Андрей Войновский - Врачеватель-2. Трагедия абсурда. Олигархическая сказка
Фея
Не троньте, коршуны лихие,
Нашу российскую надежду!
Вы, люди алчные и злые,
Ничтожества, скоты, невежды!
Посмели руку на него поднять
И сердце поразить кривым кинжалом.
Скажите мне, какая блядь
Вам депутата заказала?
И это в исторический момент,
Когда у общества все нервы на пределе,
Когда, найдя «зеленому» эквивалент,
Идем-бредем уж наконец к своей заветной цели.
Когда пусть медленно, но все же хором, дружно, мы поднимаемся с колен
И, резко осознав всю истинную цену газу,
Теперь с восторгом жаждем перемен
И верим в золотые унитазы.
Когда мы начинаем понимать,
Что экономика не рынок у вокзала,
Скажите мне, какая блядь
Вам депутата заказала?
Какая гнусная и подлая затея —
Во сне законотворца удавить.
Ну где ваш гуманизм? Где светлые идеи?
Так знайте – вам вины вовек не искупить!
Прощай, мой депутат! Ты много сделал для народа.
И через трое суток на твоих похоронах
Зарядит сильный дождь, заплачет мать-природа,
А твое имя – еще месяц – будет у народа на устах.
И скажет тот народ: «Твой пробил час.
Ну, был ты депутат, и вот тебя не стало.
Какой светильник разума угас,
Какое сердце биться перестало».
Прощай, мой депутат! Прощай, законотворец!
Как видишь, нам судьбу не обмануть.
Всего лишь фея я, но не десятиборец,
Не в силах я тебя спасти! Так в добрый путь!
Прощай, законотворец!
Вероятно, если бы за кулисами находился кто-нибудь еще, то наверняка бы этот некто со всей дури, как это было на старте данного представления, долбанул бы чем-нибудь тяжелым обо что-нибудь железное, ознаменовав тем самым торжественный финал «начала пламенной борьбы добра»… со справедливостью. Однако, как я, кажется, уже сказал: на то она как раз и есть та самая антреприза, чтобы людей подчас, увы, и не хватало. И это-то вполне естественно. В подобного рода проектах лишний рот экономически невыгоден.
Эпизод пятый
«Господа актеры»
Ай, люди добрые, помогите чем сможете! Разве что с разбегу да в омут с головой. Вот она, природа восприятия. И плюс еще конечно же волшебная сила искусства. Куда нам без этого?
А тем временем отыгравшие короткую пьесу господа артисты, преспокойно собрав небогатый реквизит и не удостоив нас ни в какой степени даже косвенным вниманием – словно мы пустое место, – покинули сцену и, безмолвствуя, с предельной сосредоточенностью на лицах растворились за кулисами: взяли да и исчезли таким вот для меня, не в меру удивленного, невероятным образом. Понятно, что после такой неожиданности в этом и без того затхлом клубе воцарилась гробовая тишина. Я думаю, если бы на тот момент пролетела муха, то непременно бы меня контузила.
– Ну и как вам, товарищ заезжий? – едва слышно да к тому ж еще и шепотом произнес Сковорода, но я воспринял его шепот так, как будто в метре от меня рвануло триста граммов тротила.
– А?.. Простите, что?.. вы мне? – Вот черт! Но я, похоже, снова вздрогнул. В который раз. А в общем-то, немудрено.
– Я говорю, ну как вам выступление, товарищ заезжий? Какие будут замечания? – ненавязчиво повторили мне вопрос.
– Замечания?.. Да, собственно, Гриша, дорогой вы мой, какие тут, к черту, могут быть замечания? По моему глубокому впечатлению, у вас здесь все великолепно. Потрясающие, во-первых, артисты… Своеобразные… Ну и тому, я вам скажу, подобное. И вообще, богатой духовной жизнью живете, товарищи! Если, конечно, резюмировать.
– А вот за это благодарю. Ну так а как вам пьеса-то сама? – не унимался заведующий поселковым клубом.
– Ах да, пьеса!.. Ну а что пьеса?.. На мой взгляд, замечательная пьеса… Да, замечательная! Экспрессия и динамика… и все в ту же степь. Великолепно! Тут, Гриша, наверное, так: либо твой Тит Индустриевич гениальный драматург, либо я последний идиот. Но третьего, извини, не дано, – эмоционально выпалил я и тут же подумал: «А может, я, дурак, чего-то недопонимаю?»
Отчетливо помню, что со стороны моего собеседника последовал очередной вопрос по поводу пьесы, но я его уже не слышал, так как резко рванул по направлению к сцене, но, словно наткнувшись на стекло, был остановлен, казалось бы, абсолютно бытовой, да и произнесенной по-обыденному репликой Сковороды:
– Извиняйте, товарищ заезжий, но вы вот немного поздно об этом подумали.
– Да?.. А о чем я подумал?
– О том самом. Что было бы неплохо пообщаться с товарищами актерами на предмет того, как они сюда попали. Это, конечно, пожалуйста, но они уже на речке.
– Эй, Гриша! Ты, парень, погоди. На какой такой речке?
