Чарльз Мартин - Между нами горы
Моя последняя мысль была про то, что зажигалке Гровера настал конец. Она отдала нам свое последнее пламя. Условия существования неуклонно ухудшались. Сырая одежда, промокшие ноги, мозоли – и упадок сил. У нас еще оставалось мясо пумы, но при таком темпе его поедания голод грозил нам уже через два дня.
И не только нам, но и бедняге Наполеону. Если его не кормить, мы бы протянули на мясе не два, а три дня.
Проблема заключалась в том, что кормить собаку мне было нечем. Болтать в иных обстоятельствах – например, в тепле своего кабинета или операционной, – о том, чтобы съесть Наполеона во избежание голодной смерти, я бы еще мог. Но как ни плохо нам приходилось теперь, о таком исходе невозможно было даже помыслить. Стоило мне на него посмотреть, как он принимался лизать мне лицо и вилять хвостом. При каждом порыве ветра он вскакивал и рычал на ветер. Такое бесстрашие заслуживало поощрения.
Другой на моем месте давно бы пустил его на бифштексы, но только не я. Я утешал себя мыслью, что бифштексы, наверное, получились бы жесткими, как старая подошва. Но, честно говоря, глядя на него, я видел Гровера. Скорее всего, это и спасало Наполеона.
Через 6–7 часов, когда по серым и белым горам перед нами заскользил первый проблеск зари, я, разжав глаза, вздрогнул от неожиданного звука – сухого потрескивания огня. От страха я рывком сел. Неужели я устроил лесной пожар?
Оказалось, что это Эшли поддерживает костер, причем уже не первый час. Моя одежда высохла и, как ни странно, лежала аккуратно сложенная на камне в нескольких футах от меня. Эшли помешивала угли длинной веткой – откуда она ее взяла? Земля вокруг саней была чистой – она прибралась. Все ветки, до которых она смогла дотянуться, были отправлены в огонь. Теперь она подбрасывала туда остаток собранного мной хвороста, что объясняло разбудивший меня веселый треск. Она перевернула мои высохшие ботинки. Носки тоже высохли. Я стоял, протирая глаза. Трусы едва держались на мне – теперь они были мне велики на пару размеров.
– Привет! – Она махнула веткой с дымящимся кончиком. – Придется вам перейти на другой размер, прежний вам велик. Между прочим, в следующий раз покупайте такие, у которых застегивается ширинка. Или вы – торговец хот-догами?
Я исправил оплошность, еще раз протер глаза и улегся.
– Мне кофе, булочку с корицей, яичницу из шести яиц средней степени готовности, бекон, картофельные оладьи, снова кофе, апельсиновый сок, пирог с лаймом, яблочный, нет, лучше персиковый коблер.
– Со мной поделитесь?
Я сел.
– Вы не выспались?
– Не получилось. Вы так устали, что разговаривали во сне. Ваша одежда была совсем мокрой. Я мало на что способна, но хотя бы это… – она обвела рукой стоянку, – вполне в моих силах.
– Спасибо. Я серьезно. – Я оделся, с наслаждением натянул сухие ботинки и схватил топорик. – Я быстро.
Через полчаса я вернулся с полной охапкой дров. Я слышал, что в первобытных африканских племенах женщины посвящают от трех до десяти часов в день поиску воды и дров. Только теперь я понял, почему у них на это уходит так много времени.
Я подбросил в костер дров, растопил немного снегу, разогрел мясо и накормил Эшли и Наполеона. Она, медленно жуя, показала пальцем на собаку.
– У него выпирают ребра.
– Еще бы! Представляю, как ему хочется отсюда смыться!
– Мне тоже, – ответила она наполовину шутливо, наполовину всерьез.
Мы немного посидели молча, наслаждаясь теплом от костра.
– Как ваша нога?
Она пожала плечами.
Я опустился на колени, расстегнул ее спальный мешок и провел ладонью по ее бедру. Припухлость спала, фиолетовый отек локализовался. То и другое было хорошими признаками. Я стал разглядывать швы на ее лице, а она, не отрываясь, смотрела на меня.
– Придется удалить швы, пока на них не наросла кожа.
Она не возражала. Я достал свой швейцарский армейский нож, разрезал все швы и стал вытягивать леску – болезненная и неприятная процедура. Эшли подставила ладонь, чтобы я складывал на нее удаленные нити. При этом она морщилась, но не издала ни единого звука.
Когда я закончил, она сложила руки и спросила:
– Как я выгляжу?
– Ничего такого, чего не смог бы поправить пластический хирург.
– Так плохо?
– Дома понадобится неоспорин или масло с витамином Е. Эти препараты помогают рубцам рассасываться.
– Масло с витамином Е?
– Оно самое. Когда Рейчел вынашивала наших близнецов, я мазал им ее живот, чтобы растяжек не было.
– Представляю, как они по вам скучают.
– Это я по ним скучаю.
Она торопливо сменила тему.
– Не знаю, успели ли вы об этом подумать, но каков наш план?
– Убежище и еда. – Я машинально посмотрел на часы, забыв, что они остановились. – Здесь у нас что-то вроде плато. Оно тянется еще на милю, а потом, насколько я помню, обрывается. Хотелось бы добраться туда к вечеру. Внизу должно что-то быть. Скорее всего, там источник воды: озеро, речка. Если мы сможем провести там несколько дней, я бы попытался раздобыть еды.
Она посмотрела на луки и колчан.
– Вам хватит шести стрел?
– У меня нет выбора. – Я потер себе грудь. – Ребра немного успокоились, но если начать натягивать эту штуковину, они опять заболят. Растяжка у Гровера была шире моей, поэтому мне трудно и больно.
– Какая еще растяжка?
– Лук подбирается под стрелка. Это как обувь. Можно носить не свой размер, но это неудобно. – Посмотрев на черные тучи, оседлавшие вершины напротив нас, я сказал: – Похоже, сегодня пойдет снег, причем сильный. Хорошо бы выйти из этих зарослей до снегопада.
– Не возражаю, – ответила она.
Мы быстро собрались – мы уже научились не терять ни секунды, – и я впрягся в свою упряжь, не дав себе времени на размышления. Я сделал в своих снегоступах всего несколько шагов, как вдруг у меня за спиной раздался голос:
– Бен?
Я остановился и, глядя перед собой, отозвался:
– Что?
– Бен… – повторила она тихо. Меня насторожил ее тон. Я обернулся и подошел к саням, путаясь в упряжи.
Она смотрела на меня из спального мешка. Шрам под ее глазом должен был зажить, но пока что он был красный, и его нужно было обработать мазью-антибиотиком. Она схватила меня за руку. С моих ладоней свисали грязные полосы джинсовой ткани от куртки Гровера. В перчатках зияли многочисленные дыры, правый указательный палец торчал наружу. Она снова замотала мне ладонь.
– Вы в порядке?
Она подразумевала не только мои ноги и желудок.
Я рухнул на колени и тяжело вздохнул.
– В порядке, пока не думаю ни о чем, кроме своего следующего шага. Шажок – отдых, шажок – отдых. С мыслями то же самое.
Она кивнула и приготовилась к болезненным прыжкам на санях.
