Михаил Попов - Колыбель
Он не успел… да, ничего не успел и увидел вышедшую из хижины Парашу с младенцем, укутанным в маленькую копну ароматной травы. Вот откуда народное вранье про «нашли в капусте». Мадонна с младенцем. Есть какие–то чувства к пухлой, как бы чуть заплывшей в полутранс мамаше?
Ни капли.
А вот ребенок!
— Мальчик? — спросил он, одновременно прокашливаясь, горло горело от отцовских чувств.
И тут произошло странное. Параша перехватила ребенка, разломила ком травы и определила пол ребенка. До этого что, не поинтересовалась? Родовой шок? В себе ли она?
Это был мальчик.
Его величество осторожно протянул к нему неуверенные, трепетные руки. А вдруг не отдаст? Он готов был на все, чтобы взять ребенка себе. Что с ним делать, он еще даже не начинал задумываться, но твердо решил — мальчик будет с ним, и ради него… Дальше в душе царя начиналось просто рычание на эту тему. Все будет снесено: и мучения, и препятствия…
Параша легко, если не вообще с облегчением отдала ему мальчика. Денис впился в него лихорадочным взглядом. На губах ребенка застыл довольно большой пузырь — выдутая слюна. Истерическое отцовское чувство тут же возвело этот ничтожный факт в ранг чуть ли не высказывания.
— Ты хочешь к папе? — Его величество прижал головку мальчика к своему виску, уверенный, что в этот момент передает ему возвышенный строй царской мысли и ослепительные планы их совместного великого будущего.
— Скажи ему, — сказала Параша.
Ах, да, он вспомнил о ритуале, им самим введенном на Убуди. Он открыл рот — и понял, что спешить нельзя. Да, все это чушь, игра и все такое, но не по отношению к его сыну. Тут нельзя дурачиться.
Его величество сделал шаг в сторону от Параши, прижимая мальчика к груди.
— Скажи ему! — Параша вдруг утратила все признаки дебильной умиротворенности, коровьего отношения к жизни, вся как–то обострилась и налилась злой, активной силой.
Он сделал шаг вперед:
— Чего ты от меня хочешь?
— Скажи ему.
— Что бы я ни сказал, он будет царь.
— Ты — царь, — отмахнулась Параша в том смысле, что нельзя обещать мальчику уже занятое место.
— Ну, не царь, король!
— Король?
— Это не имя! — вскрикнул его величество, еще не хватало, чтобы его сын стал налетчиком.
— А какое имя?
Вслед за словом «король» в сознании любого человека европейской культуры рефлекторно следует имя Артур.
По глазам Параши было видно, что какое–то имя дать сейчас все равно придется.
— Артур, моего мальчика зовут Артур.
Вынужденное имя показалось Денису удачным: и незаурядно, и не слишком экзотично. Только не забывать, что это будет его ребенок, а не ребенок Убуди.
Параше звучание имени понравилось, а может быть, и просто факт, что имя есть, но тут же на лице появилась тень нового требования. Его величество мудро усмехнулся:
— Чего тебе еще?
— А где он будет жить?
— Во дворце.
— В каком?
Все–таки она баба, обыкновенная баба, с бабской заботливостью о потомстве. Это открытие и раздражало, и грело одновременно.
— Адрес хочешь знать? — Его величество откровенно веселился. — Улица Заворотнюка, дом шесть, квартира восемнадцать.
Его величество поднял голову, склоненную к родному, посапывающему в траве человечку, чтобы сказать какие–то слова Параше, нужно же что–то. Все же была в ней какая–то… конечно, красавицей не назовешь, но определенная грация… и можно даже употребить слово «индивидуальность» по отношению… Набор особенностей, не доходящий все же до уровня личности… Вот как в собаке: никогда нельзя сказать, сколько в данном конкретном звере от породы, сколько от пожившей именно с тобой особи.
Эта «особь» на данный момент была полностью довольна жизнью.
— Для себя ничего не хочешь? Например, журнал «Вог», «Шанель» номер шесть?
Параша, решительно развернувшись, пошла вон с холма. И ушла. Так ни разу не обернувшись. И было не понять, поняла, что отец ребенка издевается, или нет.
Его величество посмотрел на старуху у костра, и ему показалось, что та поглядывала на него с сожалением. Черт побери, чего только не покажется человеку с подвижной психикой и с фактически подброшенным ребенком на руках.
