебе нужно. Приди ко мне, слепец, потерявший дорогу, и обрети Истину! Я тот, кто может всё и вся!» Его почитали как земное воплощение Аллаха, и своим верным «красноголовым» солдатам-кызылбаши он действительно представлялся божеством. Никто не назвал бы Исмаила скромным, благородным или добрым. Тем не менее именно в таких выражениях говорила о нем вычеркнутая из истории принцесса Кара-Кёз, когда после победы при Мерве с головой Шейбани-хана в кувшине с медом он торжественно вступил в Герат. Шах Исмаил стал ее первой любовью. Тогда ей исполнилось семнадцать.
— Значит, это все-таки правда! — воскликнул Акбар. — Выходит причина отказа Черноглазки вернуться вместе с Ханзадой ко двору нашего деда, причина запрета упоминать ее имя заключается вовсе не в том, что ее соблазнил ваш Аркалья или Аргалья, как полагала незабвенная Гюльбадан, а в ее любви к персидскому шаху!
— В сказании о Кара-Кёз две главы, о хранитель вселенной, — пояснил Могор. — Две главы и два героя. Первая посвящена победителю, вторая — тому, кто его уничтожил. Нужно признать, что женщина — существо несовершенное, и у молодой особы, о которой идет речь, имелась своя слабость — она любила быть на стороне победителей.
Герат. Жемчужина Хорасана, родина создателя непревзойденных миниатюр Бехзада и бессмертного философа любви — поэта Джами; место упокоения покровительницы самой красоты, царицы, названной Гаухар-Шаад, то есть «сверкающая, словно алмаз». «Теперь ты принадлежишь Персии, о Герат! — повторял про себя Исмаил-шах, следуя улицами покоренного города. — Твоя история, твои оазисы и купальни, мосты, каналы и минареты — все это теперь мое». Из окна дворца за ним следили две пары глаз — две принцессы из рода Великих Моголов. «Теперь мы либо умрем, либо получим свободу», — произнесла Ханзада. Она постаралась, чтобы ее голос звучал спокойно. Она заметила запечатанный кувшин, притороченный к седлу коня, следовавшего за Исмаилом, и поняла, что в нем находится. «Если отец мертв, его сына ожидает та же участь», — добавила она. Предчувствие не обмануло ее: к тому времени, как Исмаил явился к ним, мальчика уже отправили вслед за отцом. Почтительно склонив голову перед принцессами, шах Исмаил обратился к ним с краткой речью:
— Вы сестры великого брата моего, и я дарую вам свободу. В знак своего расположения к почтенному Бабуру я намерен отправить вас вместе с дарами в Кундуз, где он сейчас пребывает. Думаю, для него вы станете самым дорогим из всех моих подарков.
— До сегодняшнего дня я была не только сестрой, но еще женой и матерью, — отвечала Ханзада. — Две трети меня ты уже уничтожил, а то, что осталось, думаю, можно отправить к родным.
Ее сердце — сердце супруги Древоточца и матери восьмилетнего принца — разрывалось от горя, но ни словом, ни жестом, ни взглядом она не позволила себе показать свои истинные чувства, поэтому шах Исмаил посчитал ее холодной и бездушной. В свои двадцать девять Ханзада-бегум по-прежнему оставалась красавицей, и у Исмаила возникло искушение взглянуть на ее прикрытое кисеей лицо, однако он сдержался и перевел взгляд на младшую сестру.
— А что вы скажете своему освободителю? — со всей учтивостью, на какую только был способен, спросил он.
Ханзада-бегум взяла девушку за локоть, как бы собираясь увести.
— Мы с сестрой одного мнения, — сказала она. — Мы отправимся домой.
И тут произошло неожиданное. Кара-Кёз отстранила сестру, откинула тонкую кисею и, смело глядя в лицо Исмаилу, произнесла:
— Я предпочла бы остаться.
