Александр Галкин - "Болваны"
- А зачем нужно противопоставлять женскость и женственность? - возмутилась Лянечка и сняла очки.
- Как зачем?! - возмутился Миша. - Это ясно даже ослу!
- Лучше почитай стихи! - посоветовал Птицын Лунину. - Маяковского. "Про это"!
- Крокодильский юмор! - фальцетом прокукарекал Лунин и бережно загасил в пепельнице окурок. - В женщине главное - стиль! Изящество, красота, нежность, любовь! Почему ты уверен, -- вдруг закричал он Птицыну, - что женщина - это предмет обихода?! Сосуд скудельный? Или, ты полагаешь, она - ночной горшок для отправления мужских надобностей? Нет, она не унитаз! Я верю, что женщина - существо духовное. Она не виновата в Адамовом грехе! Это он съел яблоко! Так какого же рожна на нее вешать всех дохлых собак?!.
Птицын никак не ожидал агрессии от Миши в такой момент. Лянечка переглянулась с Верстовской. На губах Лянечки бродила ироническая улыбка.
Лунин вдруг обмяк, сам себя оборвал и сел на стул. Ему опять захотелось спать. Тазепам начал действовать как снотворное. "Скорей бы все это кончилось!" - подумал он.
Верстовская спрыгнула с кресла и выбежала из комнаты. Птицын понял, что это шанс переломить бесконечный, махровый идиотизм: надо этих баб разделить и добивать их по отдельности. Нельзя пускать Верстовскую в комнату. "Пусть Лянечка с Луниным беседуют о женскости и духовности (Лунин, как видно, опять нажрался тазепама, потому неадекватен), а я попробую изолировать Верстовскую". Он вышел вслед за Верстовской.
Верстовская заперлась в ванной.
Воображение Птицына услужливо нарисовало ему соблазнительную картинку: он ловит Верстовскую на выходе из ванной, запихивает назад, закрывает дверь изнутри, включает кран с теплой водой, дожидается, пока ванна начнет наполняться и хладнокровно опускает Верстовскую в ее бронетанковом комбинезоне в воду. Она там барахтается. Он лезет туда же, и между ними происходят веселые игры с водяными брызгами. На сколько они будут веселые, он предпочитал не загадывать вперед. По крайней мере, вчерне план действий был готов. Хорошо бы попозже и Лянечку туда окунуть - сбить с нее польскую спесь!
Маленькая загвоздка: похоже, Верстовская не собиралась выходить из ванной. Птицын отправился на кухню. Чтоб хоть как-то убить время, Птицын поставил на газ две жезвейки с кофе. Он задумался о том, каков источник этой сексуальной фантазии. Кукеса и Ксюшу в ванной он вспомнил сразу. В совмещенном санузле в Мытищах между ними разыгрывались кошмарные семейные дрязги, вплоть до рукоприкладства. Потом по цепочке ассоциаций Птицын припомнил рассказ Кукеса о его приятеле Солее, который привез домой шлюшку, снятую на Ярославском вокзале, трахнул ее в ванной, потому что родители были дома, после чего все вместе смотрели телевизор: тринадцатую серию "Тени исчезают в полдень" - и пили чай.
"Чем она там может заниматься?" Птицын посмотрел на широкое окошко под потолком между ванной и кухней. За стеклом горел свет. Он сделал два шага назад и запрокинул голову. Если вскочить на плиту, то будет видно все, что делается в ванной. "Слишком грязно! На какую мерзость тянет человека это поэтическое чувство - любовь! При ближайшем рассмотрении душа оказывается клоакой, откуда поднимаются всякие миазмы, на свет Божий выползают змеи и скорпионы..."
На плите зашипело. Кофе убежал. Птицын бросился его спасать - чёрт! обжег указательный палец. Открыл воду - сунул палец под холодную воду, смочил подсолнечным маслом. Жгло не переставая. Вдруг он взглянул на окошко ванной: свет погас. Пока он возился, Верстовская исчезла. Шанс упущен.
Птицын зашел в ванную. В унитазе плавала вата, пропитанная кровью. Птицын злобно спустил воду.
2.
Птицын принес на подносе кофе, уже разлитый по чашечкам. Играла музыка Джо Дассена. Лянечка прикорнула на диване; глядя в зеркальце, она подмазывала губы и черным карандашом прочерчивала их границы посередине и в уголках. Миша, откинув занавеску, созерцал в окне хмурый январский день, готовый вот-вот погаснуть.
- Миша, дай, пожалуйста, спички, - вдруг энергично бросила Верстовская, допивая кофе и отставляя чашку в сторону. - А ты, Арсений, разлей вермут.
Похоже, она что-то задумала. Неужели решила взять инициативу в свои руки?
Они выпили. Поморщились. Страшная гадость!
- Сыграем в фанты! - сказала Верстовская, вставая. - У кого короткая, тот исполняет фант. Первый загадывает Арсений. Лянечка и Миша тащат.
Верстовская достала из коробка три спички, одну надломила, половинку выбросила в чашку из-под кофе, перемешала спички за спиной и протянула их Лянечке:
- Тащи!
