Марина Ахмедова - Дом слепых
Мысленно Эний берет спиральки скрипа, надевает на них бегущий из окна шорох трассы, сигналы машин, неестественно вспарывающие день чьи-то шаги по коридору. Он не может собрать этот звуковой конструктор в осмысленную игрушку. Втулки одних звуков малы для штырей и выемок других. Конструкция распадается, она ни о чем не может сказать жадным пальцам. Эний мал, глаза его не видят, а внутренне чувство пока не окрепло, и он не слышит, как оно ему говорит: совершенно только слово. Совершенно потому, что в нем не нужно ничего склеивать и соединять, оно приходит готовым, и никто не знает, откуда оно пришло (или его привели?). Пальцам нужно набраться чуткости. Эний говорил сам с собой, стараясь не скрипеть койкой – не перебивать слова. Он шевелил руками у рта и учил пальцы чувствовать тоньше.
– Слова не просты, даже когда они одиноки, – заговорил Великий Раб. – Ты волен представлять их себе, как хочешь. Но знай, что среди них есть и сферы, и кубы, и конусы, и треугольники. Разве ты сам не чувствовал, как одно прокатывается по тебе гладко, другое накрывает сферой, третье – колет? Слова – сложные звукосочетания. Соединяясь друг с другом, они становятся еще сложней.
– Как истина?
– Истина проста. Она дается всем при рождении. Но мы о ней забываем, а потом всю жизнь идем к ней по пути сложных звукосочетаний. Доходим до нее, и она оказывается гладким прозрачным шаром – простым, как первое слово, сказанное нами после рождения.
Эний попытался вспомнить, какое слово произнес он первым. Но все, что приходило на ум, – это спиральный скрип койки и попытки поймать свои сказанные шепотом слова.
– Ты видел истину? – спросил Эний.
– Нет, но я к ней так близок, что уже чувствую ее прозрачность.
– Зачем тебе истина?
– Знакомство с истиной – это знакомство с творцом. Тебе не хотелось бы увидеть того, кто сотворил все вокруг, – рассвет и закат, два солнца, деревья и поля, по которым ты сегодня ходил?
Взгляд Великого Раба не был тяжелым, как у прочих жителей этой планеты. Возможно, потому что его не затемняли поля шляпы. Прямо в глаза Великому Рабу била розовая занавеска. В его взгляде Эний поймал смешинки – они плескались рыбешками на карей глади. Глаза Великого Раба были такими же старыми, как и книги, скрывающие истину. Они, с опущенными уголками, казались дуговыми дверями, зовущими войти. Но Эний постеснялся так скоро идти за Великим Рабом. Ему не нужна была истина, достаточно тепла и еды.
– Зачем мне знакомиться с ним?
– Чтобы понять, чего он хочет. Только поняв его желание, ты можешь наполниться таким же. Если и ты, и творец будете хотеть одного, то мир вокруг нас сохранится навсегда. Он станет бесконечным, как сама вселенная.
– Разве что-то зависит от моих желаний? Если бы они сбывались, я захотел бы, чтобы моя родная планета никогда не погасла… – проговорил Эний, и в груди у него звякнула пчела.
Ему было хорошо здесь. Он не боялся Великого Раба. Но ни на одну секунду не забывал о том остывающем шаре – гладком и бесконечном, который теперь загонял людей внутрь себя.
– Ты не прав, Эний, – заговорил Великий Раб. Отвечая на вопросы, он всегда называл его по имени. – От наших желаний зависит многое. Сегодня пожелаешь ты, завтра пожелает кто-то рядом с тобой, на другой день – кто-то третий. Если множество людей, желающих одного и того же, объединятся, их общее желание исполнится. Когда-то, ты должен об этом знать из учебников, люди объединились в фашизме, и ваша планета могла погибнуть. Земля не может жить, если бо´льшая часть ее жителей голосит от боли. Ее ядро слишком чувствительно к словам и голосам. Слово, посланное творцом, могло бы согреть Землю. Но в те годы ее ядро слышало только крики отчаяния из концентрационных лагерей. Две трети Земли превратились в поле боя. Мы всегда пристально следили за ней и тогда послали к вам слово. Что бы ни говорила история, неважно, кто его произнес. Мы посылали слово и до того – в конце девятнадцатого века. Оно было услышано только в новом, двадцатом. Люди восприняли идеи коммунизма и пожелали жить по его заветам, укладывающимся в короткий список – свобода, равенства и братство. На вашей планете могло быть создано свободное общество счастливых людей, и ядро могло бы жить бесконечно. Но люди остановились на полпути в познании истины, появились другие желания, поменявшие направление коммунизма. Адольф Гитлер показал вам его обратную сторону. Но люди оказались слишком эгоистичны, чтобы усвоить урок… Через пятьдесят лет после окончания Второй мировой, когда, казалось бы, уже каждое живое существо должно против войны восстать, люди развязали новую войну и утопили Землю в море крови… Прости, Эний, что я выражаюсь высокопарно, в последнее время я говорю лишь с книгами…
– Ленин, как и Маркс, с этой планеты? – спросил Эний.
