Алексей Швецов - Лохless. Повесть о настоящей жизни
– А если к магистру, магу и чародею Корбуню?
– К ему — проходи, — великодушно разрешает бабуля.
– Значит, если к нему, то пропуск не требуется? — пытаюсь я уточнить для себя ситуевину.
– Не нужон. Так проходи, — подтверждает страж турникета.
– А если в «Globusland», то необходим пропуск?
– Туды нужон.
Подивившись избирательности строгих мер, я прохожу через проходную и оказываюсь на территории завода.
Спустя несколько минут я пересекаю порог офиса, обуреваемый жаждой громких разоблачений. В коридорах офисного помещения ко мне не проявляется ни малейшего интереса. Все заняты своими делами. Я даже удивляюсь, увидев людей на рабочем месте. Со своей московской ментальностью я думаю, что при таком бесконтрольном режиме все должны насквозь пропитаться похуизмом и забить на все. В удивлении я подхожу к директорской двери.
– Владимира Игоревича в настоящий момент нет на месте, — объявляет мне секретарша, как две капли воды похожая на мою Катерину.
Сходство настолько впечатляет, что я туплю.
– Катенька, — срывается с языка, — а когда он будет на месте?
– Откуда вы знаете мое имя? — удивляется девушка и, не дожидаясь ответа, предлагает пройти к его заместителю Виктору. — Вторая дверь по коридору.
Я послушно засовываюсь во вторую дверь по коридору и встречаюсь взглядом с молодым чуваком, упражняющимся в выдувании колец из табачного дыма.
– А-а-а, прибыли, значит? — обращается он ко мне, не проявляя особой заинтересованности.
Чувак нехотя выходит из-за стола и протягивает для пожатия вялую руку.
– А мы вас утром ждали, — с нотками обвинения проговаривает он, откровенно зевая.
«Так, — думаю я, — значит, инкогнито не получилось. Оказывается, меня тут уже ждут. Никакой неожиданности не будет. Кто-то уведомил воронежцев о моей таинственной миссии. А я-то, наивный, надеялся. Чиновник из Москвы, инкогнито, как там у Кольки Гоголя: „Ревизор, и еще с секретным предписанием". Ну что ж. Тем, может быть, интересней!» Любопытна реакция Витюши — он не источает предполагаемого мною трепета. Они тут полностью отморожены: ни тебе подобострастия, ни страха в глазах, ни элементарного корпоративного такта.
– Значит, вам обо мне сообщили? — интересуюсь я, перманентно покашливая.
– Звонили. Вчера еще. Ну ладно, пойдемте, я вам все покажу, — лениво протягивает Витя и закладывает в рот жевательную резинку.
Затем он тушит сигарету в пепельнице из глобуса. Я отмечаю про себя показной корпоративный патриотизм, и мы выходим из кабинета. Далее молча идем широким коридором. Я ощущаю запах пищи, доносящийся из больших дверей, в направлении которых мы движемся. «Неужели стол уже накрыли? — удивляюсь я про себя. — Оперативно…»
Мы проходим по задворкам кухни со старомодными плитами и алюминиевой посудой. Персонал в драных, но (справедливости ради надо отметить) чистых белых одеждах с интересом приглядывается к нам.
– Вот здесь у нас, собственно, и находится, так сказать, сердце… святая святых… понимаешь ли.
– Кхе-кхе-кхе, — кашляю я в ответ, дико удивляюсь такому трепетному отношению к кухне (святая святых!) и с интересом продолжаю слушать дальше своего гида.
– Здесь вот у нас кастрюли, — показывает Витя, открыв огромных размеров шкаф.
Я молчу. Виктор испытующе вперивается в меня. Тогда я киваю в ответ, типа: «Понял, не тупой!»
– Вот эти кастрюли для, так сказать, производственников, рабочих, фигурально выражаясь.
Я периодически кашляю и непрерывно киваю головой, как дрессированный дельфин, всем видом показывая, что мне безумно интересно все, о чем вещает этот придурок.
– А здесь, — Витя мало того, что заставляет меня нагнуться, чтобы воочию убедиться в наличии инвентаря, так еще и орет в ухо, вероятно принимая меня за глухого, — посуда для нас, так сказать. Для белых воротничков, для белой кости, фигурально выражаясь. Сейчас я покажу, где у нас ножи и прочие поварешки.
Путешествие по кухне прерывает своим появлением грузчик в жутко грязных сапогах и с мешком, вероятно, какой-то крупы.
– Куда ты в грязных сапожищах?! — орет на него Виктор. — Иди отсюда! Мать твою.
– Так я ж это.
– Уйди, говорю, с кухни.
Грузчик, бурча себе под нос, удаляется вместе с мешком на плече, и познавательная экскурсия продолжается.
– О традиционном меню вам расскажет Шурочка.
