Александр Фурман - Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть III. Вниз по кроличьей норе
Когда они проснулись, в квартире было пусто: Мариничева давно ушла на работу, а Лариска, видимо, из деликатности, решила оставить их одних (щенок тоже еще дрых после вчерашних переживаний). Впрочем, минут через двадцать в прихожей мягко щелкнул замок, и Нателла еле успела привести одежду в порядок.
За завтраком Лариска укоризненно отводила глаза, но Фурман старался держаться как ни в чем не бывало, хотя и подшучивал только над самим собой. А потом началась предотъездная суета, общие заботы о бедном лохматом детеныше, и день неудержимо покатился к натужно-веселым коллективным проводам и жалкой неловкости вокзального прощания.
…В метро, по дороге домой, Фурман с внезапным раздражением ощутил, до какой же степени ему надоела жмущая чужая одежда. Скорее бы переодеться в свое, привычное… Глаза у него сами собой закрывались, и он ежеминутно пикировал в грохочущие туннели мгновенных бредовых снов, но тревожная утрата равновесия заставляла его раз за разом вздергивать голову и испуганно выныривать обратно. Драная кошка возвращается домой…
Фурман – «драная кошка»…
Всерьез согласиться с таким определением было невозможно, поэтому растерянный Фурман решил остановиться на том, что случившееся – это просто какой-то необыкновенно щедрый подарок судьбы, что-то вроде награды за… ну, в общем, за то хорошее, что он, наверное, сделал для «товарищей»… Награда нашла своего героя.
Герой небезупречного благородства
– Фура, если хочешь, оставайся и поживи у меня еще немножко, – устало предложила Мариничева. – Но только чур, при условии, что у тебя из-за этого не будет проблем с твоими домашними. Хватит с меня и этих ужасных разговоров с Борькиной мамой по поводу каждого его опоздания!.. А мы бы тогда смогли не торопясь обсудить все наши клубные дела и вообще поболтать вволю. Ты ведь просил меня рассказать о том, как у нас с Наппу все начиналось? Вот тебе удобный случай… Фура, скажу тебе честно, у меня тут есть своя корысть. Понимаешь, в Москве всё как-то вдруг навалилось разом – и на работе, и в личных делах… Со временем я, конечно, обязательно разгребу все эти завалы. Но сейчас для меня было бы лучше, если бы кто-то был рядом, – может, тогда я не слишком бы зацикливалась на своих проблемах. В общем, если ты согласишься уделить мне немного внимания, то это со всех точек зрения будет очень кстати.
Фурман стоически пропустил сквозь себя короткую волну опасливо-эротических фантазий, вызванных этим предложением, и твердо решил, что у него никаких «проблем с домашними» не будет – просто потому, что он этого не потерпит. Заскочив домой за зубной щеткой, он с показным равнодушием сообщил растерявшейся маме, что ночевать сегодня не придет и ближайшие несколько дней, скорее всего, будет оставаться у Мариничевой, – телефон ее у вас есть, всё, пока!
В последние недели лета клубная жизнь набрала какие-то безумные обороты. Все уже вернулись в Москву и теперь с утра до вечера паслись в редакции, или сидели у кого-нибудь в гостях, или бродили по центру, хором распевая песни, хохоча и подначивая друг друга. Было уже понятно, что «коммунарский проект» не прошел, но у Наппу родилась новая, завораживающе невнятная идея: клуб как некий идеальный Город, который существует в другой, «параллельной» реальности и который необходимо «проращивать» в самих себе. Члены клуба были немедленно переименованы в горожан и горожанок, производимые Наппу бумаги теперь имели грифы различных городских служб и учреждений, а все происходящее требовалось как-то вписывать в эту призрачную «городскую» перспективу. Поскольку никто не понимал, что конкретно надо делать, все с готовностью ухватились за самое простое, и во время коллективных прогулок старательно выискивали «проявления» воображаемого Города в реальном: какие-нибудь чудесные особнячки, запрятанные в тихих безлюдных переулках, средневекового вида башенки, романтичные мансарды, фигурные флюгера, необычной формы óкна и двери. Особый раздел общей «коллекции» составляли загадочные городские персонажи, которые вдруг, словно по заказу, полезли из всех углов…