- Длинная! - сказала Лянечка.
- И у меня! - заявил Миша.
- Завяжите мне глаза! - приказала Верстовская, бросив короткую спичку на стол. - И раскрутите.
Миша завязал ей глаза желтым шелковым шарфом, который достал из шкафа. Лянечка трижды повернула ее за плечи в одну и в другую сторону.
- Арсений, что делает этот фант? - спросила Верстовская у Птицына.
- Целуется. Взасос.
Птицын с брезгливой миной сидел на диване, забросив ногу на ногу. Лянечка переместилась на кресло. Миша стоял у книжных полок.
Верстовская неуверенно шагнула в сторону дивана. Когда Лянечка ее крутила, Птицын заметил, как Верстовская слегка сопротивлялась, явно пытаясь сохранить способность ориентации. Сначала она шла к дивану, где сидел Птицын, но потом вдруг остановилась в сомнении и взяла левее, так что ткнулась носом в кашпо с настурцией, свисавшее с книжной полки. Верстовская сдернула с глаз повязку и увидела перед собой Лунина.
- О Боже мой! - вскрикнула она с неподдельным ужасом, но потом опомнившись, воскликнула: - Пожалуйста!
Она обвила руки вокруг Мишиной шеи, и они стали целоваться. Лянечка, улыбаясь, близоруко щурилась. Птицын, краем глаза следя за происходящим, не пошевелился, на его лице не проявилось ни малейшей эмоции. Он сидел как чурбан и вспоминал подвижные, как ртуть, губы Верстовской.
Миша закатил и прикрыл глаза, очевидно получая немалое удовольствие от внезапных лобзаний.
- Теперь, - распорядилась Верстовская, - Миша держит спички. Фант мой. Арсений, Лянечка и я играем. Короткая целует Арсения.
Миша пошел со спичками по кругу.
Верстовская вытянула первая.
- Длинная! - обиженно протянула она, не пытаясь скрыть разочарования.
- Короткая! - показала Лянечка свой фант и надела, а потом опять сняла очки.
Птицын даже не встал с дивана. Лянечка, коварно улыбаясь, сама подошла к нему и уселась рядом. Птицын двумя пятернями схватил Лянечку за затылок, грубо повернул ее голову к себе и, выдернув шпильки из пучка, хищно впился в ее губы. Они были пресные и каучуковые. Резиновый привкус на губах и языке напомнил Птицыну, как вчера он надувал презерватив. Точнее, эти губы походили на холодец, или, как говорила его бабушка, студень. Птицын терпеть не мог выражения Голицына о поцелуях - "пососались", но в случае с Лянечкой все обстояло именно так; Птицын преследовал исключительно техническую задачу: разомкнуть ее неподатливые губы и втолкнуть в Лянечкину глотку свой язык, чтобы овладеть ее языком, который сопротивлялся, ускользал прочь, не желал подчиняться грубой силе. Кажется, Лянечка не ожидала от Птицына такой прыти.
По ходу этого бессмысленного механического процесса Птицын думал о своем первом поцелуе. В этих воспоминаниях не было ничего идиллического, пожалуй, они были даже неприятны. Дебелая одноклассница, на голову выше его ростом, некрасивая и мясистая, испытывала тогда, впрочем, как и Птицын, муки разбушевавшейся плоти, что-то вроде скрытых тектонических процессов, подошедших к критической точке, пока еще контролируемой приборами в качестве границы нормы, но уже чреватой катаклизмами. Дело к тому же усугублялось приходом весны, так что Птицын с одноклассницей составляли пару блудливых мартовских кошек в полнолуние. Кот, понятно, всегда плетется в хвосте у кошки. Так и здесь: одноклассница методично, целый месяц, звонила Птицыну, напрашиваясь послушать Вивальди. Птицын, влюбленный в Машу, прошедший через все страдания первой любви, не хотел удовлетворяться суррогатом, когда перед ним сиял бриллиант чистой воды, но этот бриллиант был недоступен, он оставался на музейной полке или прилавке дорогого ювелирного магазина, а весна бушевала, кровь циркулировала, плоть дыбилась и гнала Птицына на улицы ночной Москвы, - словом, спустя месяц он сдался и приготовил своего Вивальди. Три дня после этой встречи он никак не мог отделаться от чужого запаха - смеси пудры, помады и еще чего-то такого противного, о чем не хотелось думать.
Лянечка оторвалась от губ Птицына и, недовольная, отодвинулась.
- Много на себя берешь! - заметила она Птицыну.
- Не больше твоего! - отбрыкнулся он.
- Михаил! Лянечка готова на все услуги. Займись с ней. Будь мужчиной! Она жаждет ласковой и твердой мужской руки.
Птицын направился к Верстовской, потягивавшей вермут. Он забрал у нее бокал, поставил его на столик. Потом протянул ей руку. Она глядела на него, как затравленный полевой зверёк - сбоку и исподлобья, он - в упор. Руки ему она не подала. Напротив, подобрала под себя ноги, забилась поглубже в кресло, скрестила на животе свои тонкие, длинные пальцы с ухоженными перламутровыми ногтями.