– На нашей речке. Чернавка называется. Версты две всего отсюда. Но вы сами не найдете. Заблудитесь.
– Угу, да-да… Непременно заблужусь… Версты две? А у артистов что, сапоги-скороходы?
– Да ну что вы? Сапог у них, я думаю, в наличии таких не имеется, но вот ходоки они действительно отменные. А если еще учесть, что и рыбаки заядлые, то их ничем… даже силой не удержишь.
– Замечательно. И что, эта «фея» их, «рыбачка Соня», тоже заядлая?
– У-у-у, она вот основная заводила-то и есть!
– Что ж, вполне понятно. А если я, Григорий, вас очень попрошу, то вы, надеюсь, меня к ним, к рыбачкам, отведете?
– Ну, а почему бы и нет? Дорога все время идет лесом, а там не так жарко. Заодно и прогуляетесь, свежим воздухом сосновым подышите. Только вряд ли вы от них услышите больше того, что я вам уже сказал.
К тому же, извините за нескромность, как мне показалось, у вас дела есть поважнее.
– Что вы этим хотите сказать, Гриша?
– Ой, да извиняйте, ничего особенного. Просто ваша спутница порядком вас заждалась, а мне бы не хотелось злоупотреблять своей назойливостью. Ведь я ей клятвенно пообещал, что отниму вас у нее не больше, чем на полчаса. Я же предупреждал: пьеса-то короткая.
– А вы ей разве это обещали?
– Ну, по-моему, да. Как раз пока умоется и приведет себя в порядок.
– Да, возможно… А речка, значит, называется Чернавка? И уж наверняка богата рыбой?
– Не то слово. Хоть удочкой, хоть сеткой, а можно, в сущности, и голыми руками, Ну, а зимой, естественно, на мормышку пожалуйте.
– Гениально! Когда солнце внепланово не такое активное.
– Совершенно верно.
– А вы правы, Гриша, – немного подумав, изрек я глубокомысленно, – нет никакого смысла отрывать хороших людей от любимого занятия. Тем более, как я понимаю, им надо отдохнуть перед премьерой. Ведь они у вас, как вы мне говорили, до этой самой премьеры ни-ни?
– Совершенно верно. В этом смысле настоящие профессионалы.
– Ну, что тут скажешь? Благодарю вас от души за доставленное удовольствие.
Мы обменялись крепким мужским рукопожатием. Такая фраза уже была, по-моему, в первой книге. Простите, если повторяюсь, но, тем не менее, ситуация: обменялись.
– Вы сами обратно дорогу найдете? – учтиво спросил меня Григорий. – Может, мне вас проводить?
– Нет-нет, благодарю. Здесь уж я, уверен, не заблужусь.
– Ну, как знаете… Так все-таки, как вам пьеса? – уже в дверях остановил меня своим вопросом заведующий клубом.
– Я же сказал, замечательно. И вообще, Тит Индустриевич, судя по всему, это… сила! Счастливо, Гриша! Да, и полного вам аншлага на предстоящей премьере. Удачи, дорогой!
Эпизод шестой
«Панночка помэрла»
За то время, пока я наслаждался, прямо скажем, нестандартной драматургией Тита Индустриевича Семипахова, на улице стало еще жарче. Внепланово активное, способствующее каждодневному урожаю в деревне Гадюкино солнце грело так, что тебе, несчастному, казалось, будто ты лежишь пластом на сковороде, причем с закрытой крышкой, а потому идти каким-либо там ускоренным шагом было бы себе дороже. Ну я и пошел неторопливым, размеренным шагом по деревенской, не знавшей асфальта улице в направлении якитории, японо-русской избы, прикрыв голову вновь снятой с себя рубашкой.
Пока я шел, все время размышлял над тем, что довелось увидеть. Ведь, наверное, не зря мне пьесу показали? Хотя ну как все это воспринять? Не знаю. Не может же пьеса быть какой-то вставной челюстью во всей этой нашей странной истории, происходящей с нами? Ну должен в этом быть какой-то смысл? И что, наконец, за актеры, которые не пьют и в мгновение исчезают, будто бы и не существовали вовсе? Смотали удочки и, не сказав ни слова, слиняли на какую-то рыбалку… Таких актеров – не считая одеревеневших звезд – лично я, как Людкость говорила, в подлунном мире не встречал. Ну и потом, какой, к едрене фене, Тит Индустриевич Семипахов? Кто он такой? Он где печатался? Он где-то издавался? Нет, я конечно же не театрал, но о такой фамилии не слышал раньше никогда. Сковорода, опять же. Ну и откуда он здесь взялся? Хотя вот то, что материален, – это точно. Руку сжимает – будь здоров. Ну, видно, жилистый, хоть и худой, как жердь в ограде огородной. А взгляд его – когда в дверях остановил – мне не понравился. Какой-то не такой. Не тот, что был до этого. Короче говоря, кругом сплошная мистика, но доказательств никаких и никаких прямых улик, что деревушка явно не от «наших». Да ладно, тот же Бог не выдаст, а свинья не съест. Уверен, скоро разберемся.
