Галина Лифшиц - До свадьбы доживет
Сеня сел на край кровати. Наклонился и поцеловал ее в лоб.
– Я знаю, о чем ты думаешь. Учудили мы с тобой, да? Испугалась, ага?
– А ты что? Откуда знаешь? Тоже испугался? – поразилась Тина.
– Было дело. Проснулся и думаю: вся жизнь теперь перевернется. Чего делать-то? Потом посмотрел на тебя, Красносельцева, как ты сопишь, и понял, что все правильно у нас получилось.
– Вот это да! – не находила слов Тина.
– Это глубинный закон жизни, женщина: умная мысль часто приходит в голову сразу нескольким индивидуумам. Только они думают, что именно их озарило, – изрек Сенечка.
– И чего ты надумал, когда тебе эта мысль в голову пришла? – ревниво поинтересовалась Тина.
– Я надумал, что надо встать и выгулять Клавдию, которая, кстати, все перемены в ее личной жизни приняла с радостью. А пока гулял, понял, что все у нас с тобой правильно. И по-другому – никак. Конечно, в мелочах надо будет притереться. Но в самых ерундовых мелочах. Остальное я про тебя знаю. Давай будем просто рядом, когда сможем. Будем друг у друга. Захочешь побыть одна – нет проблем. У меня такое тоже бывает. Захочешь помолчать вдвоем – еще лучше. Лично я хочу сделать тебе легкую и прекрасную жизнь.
– А как? Откуда ты знаешь, что для меня легкая жизнь? – удивилась Тина.
– Я разберусь, Красносельцева, поверь. У меня гены подходящие. Мой отец всю жизнь любил свою жену и создавал ей удобства и защиту. И меня научил. Я справлюсь, поверь.
– И я хочу сделать тебе легкую жизнь. И теплую, и веселую, – отозвалась Тина.
– Мы будем вместе, даже если в какой-то вечер тебе захочется провести время у себя на Кудринской, а мне – поехать на дачу и побродить там по лесу. Вот, собственно, и все, что я хотел обсудить. Принимается?
– Принято! – с облегчением вздохнула Тина, – И знаешь – здорово, что мы вчера так… Без раздумий. А то бы и не решились.
– Ну да. Я так и сообразил. Иногда лучше сначала сделать, а подумать потом.
– Какой же ты умный, Ыцай! – восхитилась Тина.
От грусти не осталось и следа.
Потом они завтракали на кухне. Предложение организовать кофе в постель Тина с негодованием отвергла: она ненавидела есть в кровати, после этого на простыни вечно оставались колючие крошки. И вообще – еда в полулежачем положении ассоциировалась у нее с детскими болезнями, опухшими железками, температурой, таблетками.
– Никогда не жру в кровати! – объявила она мужу.
И тот ее поддержал.
На кухне они общими усилиями пролили кофе на пол. Потом пролили молоко. Потом сожгли тосты. Но завтрак все же удался на славу. Они решали, где в ближайшие дни станут жить и вообще, как оно все будет. Постановили не суетиться. Надо было съездить на Кудринскую, собрать кое-какие вещи, чтобы и здесь у Тины было, во что переодеться.
Тина приняла душ, оделась в то, в чем была до поездки в ЗАГС, и почувствовала, что от тревоги ее не осталось и следа. Все было хорошо и просто. Не надо было притворяться и играть какую-то роль.
Она заглянула к свекрови. Та, как и прошлым вечером, восседала в своем кресле, аккуратно причесанная и накрашенная. Правда макияж был несколько иным, не в таких пастельных тонах, как накануне. Красная помада в тон платья-джерси очень оживляла лицо старой дамы.
– Как же они удивительно похожи с Сенечкой! – подумала Тина, – Наверное и он будет таким же в девяносто лет: подтянутым, элегантным. Удастся ли посмотреть? Дожить бы до девяноста.
– Как вы освоились? – громко и четко проговорила старуха, – Как ночь прошла?
– Спасибо! Все очень хорошо! – откликнулась Тина, не совсем понимая, в чем суть последнего вопроса.
Свекровь между тем продолжала:
– Мой сын был груб?
Тина не поняла, о чем речь и вопросительно посмотрела на даму в красном. Та решила пояснить суть вопроса:
– Мой сын был груб? Его отец овладевал мною грубо и беспощадно.
В низком голосе послышалась зависть к самой себе, годами подвергавшейся когда-то беспощадным налетам собственного мужа.
– Он всегда говорил, что хочет довести меня до изнеможения. Чтобы я о других мужчинах и не помышляла.
Свекровь улыбнулась своим воспоминаниям.
– Я и не помышляла. Какое там! А вы? – спросила она, обратившись к Тине.
– Называйте меня, пожалуйста, на «ты», вы же всегда так делали, – попросила Тина.
– Хорошо. Но ты не ответила на мой вопрос, – настойчиво проговорила старуха.
– Сеня не груб. Нам с ним очень хорошо. И да – изнеможение было. Конечно.