После череды жестоких сражений мужчина особенно остро осознает, сколь хрупкая это вещь — жизнь; его дух слабеет, он начинает ценить жизнь с особой силой, словно драгоценную чашу, которая чуть-чуть не разбилась вдребезги. В такие моменты все мужчины на какое-то время делаются трусами; они думают только об одном — как бы забыться в женских объятиях, услышать исцеляющие слова любви, которые шепчут только женщины; они жаждут одного — затеряться в смертельно опасных лабиринтах любви. В подобном состоянии мужчина готов совершать поступки, которые могут свести на нет все тщательно продуманные планы, и давать обещания, которые способны круто изменить его судьбу. Так случилось и с Исмаил-шахом — он утонул в черных глазах принцессы.
— Тогда оставайся, — вымолвил он.
— О да! — со вздохом проговорил император, вспоминая собственные ощущения. — Женщина — на нее уповаешь, когда душа твоя опустошена, когда руки твои в крови, ее жаждешь, чтобы своим прикосновением она стерла чувство вины за пролитую кровь, если ты победил, и избавила бы от уязвленного тщеславия, если победили тебя. Женщина — чтобы унять пробирающую до костей дрожь, чтобы осушить слезы стыда и облегчения от того, что всё уже позади; женщина — чтобы окропила тебя лавандой и ты перестал ощущать запах крови на кончиках пальцев и зловоние собственной бороды. И пусть женщина скажет, что ты принадлежишь ей одной, отвлечет тебя от мыслей о смерти, избавит от тревожного чувства, что когда-то и тебе придется предстать перед судом Всевышнего, изгонит из твоего сердца зависть к тем, кто успел пройти через это испытание до тебя и удостоился лицезреть Его. Женщина — только она одна способна заглушить самое страшное и самое тайное из всех твоих сомнений — сомнение в возможности жизни после смерти, сомнение в самом существовании Всевышнего, ибо смерть настолько очевидна, безусловна и окончательна, что исполнение какого-либо высшего предназначения после этого представляется невозможным.
Позднее, после того как Исмаил потерял ее навсегда, он говорил о том, что был околдован, о том, что в ее взгляде было нечто потустороннее. Говорил, что в нее вселился Сатана, который и привел его к гибели. «Никогда не подозревал, — делился он со своим глухим слугой, — что подобная красота может сочетаться с такой черствостью. Не ожидал, что она бросит меня так же бездушно, как выбрасывают старые туфли. Я думал, что меня любят. Никогда не ожидал, что, как Меджнун,[45] сам буду сходить с ума от любви. Она разбила мне сердце».
Ханзада вернулась в Кундуз, к Бабуру, без сестры. Ее встретили торжественно: перед ней прошли маршем полки, гремели барабаны, звенели песни, кружились в танце стройные девушки. Сам Бабур подошел, чтобы заключить ее в объятия, когда она вышла из паланкина. Однако душа его кипела от ярости, и именно тогда он повелел вычеркнуть имя Черноглазки из семейной хроники. Правда, еще какое-то время он делал вид, что питает к Исмаилу дружеские чувства. В оборот были пущены монеты с профилем Исмаил-шаха, а тот, в свою очередь, дал Бабуру войска, чтобы вытеснить из Самарканда узбеков. Вскоре после этого Бабур перестал скрывать свою неприязнь и дал знать Исмаилу, что пора бы ему убраться с его территории к себе в Персию.
— Вот это интересно, — заметил Акбар. — Для нас всегда оставалось непонятным, что побудило нашего деда сразу после взятия Самарканда вдруг потребовать, чтобы Исмаил увел свои войска. Как раз тогда он перестал писать историю своей жизни и вернулся к этому лишь спустя одиннадцать лет. Как только персы ушли, он снова потерял Самарканд и был вынужден податься па Восток. Мы полагали, что причиной его отказа от помощи персов послужило недовольство религиозной риторикой Исмаил-шаха, настойчивостью, с которой тот навязывал всем идею о своем божественном статусе, и претензиями на роль главного шиита. Однако если истинной причиной явилось накопившееся у деда раздражение из-за Черноглазки, то это означает, что ее поступок оказал огромное влияние на целую цепь дальнейших событий. Ведь именно потеря Самарканда вынудила Бабура устремиться в Хиндустан и положить здесь начало новой династии, третье звено которой — мы сами. Если твои слова верны, то получается, что наша империя возникла благодаря капризу Кара-Кёз! Следует ли нам осуждать ее за это или прославлять? Кем она была — предательницей или родоначальницей, которая определила наше будущее?
