Джоанн Харрис - Остров на краю света
— Пока!
Через несколько секунд она уже была у края воды и кидалась водорослями в чаек.
Я помахала в ответ и принялась дальше разглядывать эспланаду. С тех пор как я тут побывала в последний раз, на улице Иммортелей вновь открылось несколько магазинов, но кандидатов в покупатели, кажется, не было совсем, если не считать Летиции с семьей. На скамье с видом на море сидели в своих старинных суровых одеяниях сестра Тереза и сестра Экстаза. Через дорогу был небрежно припаркован мотоцикл Жоэля Лакруа, но владелец отсутствовал. Я помахала рукой монахиням, подошла и села рядом.
— О, да это опять малютка Мадо, — сказала одна из монахинь — сегодня обе были в белых чепцах, и я обнаружила, что почти не способна отличить одну от другой. — Сегодня не рисуешь?
Я покачала головой.
— Слишком ветрено.
— Дурной ветер для «Иммортелей», э, — сказала сестра Тереза, болтая ногами.
— Но не такой уж дурной для Ле Салана, — добавила сестра Экстаза. — Мы слыхали…
— …всякое разное. Ты не представляешь…
— …какие вещи до нас доходят.
— Они думают, мы вроде этих бедненьких старичков, что живут в отеле, выжили из ума и не соображаем, что происходит. Конечно, soeur, мы старей холмов, то есть…
— …если б тут были холмы, но тут нет холмов, только дюны…
— …хотя песку стало поменьше, ma soeur, да-да, намного меньше.
Воцарилось молчание, и две монахини уставились на меня, как птички, из-под полей белых чепцов.
— Я слыхала, Бриману пришлось отказать кое-кому из тех, кто зарезервировал у него номера, — осторожно сказала я. — Это правда?
Сестры синхронно кивнули.
— Не всем. Но некоторым.
— Да, кое-кому. Он был очень-очень сердит. Гостиницу залило, верно, ma soeur? Сразу же после…
— …весенних приливов. Затопило погреба и просочилось на фасад. Архитектор говорит, что в стенах сырость, из-за…
— …ветра с моря. Зимой будут делать ремонт. А до тех пор…
— …туристов будут селить только в комнаты на задней стороне, ни вида на море, ни пляжа. Это…
— …очень-очень печально.
Я неловко согласилась.
— Но все-таки, если святой будет угодно…
— О да. Если святой будет угодно…
Я ушла, а они махали мне вслед, издали еще больше похожие на птичек — чепцы словно две белые чайки, качающиеся на волнах.
Переходя дорогу, я увидела Жоэля Лакруа — он наблюдал за мной, стоя в дверях «Черной кошки». Он курил «житан», по-рыбацки пряча кончик сигареты в горсти. Мы встретились взглядами, он вежливо поздоровался: «Э», — но ничего не сказал. За ним в дверном проеме виднелась окутанная дымом фигура девушки — длинные черные волосы, красное платье, длинные жеребячьи ноги в босоножках на высоком каблуке, — которая показалась мне знакомой. Но у меня на глазах Жоэль отступил от двери, и девушка вместе с ним. Я подумала тогда: он отвернулся, словно ему было что скрывать, и загородил ее.
Только потом, уже по дороге в Ле Салан, я поняла, почему девушка показалась мне такой знакомой.
Это была — я почти не сомневалась — Мерседес Просаж.
20
Я, конечно, никому ничего не сказала. Мерседес имеет право ходить куда хочет. Но мне было не по себе: Жоэль Лакруа не друг Ле Салану, и мне не хотелось думать о том, сколько Мерседес выбалтывает, сама того не подозревая.
Вернувшись из Ла Уссиньера, я обнаружила отца на кухне, за столом, в обществе Флинна — они смотрели на листы оберточной бумаги с какими-то чертежами. На мгновение мне открылись их лица без масок — лицо отца светилось от возбуждения, а Флинн ушел в себя, как мальчик, следящий за муравейником, — но они тут же подняли головы и увидели, что я на них смотрю.
— Еще одна перестройка, — объяснил Флинн. — Твой отец хочет, чтобы я ему помог. Лодочный сарай.
— Правда?
Жан Большой сделал нетерпеливый жест — должно быть, почувствовал мое неодобрение. Похоже, мое вмешательство было неуместно. Я посмотрела на Флинна, он пожал плечами.
— А я-то что? — спросил он. — Это его дом. Я его не уговаривал.
Это, конечно, верно. Жан Большой имеет право делать со своим домом все, что хочет. Но я не могла понять, откуда он берет деньги. А шлюпочная мастерская, хоть и обветшавшая, связывала меня с прошлым. Мне ужасно не хотелось терять эту связь.
