Эдуард Семенов - Допельдон, или О чем думает мужчина?
После этого периода времени у мужчины наступает весьма бурная и эмоциональная реакция легкого бешенства и помешательства. У женщины же через этот же период времени наступает умиротворение, близкое к состоянию счастья.
Ученые не объяснили причину такого странного поведения мужчины, но они однозначно заметили, что мужчина приходит в ярость ровно через этот период времени.
Между нами шутка юмора про эти минуты, отведенные для совместного похода по магазинам, считается уже старой и утратившей обаяние новизны, но, тем не менее, повторяется каждый раз, как мы пересекаем пороги магазинов. Потому что необъяснимым образом я действительно через этот период времени прихожу в состояние, близкое к ненависти ко всему на свете.
Не то, что я прямо вот так сильно раздражаюсь и начинаю метать коробки в бедных продавцов, которые не могут ответить на элементарные вопросы, задаваемые моей принцессой с особым выражением неосведомленности. Нет, до этого дела не доходит. Хотя, честно говоря, я тоже не знаю, как ответить на такой, к примеру, вопрос:
— Скажите, а этот каблук скоро отвалится?
И усталость тут ни при чем. Хорошо тренированный мужчина может выдержать еще больше времени, в еще более невыносимых условиях, а здесь даже посидеть иногда приглашают. И кофе дают. Бывает даже, что продавцы уделяют мне больше внимания, чем непосредственно самой покупательнице.
Причина раздражения не в этом! А непосредственно в обуви. Через семьдесят девять минут она, то есть обувь, теряет для меня все свои черты индивидуальности. Мне уже глубоко наплевать какие у туфель мыски — острые или тупые, на каблуке они или на платформе. Хорошо сидят на ноге или плохо. Смотрятся с этой кофточкой или не смотрятся.
Уходит назад, на подкорку вся информация, подсмотренная в модных журналах, о высоких традициях английских и итальянских обувных мастерах, о новых тенденциях сезона и стандартах качества.
Через семьдесят девять минут вся обувь становится просто… обувью.
Предметом, который был придуман на заре человечества для того, чтобы не поранить ступни об острые камни. Через семьдесят девять минут с мужчины слетает весь налет интеллигентности и светскости, ну я имею в виду среднестатистического мужчину, с высшим образованием и некоторым жизненным опытом, и он снова становится первобытным аборигеном, который видит перед собой только одно — «обыкновенный ботинок».
И этот ботинок, ну ни чем, совершенно ни чем, за исключением мелких незначительных деталей, которые даже не стоит брать в расчет, не отличается от своего ближайшего соседа по полке.
И совершенно не понятно, как можно столько времени их рассматривать и сравнивать. Ведь конечный итог всего этого — надеть и… пойти, побежать, поскакать, потопать. Легкой походкой, мелким шагом, тяжелой поступью.
И какая разница, в чем это делать? Главное, чтобы это было удобно и красиво! А любая женская обувь, да и мужская, кстати, тоже, имеющая на своей пятке лейбл хорошей фирмы, призвана это делать. Она это гарантирует. Всем своим видом, всеми своими рекламными плакатами и интерьерами магазинов.
И любая обувь, любая, даже стоящая умопомрачительно дорого, рано или поздно будет сношена до дыр и до состояния нестояния. Любая! Даже та, которая будет носить лейбл «Допельдон»! Хм, об этом стоит подумать на досуге, ведь та обувь, которая не будет соприкасаться с дорогой, не будет и стираться? Вот только как этого добиться?
Через семьдесят девять минут приходит понимание того, что в этот бесконечном сапожном лабиринте можно потратить еще десять раз под десять семьдесят девять минут и все равно не найти идеальной пары туфель или сапожек.
Ну, в зависимости от того, какая погода на улице.
Через семьдесят девять минут любому здравомыслящему мужчине хочется сесть на пол и заплакать от отчаяния.
И отчаяние это усиливается пониманием того, что твоя милая спутница в данный момент времени находится как раз в двух шагах от состояния близкого к эйфории. И она абсолютно не понимает твоих умоляющих взглядов и намеков, что пора бы уже определиться с покупкой.
«Как же так? Почему ты не можешь мне точно сказать, идут мне эти туфельки или нет? Тебе все равно, в чем я буду ходить эти летом (осенью, зимой, весной)? Хорошо я одену лапти! Нет, я буду ходить босиком! Ты меня абсолютно не любишь!»
Вердикт окончательный и обсуждению не подлежит.