А далеко за полночь, когда болезненно нагревшаяся телефонная трубка в мариничевской квартире «теперь уж точно в последний раз» укладывалась на свое жесткое, тесное ложе, Ольга заваривала на кухне свежий чай, усаживалась с прямой спиной на стуле нога на ногу, снимала очки, задумчиво доставала мелко трясущимися пальцами очередную сигарету и, вежливо удерживая ее на отлете, начинала рассказывать «своей верной подружке Фуре» о неправдоподобно солнечном русско-украинском детстве в городе Запорожье; о мучительном для нее и ее младшей сестры разводе родителей; о том, как «чудовищно наивная, но при этом жутко целеустремленная» провинциальная отличница отправилась покорять сверкающую огнями столицу; о неожиданно суровой для вчерашних «домашних деток» самостоятельной жизни в университетской общаге; о возникновении маленькой студенческой общины, интеллектуальным и организационным «мотором» которой, разумеется, был Виталька Наппу. В то время он по каким-то неведомым причинам еще умалчивал о своем недавнем коммунарском прошлом, но – «так же как и вас теперь» – заставлял членов своей «команды» читать кучу посторонней литературы, таскаться в гости ко всяким «светлым шизикам» и практиковать какие-то якобы суперэффективные формы индивидуальной и коллективной творческой жизни. «Ну, а уж после того как он буквально за шкирку приволок нас в Петрозаводск на наш первый сбор, все закрутилось со страшной скоростью…»
Восстанавливая полузабытые подробности своей «странной вечной дружбы» с Наппу, Ольга «в качестве иллюстрации» привела один довольно грустный и как бы не вполне состоявшийся любовный эпизод из романа Кортасара «Выигрыши» (эта книга, по ее словам, очень много для нее значила, и она еще в начале лета пустила свой экземпляр «по кругу»). Фурману было не очень понятно, почему она сослалась именно на этот эпизод. Он переспросил, и Ольга с готовностью пояснила, что у Наппу имеются такие же «легкие отклонения», как и у героя этого романа, – ну, короче, он тоже «интересуется мальчиками»…
Фурман так опешил, что даже не сумел закрыть разинутый рот. А как же?..
…Слушай-ка, – смутилась Ольга, – ты что, правда об этом ничего не знал? Выходит, я случайно тебе проболталась… Ох, какая же я дура! Ведь это ужасная тайна! Я абсолютно серьезно тебе говорю. Ты уже достаточно взрослый, и тебе наверняка известно, как наше государство, да и просто большинство населения относится к людям с подобными «отклонениями». Если об этом хотя бы только слухи поползут – всё, Виталику конец. В лучшем случае ему сломают жизнь, навсегда отлучат от профессии, а в худшем – могут посадить лет на пятнадцать. Никто и не посмотрит, что у него двое детей на руках. Я чувствую себя очень виноватой перед ним! Ему и так нелегко живется… Ну нет, что ты! Слава богу, настолько далеко всё это еще не зашло. Ничего такого, что можно было бы назвать словом «грязь», вообще не происходит. Уж не знаю, как он там с собой справляется, но могу твердо сказать, что вся эта «темная» сторона его жизни находится у него под полным контролем. Надо отдать Наппу должное, он очень мужественный человек, несмотря на свою кажущуюся внешнюю хрупкость. За все эти восемь лет, что мы с ним знакомы, я ни разу не слышала от него не то что какой-то грубой шутки или двусмысленности, но даже банального анекдота на эту тему. Да я сама убила бы его на месте, если бы заметила хоть малейший намек на что-то такое!.. И вообще, пусть это очень глупо прозвучит после того, что я тебе сказала, но скорее всего всё это только слухи и сплетни, которые распускаются многочисленными напповскими недоброжелателями. И я даже не исключаю, что это делается намеренно. Потому что никаких реальных причин подозревать Наппу в каких-то болезненных сексуальных пристрастиях и уж тем более, не дай бог, в каких-то половых извращениях, на самом деле просто не существует. Он не псих и не маньяк, а совершенно обычный человек в этом смысле, разве что с более тонкой и развитой психической организацией, чем у большинства так называемых «нормальных» мужиков. Но подобный «дефект» в той или иной степени присущ почти всем творческим личностям. А Наппу, несомненно, относится к этой категории… Знаешь, я уверена на сто процентов, что если бы я сейчас по глупости не сболтнула тебе лишнего, то ты сам об этом никогда бы даже не задумался – у тебя просто не было бы никакого повода. Вот, действительно, черт меня дернул за язык!.. Фура, заклинаю тебя… Нет, прошу тебя как друга – и моего, и Виталькиного, – ни с кем не говори на эту тему! А еще лучше – просто выброси все это из головы. Я понимаю, что это невозможно, но и ты должен понять мою тревогу. Слово – не воробей, а последствия могут быть самые тяжелые, причем не только для Виталика. Случись что – и это коснется всех нас. Ты даже не представляешь себе, какая жуткая свистопляска может вокруг этого начаться…
