Алексей Кирносов - Два апреля
- Вот ведь как бывает, - пробормотал он и опустил ключи в карман. -А что, встретились бы мы в жизни, не случись этой ее командировки?
Он все думал об этом, добираясь с аэродрома к восемнадцатому причалу, где стояли сейчас два судна, на которых он был капитаном. На столе его кутузовской каюты лежал неподписанный еще акт сдачи-приемки, а на «Титане» лежал точно такой же, но уже подписанный акт. Завтра он подпишет первый - и с «Кутузовым» покончено. Все ясно, кроме того, как пристроить Ксению. Она получила расчет на «Кутузове», но не уехала, жила в той же каюте, ничем не напоминая Овцыну о себе. А он помнил о Ксении и не мог решить, что же делать.
Овцын пошел на флагманское судно, к начальнику перегона.
Георгий Сергеевич Левченко, мужчина добродушный, но строгий, благообразной внешности, хорошо откормленный и ухоженный, самый, пожалуй, авторитетный капитан в экспедиции, встретил Овцына, как издалека вернувшегося родного брата, широко раскинул руки, обнял и некоторое время ласково похлопывал по спине. Наконец спросил:
- Проводили своих?
- Проводил, Георгий Сергеевич, - сказал Овцын. - Только не всех. Один человечек застрял, хочет идти дальше.
- Что же это за такой настойчивый человечек? - прищурился начальник перегона, и Овцын ответил:
- Моя буфетчица.
- Штатов нет, - покачал головой Левченко.
- Я знаю, - сказал Овцын. - И все-таки надо ее взять. Давайте подумаем, Георгий Сергеевич.
- Ей что: заработать надо или другая причина?
- Другая. Вы ведь слыхали ее историю?
- Слышал, слышал... Подумаем, говорите? А что мы можем придумать? - хитро прищурился Левченко, и глаза его пропали в пухлых щеках.
- Я ничего не могу придумать, - сказал Овцын. - А вы можете, Георгий Сергеевич. Не было еще такого случая в истории северных перегонов, чтобы вы не помогли хорошему человеку.
- Такой молодой, а уже льстец, - засмеялся начальник перегона. - Ну, начнем думать. Установим исходные данные: какое у нее образование?
- Высшее филологическое.
- Видите - самое подходящее для арктического плавания, - закивал головой Левченко. - Но допустим, мы не знаем, что оно филологическое, а знаем только, что оно высшее.
- Допустим, - сказал Овцын.
- Теперь следующее исходное: у меня есть штат метеоролога, - сказал Левченко. - Человека на этот штат я ни в Ленинграде не мог раздобыть, ни в Архангельске. А здесь и подавно. Штат, конечно, вздорный, из пальца высосанный, опытный капитан в погоде разбирается лучше среднего метеоролога.
- Вы хотите сказать, что можно взять ее метеорологом? - удивился Овцын.
- Почему бы и не помочь человеку? - пожал плечами начальник перегона. - Разве она не сможет выслушивать метеосводки, наносить стрелки на контурные карты и определять силу ветра анемометром ? За академический час этому научится. Большего от нее не потребуется... И вообще, - он вздохнул, - подлинную нашу специфику ни один метеоролог не знает, а то, что они знают, нам ни к чему. Они у меня бывали на караванах. Насмотрелся.
- Зачем же штат? - спросил Овцын.
- Не я же его вводил... Скажите этой вашей утопленнице, пусть придет ко мне. Кстати, она симпатичный человек?
- Мне нравится, - сказал Овцын.
- Вот и прекрасно, - улыбнулся начальник перегона своей хитроватой улыбкой. - Знаете, Иван Андреевич, скажу вам, как родному, только вы уж меня не выдавайте...
- Не выдам.
- Самая большая мне, старику, радость в жизни - пообщаться с симпатичным человеком... А здешний капитан мне ох как несимпатичен! Проныра, жадина, кулак, подхалим. И фамилия у него неблагозвучная: Жолондзь. Можно, я к вам на «Титан» со своим штабом перейду? Штаб не так уж велик - замполит, доктор и бухгалтер. Примете?
- С радостью сердца, Георгий Сергеевич, - сказал Овцын.
- Ну, радости вам от меня будет мало, - пригрозил Левченко. - Во-первых, я только на берегу такой добренький. Во-вторых, займу вашу каюту. Вам придется жить в каюте старшего. В-третьих - Вы уже не единоначальник.
- В море капитан судна всегда единоначальник,- сказал Овцын. - Пусть хоть сам министр присутствует.
Начальник перегона обрадовался, потер руки.
- Жолондзь со мной так не смел разговаривать. С вами не соскучишься, Иван Андреич. Словом, завтра я к вам и переселюсь. Только уж вы меня почитайте.
- Я вас давно почитаю, Георгий Сергеевич, - серьезно сказал Овцын, потому что и в самом деле давно уважительно относился к капитану Левченко.