Будь моя воля, я бы на уровне закона потребовал установить перед входом всех супермаркетов часы с таймером, которые бы отсчитывали эти семьдесят девять минут. И еще я бы заставил владельцев магазинов в самых видных местах повесить предупреждающие плакаты, такие же, как на пачках сигарет и на бутылках вина: «ВНИМАНИЕ, ЧРЕЗМЕРНОЕ ПОСЕЩЕНИЕ МАГАЗИНОВ ВРЕДИТ ВАШЕМУ СЧАСТЬЮ! Вы можете поссориться со своей любовью! У вас есть только 79 минут!»
Параллели
Вот такие вот неутешительные исследования. Однако, как и в любом деле, бывают исключения.
Удивительно, но факт! Мысли о необычном явлении, которое позволило мне вписаться в поворот, не знаю уж как его правильно назвать, то ли «дежа вю», то ли «параллельное измерение», а может быть, просто «Допельдон», помогают мне легко и непринужденно пережить ближайшие семьдесят девять минут, которые были потрачены на походы по обувным магазинчикам.
Именно через семьдесят девять минут я принимаю самое деятельное участие в теоретическом споре между продавцом и принцессой по поводу того, какой на самом деле должна быть настоящая обувь для принцессы. И какие ощущения должна испытывать настоящая женщина, перемещаясь в пространстве.
— Знаете, мне кажется, вы не понимаете того, что мы хотим. Ведь нам нужна обувь, в которой можно не просто перемещаться по земле, а летать. У вас есть такая обувь? По глазам вижу, что нет.
— Солнце мое! У них нет такой обуви. Но тебе ведь надо будет в чем-то ходить этой осенью. Поэтому, может быть, ты все-таки обратишь внимание на эти сапожки. Мне кажется, они тебе очень идут!
За что удостаиваюсь сначала презрительным, а потом восхищенным взглядом продавца обуви и, пожалуй, самым нежным воздушным поцелуем моей принцессы со времен ледникового периода.
В итоге через каких-то девяносто минут мы уже покидаем царство обуви с руками, занятыми пакетами с картонными коробками, и ощущением вселенского счастья на лицах.
Ну, может быть, события развивались и не таким образом. Если честно, я что-то в обычной жизни не замечал за собой способностей к таким длинным и образным речам. Вполне возможно, что последний диалог произошел также в параллельном измерении…
Но могу сказать точно, что из обувного магазина мы вышли в нашем измерении, и именно так как я описывал выше. С полными пакетами и с ощущением вселенского счастья.
Вот так оказывается. Как мало надо для счастья! Как сложно его достичь! И еще сложнее его удержать! Наверное, сейчас мы оба понимаем это, поэтому просто идем по улице к нашей машине и улыбаемся. Улыбаемся и молчим! Ведь любое неправильное слово может все разрушить. И поэтому мы тянем и тянем с началом разговора!
Потом обмениваемся нечего не значащими фразами.
— Теперь куда?
— Заедем в Макдоналдс?
— Давай. А может в пиццерию?
— Ты хочешь пиццы?
— Мне все равно. Я хочу есть.
— Тогда Макдоналдс ближе…
Потом я рассказываю о сорванной листовке, и Марина убеждает меня, что я себе все напридумывал, скорее всего, это плод моего воспаленного воображения. Что можно просто обсудить все с другими людьми, не держать внутри себя. Что, скорее всего, никто, так как я, об этом и не думал. И что еще, скорее всего, никто просто и не знает про эти опасные разливы. И именно поэтому мне и надо попытаться выиграть эти выборы, чтобы была возможность сказать об этом людям. Предупредить их об опасности. Предупредить их о том, что они могут зря потратить свои деньги и подвести людей.
Какая же она все-таки умница! И какой я идиот! Чуть ли до вселенского заговора не додумался! Ну, конечно, они же просто не знают про это! Да и откуда они об этом узнали бы. Ведь последний разлив был 100 лет назад. Когда никого из нас и в проекте еще не было.
И мы начинаем обсуждать что и как я должен будут написать в моей предвыборной газете, которая уже сверстана и только ждет моей передовой статьи.
Мы спорим, смеемся, шутим, любим друг друга и постоянно балансируем на грани того разговора, который так и не закончили ночью…
Нам обоим не хочется его начинать, потому что мы оба знаем, что он ни к чему не приведет. Все, что можно было сказать, было уже сказано, все, что можно было сделать, было уже сделано.
Мы подошли к той черте, за которой каждый из нас должен будет самостоятельно решать, нужны ему эти отношения или нет. За которой каждый из нас самостоятельно будет решать, что ему делать дальше…