– Не груб… – повторила старая красавица, – Я так и думала. Это он в меня. Но темперамент! Темперамент у него, с которым тебе придется считаться!
– Я готова считаться, – улыбнулась Тина.
– Знаешь, я рада, – заявила вдруг свекровь, – Рада, что он наконец женился. И правильно, что на тебе. Вы друг друга хорошо знаете. И вообще – у вас сейчас самый правильный возраст. Послушай меня: детей надо рожать поздно. Это же ужас какой, если бы рядом со мной сейчас был семидесятилетний сын-старик. А так – молодой, полный сил мужчина. Я смотрю на него и чувствую себя моложе на тридцать лет. У тебя, правда, есть дочь. Но она уже взрослая. Тебе ничто не помешает родить мне внука.
Тина оторопела. Об этом она как-то не подумала. Какого внука? В ее-то годы? Вот тебе и тихая жизнь!
– Я… Мы… Мы о детях не думали. Не говорили, – растерянно пролепетала она, – Я не уверена, что смогу… Что получится…
– Так я же не требую завтра, – засмеялась старуха, – Я же не тороплю. Время есть. Сживетесь. А там природа сама решит.
Она вдруг отвлеклась, отвернулась к окну, задумалась. Тина поняла, что время аудиенции заканчивается.
– Шура! Шура! – крикнула вдруг свекровь.
– Бегу! – отозвалась сиделка.
– Шура! Я какала сегодня? – послышался тревожный вопрос.
Тина тихо вышла, уводя за собой Клаву. Вопрос про каканье больше ее не шокировал. Гораздо сильнее пронзила ее мысль о том, что – и правда – у них же с Сенечкой могут получиться дети! Как же это она раньше-то не подумала?
– А когда было думать? – ответила она вопросом на свой же удивленный вопрос, – А что, если и правда – будут? Куда мне? То есть: куда нам? А с другой стороны, свекровь-то права: вдруг и она, Тина, доживет до девяноста? И будет с ней рядом вполне еще молодой сын или полная жизни дочь. И разве не говорила она когда-то с Юрой о том, как хочет еще маленького? А тот отнекивался, приводил какие-то соображения о высшем творческом предназначении… И вот сейчас – ее мечта о прекращении одиночества исполнилась так вдруг, так быстро. Может быть, ради того, чтобы появился на свет новый человек? Тогда во всей этой внезапности есть смысл. Не минутная из с Сенечкой блажь, а большой и серьезный смысл.
Впрочем, правильно сказала Сенина мама: время есть. И надо просто спокойно жить, как по реке плыть.
«Только с тобой я могу быть откровенным»
К концу следующей после их с Сенечкой внезапной свадьбы недели подошло заранее обговоренное с секретарем Михаила Степановича время встречи. Тина, конечно же, рассказала мужу о том, как в последнее время зарабатывает на жизнь и кто дал ей эту работу.
– Представь, я сидела на плече у будущего олигарха! Он нес меня в школу мимо всех, я изо всех сил трясла колокольчиком, гордилась! Как все завязано в этой жизни!
– А я помню, – заулыбался Сеня, – помню тебя с колокольчиком. Фартук белый кружевной, гольфики. Ты еще мне крикнула, привет, мол! А я тебе цветами махал изо всех сил! Тебя помню, а парня этого – нет, конечно.
– Да и я б не вспомнила, если бы он сам не рассказал. А так – подружились.
– Ему кроме тебя и поговорить не с кем, – заметил муж.
Тина не поняла, шутит он или правда так считает.
– Он довольно замкнутый человек, – сказала она.
– А попробуй в его положении не быть замкнутым. Конечно, замкнутый. И при этом – человек же. Хочется простого общения. Я его понимаю. Иди, Красносельцева, благословляю тебя.
Они поехали в ресторан, о котором Тина и слыхом не слыхивала. Там было очень тихо, безлюдно. Их провели в оранжерею с высокими стеклянными потолками. Где-то высоко летали зеленые попугайчики, пересвистываясь между собой.
– А они нам на голову не накакают? – с опаской спросила Тина, – Я, конечно, понимаю, что это к деньгам, но, может, без этого как-то обойдется?
– Не волнуйся, тут все без экстрима. Мы от них отделены сеткой. Ты ее сразу не заметила – так и было задумано.
Можно было спокойно наслаждаться беседой и ужином. Конечно, Тина рассказала о своем неожиданном замужестве, о том, что судьбе в последнее время угодно сводить ее с теми, кто учился с ней в одной школе. К чему бы это?
– Надо подумать, – серьезно заметил Михаил, – Я, знаешь ли, стал суеверным. Прислушиваюсь к намекам, которые нам невзначай посылаются. Раньше шел напролом, а сейчас вот все думаю, вглядываюсь. Тебя зачем-то мне судьба послала. И я очень рад, Валюня! Получается: только с тобой я могу быть откровенным. Верю тебе.