Вышедшая из общего строя огромная бабень с лицом ожиревшего бегемота бровями показывает мне, что она и является той самой Шурочкой. Я опасливо киваю ей головой (на всякий случай). Хищный оскал женщины означает приветливую улыбку.
– Чистые скатерти у нас лежат в том зале, — кивает рукой Виктор, отвлекая меня от загипнотизировавшей Шурочки, — пойдемте покажу.
– А почему мы смотрим только кухню? — внезапно я задаю вопрос, сбивающий его с толка.
– Действительно, — усмехается мой провожатый. — Пройдемте в зал. В, так сказать, алтарь. В зал для приема пищи, фигурально выражаясь. А после сразу кладовую посетим. Я вас ознакомлю с перечнем имеющихся продуктов.
Я тупо отдаю себя в руки этого идиота, понимая, что музыку не остановить. Пусть, думаю, показывает, что хочет. Минут двадцать мы скитаемся по залу и складу. Я узнаю очень важную для московского руководства информацию о пристрастии директора филиала к «домашним котлеткам», о том, что секретарши употребляют на обед исключительно салат, приправленный оливковым маслом. Лично Виктор очень непривередлив к пище. Шашлык из свиной шейки, семга, фаршированная крабовым мясом, куриные грудки под соусом карри, медальон говяжий в белом вине — все это его вполне устраивает.
– Кхе-кхе-кхе. Простите, бога ради. Есть ли у вас другие помещения, относящиеся, так сказать, к делу? — потеряв терпение и понимая бесперспективность моего пребывания здесь, спрашиваю я, выделяя интонацией последнее слово.
– К делу? — переспрашивает Витя, глупо улыбаясь и тупо подмигивая.
– Именно, к делу.
– Идемте, — приглашает он и подводит к остро пахнущим нечистотами дверям. — Сюда у нас ходят по делам, так сказать. Здесь у нас сердце пищеварительного процесса, его суть, фигурально выражаясь.
Я удивленно открываю дверь мужского туалета:
– Сюда?
– Да, да, — кивает Виктор и настойчиво подталкивает меня рукой.
Я прохожу, морща нос от запаха.
– Замечательно, — сообщаю я свои наблюдения. — Все прилично. Гламурненько, я бы сказал. Но мне бы бумаги посмотреть.
– Так вот же бумага… — удивляется в свою очередь Витя и рукой тычет на стену с рулончиком туалетной бумаги.
Меня начинает накрывать! Я медленно выхожу в ступор, обуреваемый прущей из меня непоняткой! Я чувствую себя охуевшей лошадью и перестаю врубаться в ситуацию. Может, я словил «приход»? Чтобы прийти в себя от этого перманентного тупизма, я подхожу к умывальнику и тупо брызгаю в лицо холодной водой.
– Витя, бля, — говорю я этому чудику. — Ты за кого меня держишь?
Витя тоже офигевает от такого моего обращения к нему. Он заикается и что-то мямлит, типа:
– А вы разве не на должность повара? Фигурально выражаясь.
– Фигурально выражаясь, я из Москвы приехал с проверкой. Специально чтобы ваши задницы под микроскопом разглядеть! А ты мне какую-то хрень столовскую показываешь! Совсем нюх потерял?!
– Из Мос… из Москвы? — Глаза его реально ползут наверх, пытаясь догнать сбежавшие к затылку брови.
Я представляюсь. Витя, белый как мел, стоит и реально трясется.
– Как твоя фамилия, Витя?
– Моя? — переспрашивает он, словно школьник.
– Твоя.
– Кашкин, — тихо шепчет Витюша себе под нос.
Я перемежаю кашель с утробным смехом и переспрашиваю:
– Как? Кашкин?
– Нет, — обиженным голосом прыщавого юнца упрямо отрицает Витя. — Не Какашкин, а просто Кашкин.
Отсмеявшись, я предлагаю Кашкину покинуть туалет:
– Здесь весьма занятно, но я бы предпочел побеседовать с тобой и Разгуляевым где-нибудь в менее экзотичном кабинете. Веди, Какашкин, в офис. В святая святых, фигурально выражаясь. Собери руководство.
Чувак, больше не протестуя на изуродованную фамилию, как вихрь несется вон из туалета — подготовиться к встрече высокого гостя.
Выйдя из туалета, я продвигаюсь в сторону директорского кабинета. Вот теперь начинает чувствоваться суета, вызванная неожиданной ревизией. Бестолково бегают по коридору телки (я надеюсь, что это женская часть управленческого аппарата, а не девочки по вызову). Сам Володя Разгуляев спустился с небес местечкового небожителя и спешит засвидетельствовать мне свое почтение. Он весь источает такую невиданную радость, как если бы я был уполномочен привезти ему кругленькую сумму в у. е.
