Мэтью Квик - Нет худа без добра
– Эти козлы похожи на инопланетян, – прошептал Макс, и я вынужден был согласиться с ним, потому что их костлявые удлиненные фигуры действительно имели неземной вид. – Какого хрена это значит? Зачем делать учеников Иисуса похожими на гигантских долбаных пришельцев?
– Не знаю, – ответил я.
– Отец Макнами мог бы объяснить, – сказала Элизабет.
– Возможно, – прошептал я.
Затем мы рассмотрели пыльные удлиненные деревянные фигуры других апостолов, у которых был суровый и нечеловеческий вид.
Да, они в самом деле походили на инопланетян.
Я подумал, сколько молитв люди посылали из этого храма на небеса, подобно тому как мы посылаем информацию на спутник, когда нам нужно определить направление при движении в автомобиле.
Мы покинули базилику и спустились по эскалаторам в большой зал со свечами, где за деньги можно было зажечь одну из них и обратиться с молитвой к святому Иосифу.
Мы сделали необходимый взнос, зажгли белую свечу в красном стеклянном подсвечнике в память об отце Макнами и помолились святому Иосифу, прося его поговорить со святым Петром и намекнуть, чтобы тот пропустил отца Макнами через жемчужные врата на небо, несмотря на то что, будучи священником, он спал с моей матерью, выпил смертельную дозу виски и не признался мне, что он мой отец. Однако в течение всех этих лет он помогал очень многим прихожанам – и не только прихожанам.
– Отец Макнами был хорошим человеком, – говорил я святому Иосифу и верил в это.
Множество других паломников и прочих людей вокруг зажигали свечи и молились. В этом месте чувствовалась атмосфера святости, и даже Макс сумел воздержаться от употребления нецензурной лексики, что я расценил как знак большого уважения.
Мы проходили мимо стен, на которых висели сотни деревянных костылей и тросточек, оставленных людьми, предположительно вылеченными святым Андре, простым необразованным привратником, который посвятил свою жизнь святому Иосифу и каким-то чудесным образом стал чудотворцем.
Мы посетили место последнего упокоения святого Андре.
Тело его находится в саркофаге из блестящего черного мрамора, установленном под кирпичной аркой. На стене над саркофагом красной краской изображен крест и сделана надпись: «Бедный, скромный, верный служитель Бога».
Но сердце святого Андре хранилось не здесь.
Я спросил одну из посетительниц, где его можно увидеть, и она указала на будку информационного бюро. Служитель показал нам, куда надо идти, по карте, которая обошлась мне в два канадских доллара.
Поднявшись опять на лифте и по лестнице, мы оказались в диорамном павильоне, где за стеклом были представлены спальня святого Андре, изображающий его манекен рядом с креслом и манекен в служебной комнате.
– Какой он был маленький! – сказала Элизабет. – Трудно поверить, что такой хрупкий человечек сотворил столько чудес.
– Да, – сказал я.
Я был полностью согласен с ней. Брат Андре был совсем не похож на человека, способного совершать подвиги. Не то что Вы, Ричард Гир.
А затем, обернувшись, мы увидели это.
То самое место, куда хотел привести меня отец Макнами.
То место, где он впервые услыхал глас Божий.
Напротив застекленной диорамы была устроена ниша, огороженная металлической решеткой. За решеткой находился серый постамент, на котором стоял стеклянный куб с ребрами из резного камня. Внутри куба помещалось человеческое сердце. Ниша была залита красным светом, и создавалось впечатление, что заглядываешь в грудную клетку гиганта, раскрывшего нагрудник доспехов, чтобы продемонстрировать свое сердце.
– Алё, какого хрена? – произнес Макс, вернувшийся к естественной для него манере речи.
– Как ты думаешь, оно настоящее? – прошептала Элизабет.
– Да, – ответил я.
– Интересно, что за козел его вырезал?
– Не знаю, – сказал я, стараясь прогнать мысли о процессе вырезания сердца из трупа и ожившие воспоминания о рассеченном мозге Чарльза Гито, сохраненном навечно в Музее Мюттера.
– Как ты думаешь, что подумали бы инопланетяне, если бы они оказались тут и увидели выставленное на всеобщее обозрение сердце, толпы людей, поклоняющихся ему, зажигающих свечи и молящихся святому Иосифу? – обратился я к Элизабет.
Она не ответила, сжала мой бицепс через пальто, затем повернулась и направилась к выходу.
Макс кивнул мне и последовал за сестрой.