Я поглядела на рисунки. Они были хороши: у отца зоркий глаз на детали, и я абсолютно точно поняла, чего он хочет — летний домик или, может быть, однокомнатную квартирку, с жилым пространством, кухонькой и ванной комнатой. Лодочный сарай большой; если настелить пол, прорезать люк и подставить лестницу, наверху получится очень приятная спальня.
— Это для Адриенны, да? — спросила я, уже зная, что да. Спальня с люком в полу; кухня; просторная общая комната с длинным окном. — Для Адриенны и мальчиков.
Жан Большой только посмотрел на меня ничего не выражающими, словно голубой фарфор, глазами. Я неловко повернулась и опять вышла — мне стало нехорошо. Флинн тут же возник у меня за спиной.
— А кто будет за все это платить? — спросила я, не глядя на него. — У Жана Большого денег нет.
— Может, у него есть какие-то сбережения, о которых ты не знаешь.
— Знаешь, Флинн, раньше у тебя лучше получалось врать.
Молчание. Я чувствовала, что он все еще стоит у меня за спиной и смотрит на меня. С дюны, громко хлопая крыльями, поднялась стая чаек.
— Может, занял у кого-нибудь, — сказал он наконец. — Мадо, он взрослый человек. Ты не можешь управлять его жизнью.
— Я знаю.
— Ты сделала все, что могла. Ты ему помогла…
— И что? — Я гневно обернулась. — Что толку? Ему ничего этого не надо — ему лишь бы поиграть в домик с Адриенной и мальчиками.
— Такова жизнь, Мадо, — сказал Флинн.
Молчание. Я рисовала ногой узоры на жестком песке.
— Флинн, кто одолжил ему денег? Бриман?
Флинну, кажется, стало не по себе.
— Откуда я знаю.
— Бриман?
Он вздохнул.
— Может быть. Какая разница?
Я ушла, не обернувшись.
Я больше не интересовалась перестройкой сарая. Но она все равно началась: Флинн привез из Ла Уссиньера грузовик стройматериалов и провел выходные, сдирая со стен старую краску; Жан Большой все время был с ним, наблюдал и сверялся с чертежами. Я поневоле начала ревновать: он столько времени проводил с Флинном; отец словно почувствовал мое неодобрение и стал меня избегать.
Я узнала, что Адриенна собирается приехать на летние каникулы, вместе с мальчиками. Эта новость вызвала возбуждение в деревне, где несколько семей также ожидали приезда давненько не бывавших дома гостей.
— Я правда думаю, что на этот раз она сдержит слово, — сказала Капуцина. — Моя Кло хорошая девочка. Не профессор, но сердце у нее доброе.
Дезире Бастонне тоже, кажется, надеялась; я видела ее в новом зеленом пальто и в шляпке с цветами, на дороге в Ла Уссиньер. Мне показалось, что, одетая по-весеннему, она выглядит моложе, спину держит прямее, щеки необычно розовы; она улыбнулась мне при встрече. Я так удивилась, что повернула назад и догнала ее, только для того, чтобы увериться, что не обозналась.
— Я иду повидаться со своим сыном Филиппом, — сказала она мне своим обычным тихим голосом. — Он сейчас гостит с семьей в Ла Уссиньере.
На мгновение я подумала про Флинна — может, его где-нибудь ждет мать, такая же как Дезире, и надеется, что он вернется.
— Я так рада, что вы с ним повстречаетесь, — сказала я. — И надеюсь, что он помирится с отцом.
Дезире покачала головой.
— Ты же знаешь, какой мой муж упрямый, — сказала она. — Он делает вид, будто не знает, что я общаюсь с Филиппом; он думает, что Филипп решил вернуться после всех этих лет только ради денег.
Она вздохнула.
— И все-таки, — решительно сказала она, — если Аристид хочет упустить такую возможность, это его личное дело. Я слыхала, что говорила святая той ночью на мысу. Она сказала: «Отныне вы сами творите свою удачу». Именно это я и намерена делать.
Я улыбнулась. Пускай то чудо было фальшивое, но оно совершенно преобразило Дезире. Хотя бы этого Флинн добился своим обманом, и я внезапно потеплела к нему, хоть и злилась, что он делает для отца ту работу. Я подумала, что, хоть Флинн и притворяется циником, на самом деле ему не все равно.
Жаль, что у меня никак не получалось увидеть предполагаемый приезд сестры в более радужном свете. Я чувствовала, как Жану Большому становится лучше с каждым днем по мере продвижения работ. Это ощущалось во всем — он стал энергичней, бодрее, больше не сидел в кухне, уставившись тусклыми глазами на море. И говорить он стал чаще, хотя в основном о возвращении Адриенны, так что меня это не так обрадовало, как могло бы. Словно бы кто-то нажал кнопку и возвратил его к жизни. Я пыталась радоваться за него, но поняла, что не могу.