В одном из классов интерната стоял гладкий гипсовый шар – пыльная голова вождя пролетариата.
Великий Раб засмеялся. В смехе звучал старческий надлом.
– Ленин никогда здесь не был, – ответил он. – Но он уловил слово. Ленин стал носителем слова творца. Вспомни, что я тебе говорил: неважно, кто его произнес. Главная функция слова – быть услышанным.
– О какой войне ты говоришь, Великий Раб? В нашем интернате мы были одни, никто к нам не приходил. Каждый день мы проживали, как вчерашний. На нашей планете не было другой войны, просто сначала было очень жарко, я слышал об этом – говорили, что засуха съела зерно и животных. А потом наступили холода. Я тогда уже родился. Сначала я не чувствовал сильного холода, но все вокруг начало быстро исчезать. Я всегда спал под толстым одеялом, но последнее время оно уже не согревало меня.
– И тогда ты начал видеть жаркие сны, в которых тебя грело розовое солнце. Мы приходили к тебе, когда ты спал. Мы приносили с собой слово. Наяву ты тщился его поймать и ощупать его форму, мы принесли тебе слово во сне, и оно оказалось в твоих руках. Мы выбрали тебя и девять других.
– В нашем интернате было много других детей… Почему меня?
– Не ты ли грел в руках птицу, желая ей жизни? Твое желание было услышано творцом, ведь и творец хочет жизни каждой созданной им твари. Ваши желания совпали, и он услышал тебя, Эний. Ты не встречался с войной, но она шла на вашей планете, разгораясь то там, то здесь. Война становилась такой жестокой, какой никогда не была за всю историю человечества. Никогда еще люди не голосили так громко. Никогда еще они не использовали таких сильных слов. Творец слышал даже тех голосящих, которые искали спасения под землей. Перед вашей планетой встал выбор – либо фашизм, либо смерть планеты.
– И что выбрал творец?
– Творец гуманен – он выбрал второе.
– Почему ваша планета не замерзает?! Почему это случилось с нашей?! – Эний заплакал.
Нет, он не хотел возвращаться туда, где его глаза не видели, где не грело толстое одеяло, где за все годы жизни в интернате к нему никто не пришел. Он плакал, сам не понимая почему. И сам удивляясь тому, что оплакивает Землю, бывшую с ним такой неприветливой.
– На нашей планете люди сумели избавиться от эгоизма. Не удивляйся, эгоизм присущ всем. И мне, и тебе. Он проявляется во всем, в каждом нашем поступке.
– О каком эгоизме ты говоришь, Великий Раб?
Эний подумал о птице и о Гермионе. Зачем пела первая под окном на ветке? Эний, лишенный картинок, наслаждался звуком ее голоса. Выходит, и она эгоистка? А Гермион? Зачем он прилетел с прекрасной планеты? Чтобы спасти его, Эния, и девять других?
– Когда холодная птица упала мне в руки, – заговорил Эний, – я пытался ее согреть потому, что мне было ее жаль…
На этот раз Великий Раб засмеялся сухо. Сложив пальцы щепоткой, он сделал клевательное движение по столу и моментально примолк – будто склевал свой собственный смех.
– Эний, я хочу, чтобы ты начал познавать. – Великий Раб улыбнулся, морщины у его глаз собрались в веер. – Читай книги, познавай. Потрать на учебу несколько лет. Когда ты перейдешь на более высокий уровень, мы сможем говорить с тобой при помощи других, более сложных слов, которые принесут в твою голову более сложные понятия. Но я объясню тебе про птицу. И я, сидя здесь, слышал ее. И мы оба – и ты, и я – сострадали ей. Но ты ей сострадал из боязни больше не услышать ее. Голос птицы слабел, и вместе с ним твоя жизнь на интернатовской койке становилась блеклой и беззвучной. Когда птица упала в твои ладони, ты почувствовал ее холод и понял, что ваша планета умирает, ты испугался. Ты не хотел оставаться в холоде, в тишине. В жалости к птице был твой инстинкт самосохранения. Я тебе и другое скажу, но это мнение уж совсем расхожее, и даже на вашей планете люди часто его повторяют: мы оплакиваем смерть близких оттого лишь, что нам жалко себя, – мы не хотим оставаться одни…
Великий Раб замолчал и отхлебнул из прозрачного стакана воды.
– А почему ты жалел птицу?
– Прежде чем ответить на этот вопрос, – снова заговорил Великий Раб – голосом, смоченным холодной водой, – я должен объяснить тебе: жители нашей планеты избавились от эгоизма. Они поняли одну простую вещь – ни один человек не сможет принести пользу лично себе, если не станет приносить ее другим. Хотим мы этого или нет, но мы все связаны между собой. И если сегодня с одним из нас случится беда, то завтра это обязательно аукнется – мне, или другому, или всем нам вместе. Мы поняли, что нельзя быть счастливым в одиночку. Одиночного счастья нет.
