Герман Садулаев - Таблетка
Если досмотрю до конца, табличка обязательно появится. Как бирка, которую прикручивают тонкой проволокой к большому пальцу ноги у трупа в морге.
«Земная слава подобно бирке на ноге у трупа».
Это сказал какой-то буддистский лама. Его имени я тоже не помню. А изречение помню. Оно мне понравилось. Я даже не стал выписывать его в специальную тетрадку (у тебя тоже была такая?), просто – запомнил, и всё. Ведь так и есть. Человек умирает, и всё, что от него остаётся, – это табличка с именем и краткими вехами биографии: родился, учился, женился, получил восемь «Оскаров» и умер.
Тётеньке давно пора умереть. Или сидеть на лавочке у своего дома, ходить по садику, выращивать цветы. Точно не дёргаться на эстраде. Она старая, ровесница, может, Мэрилин Монро, но Мэрилин вовремя умерла, а эта – ещё поёт. И танцует.
Вот этого я никогда не мог понять. Зачем, когда ты уже показал и сказал всё, что ты мог, и заработал кучу денег – продолжать кривляться на сцене, как клоун? Проверь счёт в банке и живи в своё удовольствие.
Мне всегда нравилась Бритни Спирс. Вот кто сделал всё правильно! Я помню, как она впервые появилась на экранах. Девочка-нимфетка, мечта педофила, в школьной форме и невесомых белых юбочках. Как она танцевала на пирсе. Произносила слова любви: первой, чистой, стыдливой и непорочной. И планета задрожала, её пронзил невиданной мощности ультразвук – это одновременно зазвенели яйца у всех мужчин.
Она достигла вершины, стала суперзвездой, продала миллионы копий своих альбомов, заработала миллионы долларов, на глазах у всего мира поцеловала взасос Мадонну. И послала всё к чёрту.
Стала рожать детей, есть сэндвичи, толстеть, бриться наголо и колотить битой по припаркованным автомобилям.
Правда, злопыхатели вспоминают, что перед этим были провальная роль в фильме «Перекрёстки», неудачи в личной жизни, намекают на алкоголь и наркотики. Но в жопу злопыхателей. Они просто завидуют девчонке.
Ду ю билив ин лаф афта ла-а-аф?
Нет, Бритни – не то что эта старая мымра, которая до смерти не слезет со сцены. Посмотрите на неё, это же настоящий киборг! После всех пластических операций, вырезок и вставок у неё не осталось ничего своего. Она как робот-полицейский из фильма про робота-полицейского. Робокоп. Робосингер.
На российской эстраде таких киборгов тоже хватает. Когда они начинают петь на очередном концерте, посвященном Дню милиции, мне становится страшно. Это уже не люди, это какие-то зомби, с мертвенно бледными лицами, вставшие из тёмных могил, воскрешенные колдуном вуду, который кормит их ядовитым порошком. Или таблетками.
К чёрту такую карьеру! Люди должны умирать. Оказаться в нужном месте в нужное время – это полдела. Важно ещё вовремя уйти.
Каждый год на сцене появляются новые звёзды. А старые? Старые никуда не уходят. Если так пойдёт дальше, живым будет негде ступить ногой – всюду ходячие трупы. Дьяволу явно стоит пересмотреть условия о сроках в своём типовом контракте.
Живым не место среди мёртвых, как и мёртвым – не место среди живых. Так учила меня моя мудрая бабушка.
Ду ю билив ин лаф афта ла-а-аф?
О чём, чёрт побери, эта прилипчивая песня? Зомби истошно воет, слов не разобрать. Скорее всего, она имеет в виду:
Do you believe in life after love?
Типа, её любовь прошла, но она продолжает жить. I will survive. Все женские песни на одну тему. Но мне слышится:
Do you believe in love after life?
Веришь ли ты в любовь после жизни? Мне это ближе. Я – верю.
А ночью мне снится небо с моей звездой,
Люди, живущие воздухом и водой,
Вольные, как ветер в степях, антилопы,
И та любовь, что уже после гроба.
Любовь до гроба – сказка, иллюзия, ложь. Любовь после гроба – вот истинная надежда. Это строки из моей собственной песни. Я написал её, когда мне было шестнадцать лет.
Моё детство прошло у заброшенной бойни,
Мы играли костями убитых зверей.
И, наверное, там я увидел и понял:
Чтобы мы могли жить, они должны умереть.
Кажется, эту песню я пел, пьяный, тому одноглазому старикану, тоже пьяному вдрызг, на Заячьем острове у Петропавловской крепости. А он совал мне в руку листочек со своим телефоном, просил позвонить, обещал, что найдёт мне группу, устроит прослушивание в рок-клубе, сделает звездой.
Конечно, я не позвонил. Мало ли кто чего наговорит по пьяни.
А, может, она поёт:
Do you believe in life after life?
