Никола Юн - Всё на свете (ЛП)
Он нервничает.
— Все в порядке, — говорю я. — Я уже знаю.
Он открывает папку, лежащую на столе, и качает головой так, будто все еще ошарашен результатами.
— Я раз за разом просматривал результаты. Заставил коллег проверить, чтобы быть совершенно уверенным. Вы не болеете, мисс Уиттер.
Он замолкает и ждет, когда я отреагирую.
Я качаю головой.
— Я уже знаю, — снова повторяю я.
— Карла — медсестра Флорес — коротко рассказала о сути проблемы. — Он усердно пролистывает еще несколько страниц, пытаясь избежать того, что скажет потом. — Как врачу, вашей маме стоило это знать. Это при том, что ТКИД — очень редкое заболевание и выражается во многих формах, но у вас нет никаких, совершенно никаких характерных признаков болезни. Если бы она провела исследования, взяла какие-нибудь анализы, то знала бы это.
Комната исчезает, и я оказываюсь в безликой белой местности, испещренной открытыми дверьми, которые ведут в никуда.
Он выжидающе смотрит на меня, когда я наконец возвращаюсь в свое тело.
— Извините, вы что-то сказали? — спрашиваю я.
— Да. Должно быть, у вас есть вопросы ко мне.
— Почему я заболела на Гавайях?
— Люди заболевают, Мадлен. Обычные здоровые люди все время заболевают.
— Но мое сердце остановилось.
— Да. Я подозреваю миокардит. Я разговаривал с лечащим врачом на Гавайях. Она подозревала то же самое. Попросту говоря, в какой-то момент в прошлом у вас, возможно, была вирусная инфекция, которая ослабила сердце. Вы испытывали на Гавайях боль в груди или недостаток дыхания?
— Да, — говорю я медленно, вспоминая сжимания своего сердца, которые я сознательно проигнорировала.
— Ну, миокрадит — вероятный кандидат.
У меня больше нет вопросов, по крайней мере, не к нему. Я встаю.
— Ну, большое спасибо, доктор Чейз.
Он тоже встает, взволнованный и, кажется, более нервный, чем прежде.
— Прежде чем вы уйдете, есть еще кое-что.
Я сажусь обратно.
— Учитывая обстоятельства вашего рождения, мы не уверены в состоянии вашей иммунной системы.
— Что это значит?
— Мы думаем, что она, возможно, недоразвита, как у младенца.
— Младенца?
— Ваша иммунная система все это время не подвергалась обычным вирусам и бактериальным инфекциям. У нее не было времени получить опыт борьбы с этими инфекциями. У нее не было времени стать сильной.
— Так я все еще больна?
Он прислоняется к спинке стула.
— У меня нет для вас хорошего ответа. Здесь мы на неизведанной территории. Я никогда не слышал о таком случае. Это может означать, что вы будете болеть чаще, чем остальные со здоровой иммунной системой. Или это может означать, что когда вы заболеете, то заболеете серьезно.
— Как я узнаю?
— Не думаю, что это можно как-то узнать. Я рекомендую вам быть осторожной.
Мы расписываем еженедельные контрольные посещения. Он говорит, что я должна действовать не спеша, когда начну изучать мир — никаких толп, незнакомой еды, истощающей физической активности.
— Мир никуда не денется, — говорит он, когда я ухожу.
ПОСЛЕ СМЕРТИ
Следующие несколько дней я провожу в поисках информации, чего-то, что объяснило бы мне, что случилось со мной и моей мамой. Мне хочется, чтобы у меня был дневник с ее мыслями, изложенными легко читаемыми чернилами. Мне хочется, чтобы ее душевное расстройство выражалось ясно, чтобы отследить его историю и мою. Мне хочется деталей и объяснений. Мне хочется знать, почему, почему, почему? Мне нужно знать, что случилось, но она не может рассказать мне. Она слишком сломлена. А если бы могла? Помогло бы это делу? Поняла бы я? Поняла бы глубину горя и страха, которые могли привести ее к тому, чтобы она отобрала у меня всю мою жизнь?
Доктор Чейз говорит о том, что, по его мнению, ей нужен психиатр. Он думает, что пройдет много времени прежде, чем она сможет рассказать мне, что случилось, если вообще расскажет. Он предполагает, что она страдала от какого-то расстройства после смерти папы и брата.
Карла всеми силами пытается убедить меня не уходить из дома. Не только для маминой пользы, но и для моей. Мое сердце все еще не изведано для меня.
Я решаю написать Олли, но прошло столько времени. Я лгала ему. Возможно, он живет дальше. Возможно, нашел кого-то еще. Я не знаю, выдержу ли еще одно жестокое разочарование. И что я ему скажу? Что практически не больна?
В конце концов Карла убеждает меня остаться с мамой. Она говорит, что я выше этого. Я не так уверена. Та, которую я знала до того, как выяснила правду, умерла.
ОДНА НЕДЕЛЯ ПОСЛЕ СМЕРТИ
Первый еженедельный визит к доктору Чейзу. Он призывает к осторожности.
Устанавливаю замок на двери в спальню.
ДВЕ НЕДЕЛИ ПОСЛЕ СМЕРТИ
ТРИ НЕДЕЛИ ПОСЛЕ СМЕРТИ
Мама пытается войти в мою комнату, но дверь заперта, я внутри.
Она уходит.
Сохраняю в черновиках письма для Олли, но не отправляю их.
Доктор Чейз продолжает призывать к осторожности.
ЧЕТЫРЕ НЕДЕЛИ ПОСЛЕ СМЕРТИ
Я крашу каждую стену своей комнаты в разные цвета. Та, которая у окна, теперь бледно-желтого цвета. Полки у переливчато-синей стены теперь оранжевого, как закат, цвета. Стена у изголовья кровати лавандового, а последняя — черного, как школьная доска.
Мама стучит в дверь, но я притворяюсь, что не слышу ее.
Она уходит.
ПЯТЬ НЕДЕЛЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ
Я заказываю настоящие растения для террасы. Перепрограммирую воздушные фильтры и открываю окна. Покупаю пять золотых рыбок, всем им даю имя Олли и отпускаю их в фонтан.
ШЕСТЬ НЕДЕЛЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ
Доктор Чейз настаивает на том, что слишком рано записываться в старшую школу. Слишком много детей с разными болезнями. Мы с Карлой уговариваем его позволить некоторым моим преподавателям встречаться со мной очно, при условии что они не болеют. Он сомневается, но соглашается.
МАМА МАДЛЕН
ЦВЕТЫ ДЛЯ ЭЛДЖЕРНОНА
Неделю спустя мы с Карлой наблюдаем, как мистер Уотерман идет по лужайке к машине, чтобы уехать. Я обняла его перед тем, как он ушел. Он удивился, но не задал вопрос, просто обнял меня в ответ так, будто это было совершенно естественно.
Я несколько минут после его отъезда стою на улице, Карла ждет со мной. Она пытается найти способ помягче разбить мое уже разбитое сердце.
— Итак…. - начинает она.
Я знаю, что она скажет. Она весь день готовилась сказать это.
