Ровно год - Бенуэй Робин

— Супер, — комментирует Улыбчивый, двое других кивают. Вид у них безобидный и дурашливый, и Лео знает, что приставать к ней не будут.

— Тогда погнали, — торопит Ист, — иначе не застанем хороший свет, и плакал мой колледж.

Трое друзей катят к парковке на скейтах, Ист и Лео бредут сзади. Лео все еще держит в руке стаканчик с кофе, но ни Ист, ни она этого будто не замечают.

— Спасибо, — через минуту робко шепчет Лео.

В ответ Ист молча стискивает ее ладонь в безмолвном понимании, и, только ощутив это понимание, Лео осознает, как сильно в нем нуждалась.

10 октября. 54 дня после аварии

В четверг вечером Лео из своей комнаты слышит, как внизу мама говорит по телефону. В последнее время она почти ни с кем не общается по телефону, разве что с тетей Келли, и обычно разговаривает негромко, вполголоса, с редкими вкраплениями смеха, который мгновенно рассеивается в воздухе, словно облачко пара. Но сейчас мама явно раздражена и по временам резко повышает тон, а значит, делает вывод Лео, говорит с ее отцом.

Именно так они ссорились перед разводом — с каменными лицами за закрытыми дверями. Поздними вечерами, лежа в Нининой кровати, Лео и Нина слушали невнятные злые голоса, доносившиеся снизу. Нине было десять, Лео — восемь. Нина клеила на потолок светящиеся в темноте звезды, выкладывая из них различные созвездия.

— Ты же знаешь, что они разводятся? — спросила Нина, вместе с Лео разглядывая изумрудный ковш Большой Медведицы.

— Конечно, — сказала Лео, хотя новость ее ошеломила, перед глазами все поплыло, а звезды закружились в хороводе.

— Сто процентов разводятся, — прошептала Нина, стиснув ее ладонь. — Родители моей подруги Кары тоже развелись, ее папа переехал в Виргинию и завел там новую семью.

— Ничего себе, — сказала Лео. К глазам подступали слезы, но она не хотела выглядеть глупой младшей сестрой, да к тому же еще и плаксой. Нина встречала важные жизненные события легко, так, будто проносилась сквозь них на роликах, и Лео рано усвоила, что, если не хочет отстать, должна держаться за нее изо всех сил.

— Наш папа так не сделает, — добавила Нина, — но все равно.

— Угу, — поддакнула Лео, и в это мгновение одна из звезд в Поясе Ориона, посаженная на дешевенький клей, отвалилась.

— Падающая звезда! — восторженно завопила Нина. — Ты видела?

— Девочки! — рявкнула с первого этажа мама. — Быстро спать!

Лео ближе придвинулась к сестре, хихикающей сквозь ладошки, и жарко зашептала:

— Как ты думаешь, нас заставят выбирать, с кем остаться? — Такое произошло с героиней одной книжки, которую Лео читала. Только одной.

— Пускай заставляют. Я выбираю тебя, — сказала Нина.

Сейчас Лео одиноко сидит в своей комнате, скроллит мобильный и слушает мамину часть телефонного диалога. Она не берется утверждать, но подозревает, что разговор касается ее конфликта со школьным консультантом по обучению. Лео на семьдесят процентов уверена, что как минимум дважды слышала фамилию Маршалл.

Рядом с ней Денвер. Мигрировал он медленно, постепенно — сперва из Нининой комнаты на порог, затем в коридор, далее — к двери в комнату Лео и наконец перебрался на ее кровать. У него свое, особое одеяльце, которое Лео каждый вечер тщательно расстилает в изножье кровати. В комнате бардак, но одеяльце Денвера всегда аккуратно сложено и смотрится как попытка создать крохотный островок стабильности среди хаоса. Если Лео не спится, она сползает к Денверу и шепчет ему — и заодно себе: «Она не вернется». Денвер не шевелится, не открывает глаз и продолжает дышать глубоко и ровно, даже когда Лео зарывается лицом в его шерсть и мочит ее слезами. Только в эти минуты Лео находит мужество сказать ему правду.

Сейчас он спит, положив голову на лапы, и, когда мама в конце концов стучит в дверь, лишь приподнимает бровь. Чтобы Денвер слез с кровати, нужна причина посерьезнее, поэтому они с Ниной так крепко и сдружились. Вокруг нее постоянно что-то происходило, однако песика это нисколько не напрягало.