Когда его величество с мальчонкой наперевес вернулся в столицу, процесс восстановления национальной памяти был в самом разгаре. Астерикс был мокр от пота и пошатывался, держась за скользкие от пота перила. Усилия памяти выматывали не меньше, чем полевые работы на жаре. У подножия башни еще толпилось с полсотни человек, но все угрюмое простонародье с отдаленных хуторов.
Маршалы и прочая придворная рать были обслужены и готовы к воплощению царских идей.
— Ну что, мы оставим просто вот так то, что они нам сделали? Простим Председателя?!
Они признались, что поведением инженера Ефремова возмущены, и принялись разбирать корявые копья и кривые луки и строиться в неровные строи.
Да, когорта еще та. Но идти надо, и прямо сейчас. По пути в столицу его величество завернул к смотровой платформе и забрался на нее, не выпуская копну с сыном из–под мышки. Лодка покачивалась на плаву, удивляя и размером, и оснасткой. Председатель готовился к нешуточному плаванию, в лодку грузили припасы: корзины с фруктами и вареным рисом и гроздья баклажек с водой. Он что, месяц собирается плавать? Несколько пар весел. Кто–то идет с ним или просто запас?
Как бы там ни было, чем обильнее и тщательней подготовка, тем страшней и яростней будет разочарование. Встречать и вязать на берегу придется Председателя, впавшего в бешенство.
«Почему ты так уверен?» — спрашивал Денис его величество и уходил от ответа.
Его величество переложил сына из–под одной руки под другую:
— Сейчас мы пойдем и ударим, грохнем по этим протухшим колхозным турусам! Мы свяжем всех нукеров и клевретов Председателя, и никто не помешает нам взять под свою власть весь остров!
Ему и самому речь эта казалась слишком размазанной в воздухе и не бьющей в сердце. Ничего такого, о чем бы мечталось его маршалам, в Колхозии не водилось. Награду они надеялись получить из другого источника.
— После победы я хорошо поговорю с каждым, и каждый услышит от меня много нового, и мы запишем на новой поляне все до последней буквы. Мы будем беречь эту центральную резервную поляну как зеницу и синицу в руках.
Эти слова вдохнули в шеренги бодрость.
Он готов был отдать команду «шагом марш!», но тут к нему сбоку подкатил господин главный колхозный диссидент.
— А, Йорик.
За ним теснилось десятка полтора приспешников.
— Так, берите копья и в строй.
Они были согласны, но только после того, как Астерикс… Пришлось пристраивать их без очереди. Это вызвало немалое волнение в рядах простых баранов, послышались даже недовольные голоса — что блат, что кумовство, что двойные стандарты…
Тем не менее армия пополнилась, и самой боеспособной частью его величество полагал как раз перебежчиков: им–то отступать некуда. Он спросил у Йорика: может, он и какие–нибудь тайные тропы знает в святая святых центральной верфи в обход засад, о которых говорил Афраний, или ему что–нибудь известно про тайники Председателя? Нет, ни Йорика, ни его единомышленников даже и близко не подпускали к государственным секретам.
— Хотели даже наказать, когда узнали, что наше зерно уходит к тебе, государь, и стали нас называть отцами голода.
— Почему же не наказали?
— Надо было строить тюрьму, а рук не хватало даже на лодку. Отложили на потом.
— Никакого «потом» у него не будет!
Его величество засунул за пояс две квадратные бутыли скотча, захваченные на всякий случай, и во второй раз был готов отдать решительную команду, но тут обнаружилось, что как–то ожили и стали проявлять признаки некой не вполне понятной жизни новоприбывшие. Они неказисто, но упорно продирались сквозь толпу жадных крестьян у основания башни и норовили оказаться поближе к строю маршалов и придворных. Явно чувствовалось, что их манит сам дух военной организации, они находятся в подсознательном плену строевого обаяния. Такое впечатление, что некий взвод вышел из мучительного окружения на неизвестной войне и теперь обретает себя у подножия Вавилонской башни.
— Погрузка идет полным ходом, — шепнул на ухо царю очередной вестник Афрания.
Времени для выяснения деталей не было, и его величество велел выдать новобранцам оружие. Они брали его охотно, но неловко, что можно было понять — вдруг у них была в крови привычка к автомату Калашникова, а не к плохо сделанному луку?
— За мной! — возопил царь царей и быстрым шагом, прижимая к правому боку Артура с привязанной к нему баклажкой молока и вздымая левой рукой короткое копье с по–настоящему острым наконечником, помчался вперед. Гаремные леди, скучая, глядели им вслед.