Они поняли, что мне надо побыть одному.
Я долго смотрел на сердце святого Андре, думая о том, что за человек он был.
Говорят, что на его похоронах целый миллион людей прошел мимо его гроба в суровый канадский мороз.
Почему?
Что отличает таких, как он, от людей вроде Макса, Элизабет и меня?
От всего остального мира?
Отец Макнами сказал бы, что вера брата Андре была сильнее, чем у других.
А я подумал, не является ли вера одной из форм притворства.
И еще я подумал о том, что сказал бы мне отец Макнами, если бы он стоял в этот момент рядом со мной перед сердцем брата Андре, в том месте, где он впервые почувствовал свое призвание.
Может быть, он сказал бы, что сожалеет о том, как все вышло, и попросил бы у меня прощения?
Может быть, он признался бы в любви ко мне, его единственному сыну? Может быть, он оставил церковь для того, чтобы официально признать меня своим сыном и стать моим настоящим отцом?
Теперь я никогда уже не получу ответа на эти вопросы. Но, стоя там и глядя на сердце чудотворца, я почувствовал, что это не имеет значения, что моя жизнь наладится, несмотря на то что выбилась сейчас из колеи.
Я нашел Макса и Элизабет на каком-то балконе, с которого открывался вид на Монреаль. Тут прямо дух захватывало – и не только от холода, способного заморозить тебя целиком, начиная с легких и кончая кончиками пальцев на руках и ногах.
– Спасибо, что пришли сюда со мной, – сказал я Максу и Элизабет.
– Никаких проблем, блин, – отозвался Макс.
Элизабет лишь улыбнулась мне.
Мы еще несколько минут полюбовались на заснеженный Монреаль, вдыхая и выдыхая морозный воздух.
У меня было ощущение, что мы не случайно оказались в этом месте в этот момент, что это было предопределено. Я чувствовал, что это как-то очень правильно.
Не знаю, конечно.
Но все-таки, может быть, так оно и было.
Подумав об этом, я решил, что не стоит сейчас искать ответы на кардинальные вопросы бытия – особенно если учесть проблемы, которые нас осаждали, – и разумнее всего выполнить задуманное.
– Поехали в Кошачий парламент, – предложил я.
– В долбаный Кошачий парламент! – откликнулся Макс и тут же устремился к выходу, чтобы поскорее забраться в наш «форд-фокус».
– Мы можем задержаться здесь, Бартоломью, если тебе это необходимо, – сказала Элизабет.
– Нет, я готов ехать.
Тут Элизабет сделала нечто неожиданное – достала серебряную цепочку из кармана пальто и надела мне на шею.
– Еще один тектит, призванный защитить меня от пришельцев? – спросил я.
– Нет, это медаль Святого Андре, которую я купила в сувенирной лавке, – ответила она и ушла вслед за братом.
Я приподнял медаль и рассмотрел ее. На серебре было изображено маленькое сморщенное лицо брата Андре.
Отца Макнами не стало, но я был уверен, что он хочет, чтобы все у меня сложилось наилучшим образом.
И может быть, этот момент с Элизабет на балконе церкви был своего рода доставшимся мне наследством.
Это была приятная мысль.
Я побежал за Элизабет, чувствуя в себе столько энергии, сколько у меня ее в жизни не было, и мы отправились на «форде-фокус» в Оттаву.
Ваш преданный поклонник Бартоломью Нейл16
До меня стал доходить смысл предсказаний на печенье, который я сначала не понял
Сидя на заднем сиденье автомобиля, слушая механический женский голос навигатора и глядя на ровное белое пустое пространство, расстилающееся по сторонам, я почувствовал себя очень усталым – слишком усталым, чтобы вспоминать все случившееся, не говоря уже о том, чтобы осмыслить его.
Несмотря на повторяющиеся время от времени восклицания Макса: «Долбаный Кошачий парламент!» – мне удалось уснуть.
Во сне я проснулся в своей спальне в нашем доме. Мама и отец Макнами стояли возле моей постели, держась за руки.
– Это сон? – спросил я.
Они ничего не ответили и только глядели на меня. Вид у них был чрезвычайно гордый.
– Вы вместе на небесах?
Они все так же молча улыбались.
– Почему вы не отвечаете мне? – спросил я. – Скажите что-нибудь, пожалуйста. Или, по крайней мере, дайте мне знак, что у вас все в порядке.
Мама притянула отца Макнами к себе, они посмотрели друг другу в глаза и затем вдруг начисто испарились, как будто их и не было.