Тогда это точно о ней самой, с тех пор как колдун вытащил её из могилы.
Хотя я тоже умер, в некотором смысле. Я умер для мира развитого капитализма и торгово-промышленных корпораций, когда бросил свою работу в «Холод Плюс».
У героев моих любимых книг к тому дню, когда они решали послать всё к чёрту и отправиться на встречу своей судьбе, всегда очень кстати оказывались «кое-какие сбережения». Которые позволяли им «первое время не заботиться о деньгах».
Когда я написал своё заявление об уходе и вышел из офиса компании, худо-бедно кормившей меня последние годы, у меня не было никаких сбережений. Только долги. Невыплаченные кредиты за всё, чем я пользовался. Я шагнул в пустоту.
Прыгнул без парашюта – как выразился один мой приятель. Он долго и нудно жаловался мне на свою жизнь: нелюбимая жена, скучная однообразная работа, прозябание в провинциальном местечке. Я предложил ему бросить, бросить всё сразу и переехать в другой город.
Он ответил: я уже слишком стар, чтобы прыгать без парашюта. Слишком стар. А ведь ему тогда не было и тридцати!
Я сделал это. Не бог весть какой поступок, совершенно незначительный протест. Самое меньшее, на что человек способен, чтобы отправиться навстречу своей судьбе. И всё же мне пришлось побороть страх.
Когда я бросил работу, даже не получив расчёт, у меня не было ни малейшего представления, как и на что я буду жить. В бумажнике оставалась только какая-то мелочь на текущие расходы.
Но Бог, или судьба, или дьявол – кто-то из них, или все вместе – всегда поддерживают человека в его решимости. На следующий день я узнал в банке, куда уже давно не заглядывал, что на моё имя пришли деньги – комиссия за одну сделку с китайцами, которую я устроил своему знакомому, воспользовавшись связями, наработанными в «Холод Плюс». Я обналичил небольшую сумму со счёта и направился в супермаркет. Долго бродил между полок с товаром в почти пустом зале – время было рабочее, наплыв покупателей ещё не начался, только освобождённые домохозяйки, пенсионеры и какая-то молодёжь делали свои покупки. Я набрал еды и напитков, четыре полных пластиковых пакета, практически на все деньги, которые у меня были.
Оставив машину у дома и поднявшись в квартиру, я стал аккуратно раскладывать продукты в кухонном шкафу и в холодильнике. Все крупы на одной полке, макароны отдельно, полуфабрикаты в морозильную камеру, молочные продукты на полки дверцы, сыр и масло на верхнюю решётку, ближе к морозилке, дальше банки с консервами, в самый низ – свежие овощи и зелень. Этого должно было хватить мне на неделю.
Покончив с продуктами, я зашёл в комнату и оглядел обычный бардак. Его вид принёс мне странное облегчение. Мне было чем заняться.
Сначала я заправил постель. Собрал разбросанные по комнате вещи и определил – чистые на полки в платяном шкафу, рубашки на плечики. Грязные вещи в большие бумажные пакеты. Нижнее бельё – отдельно, верхнюю одежду разобрал по цветам.
Потом я включил музыку и принялся за книги. Вывалил всё с книжных полок и стал протирать каждую из книг и ставить их в алфавитном порядке по фамилии автора.
Назначение человека – упорядочивать хаос. В этом я убеждён. Меня уже не озадачивают поиски смысла жизни, ведь я нашёл единственно правильный и универсальный ответ. Человек живёт для того, чтобы упорядочивать хаос.
Никакого сомнения, это сизифов труд. Во всей Вселенной хаос только нарастает, каждую секунду. Это физический принцип, следствие из второго закона термодинамики. Уровень энтропии в любой замкнутой системе растёт. Придёт срок, и весь мир остынет. Звёзды потухнут, галактики развалятся на куски. Не будет ни орбит, ни планетных систем. Только пыль и камни, беспорядочно висящие в мёртвом пространстве космоса.
Но человек, сам флуктуация элементов, создаёт вокруг себя маленький мир, другую недолговечную флуктуацию, в котором есть свои правила, и сыр должен лежать на верхней решётке холодильника, а глаженые рубашки – висеть на плечиках.
Хаос вползает в существование человека, в углы его квартиры, в закоулки его жизни. Хаос заявляет свои права. Но человек берёт веник, берёт утюг, тряпку, маркер и блокнот, человек выметает хаос, складывает его в чёрные мешки для мусора, всему даёт имена, нумерует, расставляет всё по местам.
И так до самого последнего дня, когда он падает на поле этой космической битвы, мёртвый, но непобеждённый.
Тогда другие люди обмывают и одевают его, кладут его в гроб, строго в соответствии с установленным порядком, отпевают, произносят суровые речи и предают его тело земле, или огню, или воде, или воздуху – так, как у них принято. Возвращают непокорные элементы в космос. Которому хаос – другое имя.