— Да-да, — отзывается Лео, но мама все равно медлит еще несколько секунд, прежде чем переступить порог, словно Лео занята чем-то суперсекретным, а не лежит на кровати в компании храпящего корги и телефона, который никогда не звонит.

— Можно войти? — спрашивает мама.

— Ты и так уже вошла, — пожимает плечами Лео. От маминой улыбки на душе становится чуточку теплее.

Мама проходит в комнату и садится на краешек кровати рядом с Денвером. Пес меняет позу и, не разлепляя глаз, тяжко вздыхает, точно недоволен всем человечеством сразу. Лео его понимает.

— Я только что разговаривала с твоим папой, — сообщает мама.

— Я так и подумала.

Мама берет паузу, потом решает пропустить реплику Лео мимо ушей.

— Твоя школьная консультантка звонила и ему, и мне. Она немного беспокоится насчет тебя.

— Ну, а я немного беспокоюсь насчет нее.

— Лео. — Мама произносит это с тем же тихим, плохо сдерживаемым раздражением, которое сквозило в ее голосе несколько минут назад в гостиной.

Лео закатывает глаза.

— Она хотела, чтобы я рассказала ей о своих чувствах, а я ответила: нет уж, спасибо. Я не грубила. — Делая это уточнение, Лео нарочно не смотрит на маму. — Я едва знаю эту женщину! Ну вот ты в моем возрасте стала бы обсуждать свои чувства со школьным консультантом?

— Ни за что, — отвечает мама, и напряжение превращается в нежность. Точно так же она смотрела на Нину всякий раз, когда та закатывала истерику. На секунду Лео кажется, что все по-прежнему, что сейчас, глядя на Лео, мама выразительно закатит глаза, точно говоря: «Мы же с тобой против лишних эмоций, верно?», но в следующее мгновение мама убирает с лица Лео прядь волос, и мимолетное ощущение рассеивается. В маминых глазах Лео видит печаль, и ее плечи поникают. — Хотя кое-что интересное она все же сказала. Она упомянула, что в прошлом месяце ты написала очень красивую речь для школьной церемонии в память о Нине.

Лео передергивает: ей неприятно, что взрослые копаются в ее жизни, словно стервятники, клюющие мертвое животное.

— Как мило с ее стороны.

— Позволишь прочесть?

— Запретить я тебе не могу.

— Лео, я не буду читать, если ты не хочешь. Я не… — Мама переводит дух, затем продолжает: — Я знаю, что вы с Ниной были очень близки. Я пойму, если тебе не захочется делиться со мной самым личным.

— Все нормально, — говорит Лео. А может, нет? — запоздало спохватывается она. — Я тебе сброшу. Но только тебе. Не пересылай тете Келли или кому-то еще.

— Что ты, ни в коем случае. — Мама протягивает руку к Денверу, и тот охотно подставляет мохнатый животик. — На выходных не собираешься встретиться с подружками? Погулять?

Поразительно, до какой степени заблуждаются родители, считая, что действуют тонко и деликатно. Просто поразительно.

— Ну… да, возможно, — отвечает Лео. — Помнишь ту девочку, Мэдисон? Мы в прошлом году были в одной группе по английскому.

— Чудесно! — восклицает мама, и Лео охватывают печаль и одновременно чувство вины, как будто мама даже не надеялась, что у нее на самом деле могут быть планы, и тут такой приятный сюрприз. — Если что-то нужно, говори, не стесняйся. Например, отвезти тебя куда-нибудь. — Мама встает, целует Лео в макушку, потом до кучи чмокает в лоб Денвера.

— Мам?

— А?

— Ты сама-то как?

Мама замирает в дверях, спиной к Лео, и Лео замечает крохотную судорогу, пробежавшую по ее позвоночнику. Лео страшно от той быстроты, с которой родители превращаются из ее родителей просто в людей, измученных болью, и от своей способности за долю секунды вызвать это превращение одним вопросом.

— Не волнуйся обо мне, милая, — говорит мама, встав вполоборота. — Я держусь. Отбой в одиннадцать, договорились?

Лео кивает, дожидается, пока щелкнет дверной замок, потом тянется за телефоном. Нужно составить кое-какие планы на субботу.

В средней школе Лео и Мэдисон сидели за одной партой, но в начале девятого класса разошлись по разным группам. В этом учебном году Мэдисон несколько раз махала ей при встрече, крепко прижимая к груди стопку учебников, и по-прежнему улыбалась, поэтому Лео тоже отвечала улыбкой и взмахом руки, как будто ничего не случилось.