Решив судьбу Ксении, он вернулся на «Кутузов». Там было суетно и весело. Речники готовились к выходу. Овцын поднялся в свою каюту. Капитан Седых сидел у стола, обложившись техническими описаниями.
- Вроде все в порядке, Андреич, - сказал Седых. - Давай подпишем акт.
- Давайте подпишем, если все в порядке, - сказал Овцын.
Седых взял перо и принялся выводить в нужных местах аккуратные подписи. Овцын подписался небрежно, но тоже разборчиво. Потом стоя выпили по рюмке водки, крепко пожали руки.
- Счастливо вам плавать, капитан Седых, - сказал Овцын. - Это хороший теплоход.
- Я вижу, - сказал Седых. - И тебе счастливо. На Лену идешь?
- На Лену.
- Дойдешь.
- Постараюсь.
Овцын положил в карман копию акта и спустился в каюту Ксении. Она лежала на койке, подложив руки под голову, в красивом платье - она была в нем, когда ездили в Ясногорск, вспомнил Овцын, и утром, когда провожали Бориса. Борис увел «Шального» вверх по Енисею, как проводили его, так она с тех пор, наверное, и лежала. Черные модные туфли валялись у койки.
- Это вы, - сказала она, не двинувшись. - Садитесь.
Он присел рядом, спросил:
- Грустите?
- Грущу.
- Может быть, пора к маме?
Она скосила на него глаза, проговорила:
- Я уже в таком возрасте, когда мама не спасает от грусти.
- А что спасает?
- А надо ли спасаться? - усмехнулась она.
- Пожалуй, надо. Вам нашлось место.
Ксении приподнялась на локте, взглянула ему в лицо, спросила:
- А как же буфетчица с «Титана»?
- Пойдете метеорологом.
- Забавно! - произнесла Ксения, снова легла и засмеялась. - Почему же не штурманом? Хватит у вас могущества, чтобы взять меня штурманом?
- Не хватит, - покачал головой Овцын.
- А метеорологом - это на «Титане»?
- Да. Получилось так, что «Титан» пойдет флагманом.
- И вы будете самым важным на караване?
- Важнее меня будет начальник перегона... Ксана, может быть, не надо? Может быть, поедете домой? Сколько это может длиться? Я ведь не чурбан с ушами, мне не сладко смотреть на ваши муки, мне не радостно чувствовать себя злодеем...
- Какие муки? - перебила она его. - Какое злодейство? Вы смешной человек! Не думайте об этом.
- Я не могу не думать об этом. И в конце концов, - он повысил голос, - если вы не мучаетесь, то мучаюсь я.
- Да... - произнесла она, приподнялась, прислонилась щекой к его плечу. - У вас хорошая душа. Но в глубине. Очень дальней...
И когда он ласково обнял ее плечи, она отстранилась, сказала: - Не жалейте меня. Что вы выдумали? Поверьте, я не пропадаю. И не пропаду. Идите, Иван Андреевич.
Он встал, напомнил ей:
- Начальник перегона ждет вас, - улыбнулся, - хочет посмотреть, симпатичный ли вы человек. Когда будете заполнять листок по учету кадров, в графе образование поставьте одно слово «высшее». Графу «профессия» не заполняйте.
- Спасибо, - сказала Ксения. - Какую-нибудь пользу я принесу и в этом качестве. Смешно... Метеоролог!
- Только уж обо мне заботиться вам не придется, - сказал он. - Это может быть истолковано превратно.
- Наивный вы человек, - вздохнула Ксения. - Есть вещи, которые невозможно истолковать превратно. У них только один смысл.
- Это вы наивный человек, - сказал он. - Потому что есть люди, которые и эти вещи истолковывают превратно.
25
Капитанскую каюту, с двух сторон протянувшуюся углом по передней надстройке, с великолепным обзором моря, занял начальник перегона. Каюта старпома, в которой поселился Овцын, была похожа на каюту Бориса Архипова - такая же маленькая, с компактными, тщательно продуманными и пригнанными вещами. Жилось в ней уютнее и проще, чем на «Кутузове»; раздражало только, что из квадратного иллюминатора, выходившего на левый борт под трап, ничего практически не увидишь. Овцын подумал, что все равно в каюте ему жить придется мало, опустил жалюзи и включил лампу. «Пусть так и будет до конца рейса, - решил он. - Ничего так ничего!»
Капитан Жолондзь, взбешенный тем, что его отстранили от флагманства, которое, впрочем, не приносит выгоды, кроме близости к начальству, распространил слух, что новый, неведомо откуда взявшийся метеоролог - любовница капитана Овцына, тоже неведомо откуда взявшегося. Серьезный и печальный замполит каравана, исполняя неприятный ему долг, пришел в затемненную жалюзи каюту и начал поначалу уклончивую, но быстро ставшую откровенной беседу.
