Дафна Морье - Правь, Британия!
Мад осталась у входной двери, а Эмма с отцом пошли по подъездной аллее. «И это повторение вчерашнего, — подумала Эмма, — только тогда впереди ждала встреча с ним, которая могла продлиться все выходные, а сейчас он уезжает, а мы так ни к чему и не пришли. В некотором роде, это хуже, чем если бы он вовсе не приезжал, ведь привыкаешь, что его нет». Он поцеловал ее еще раз, влез в машину — взревел мотор, зажглись, осветив ворота, фары. Вот и все. Закончено. Папа уехал.
Эмма нашла Мад у камина в музыкальной комнате. Бабушка сняла с каминной полки старинную открытку с собственным изображением и смотрела на нее. Фотография была сделана много лет назад, когда Мад была еще молода. Как говорил ее муж: лицо, отправившее в плавание тысячи судов. Большие глаза, пышные волосы, обрамляющие округлые щеки. Трехлетний крепыш Вик, точная копия матери, сидит у нее на коленях. Эмма подошла и встала рядом, потом обняла бабушку.
— Он просто копия, — сказала Эмма.
— Себя или меня?
— Обоих.
И все же, все же… О чем он тогда думал, этот пухленький малыш? Было ли тогда предначертано, что он вырастет в грузного мужчину средних лет, спешащего на самолет в Бразилию и убежденного (или пытающегося убедить себя) в том, что он управляет финансами миллионов людей? И эта красивая чувственная женщина, его мать, с улыбкой в уголках рта и вьющимися локонами, — знала ли она, что доживет до семидесяти девяти, превратится в эксцентричную, довольно властную старуху? Когда делали это фото, жизнь была хоть и не безмятежной, но во многом стабильной, и Гитлер тогда еще не развязал войну. По прошествии времени этот мальчик уже будет в сознательном возрасте и услышит знаменитую фразу Черчилля о том, что англичане будут сражаться с фашистами на побережье и на улицах. Сегодня страна захвачена другой державой с согласия почти всего населения — по крайней мере, так утверждает маленький мальчик с фотографии, превратившийся сейчас в зрелого мужчину. Бой на побережье принял семнадцатилетний мальчишка, приемом из регби сбивший с ног вражеского десантника, и ребенок двенадцати лет, который, правда, не на улице, а на распаханном поле, превратившись в убийцу, уничтожил такого же врага стрелой, выпущенной из лука.
Мад поставила фотографию обратно на каминную полку.
— Когда он уезжал, у меня было очень странное чувство.
— Что ты хочешь сказать?
— Нет, ничего, только… — Мад привычно развела руками. — Чувствую я, что не скоро увижу его снова.
Эмма не ответила. Она задумалась: как ощущают время старики, летит оно или стоит на месте? Сейчас время летело, потому что каждый день событиям не было конца. Если бы не наступил этот кризис, было ли бы у бабушки такое же ощущение скуки и безысходности, как в последнее время у самой Эммы? Или Мад, из-за того что ей скоро восемьдесят, хочет, чтобы каждый день тянулся медленно, не кончаясь, потому что каждый миг — такова природа вещей — приближает ее к концу?
— Папа уедет из Англии всего на несколько дней, — постаралась утешить ее Эмма, — а потом он должен приехать на твой день рождения. Кризис или нет, но мы обязаны устроить праздник.
Мад презрительно пожала плечами.
— День рождения, — усмехнулась она. — Кому нужны дни рождения в моем возрасте? Когда придет время, придумаем что-нибудь для развлечения мальчишек, но дело-то в том, будет ли нам что отмечать?
15
В воскресенье утром Джеку Трембату и Мику разрешили вернуться на ферму. Комендант лагеря сказал, что для них сделано исключение — из-за того, что скот и земля требуют непрерывной заботы. В случае необходимости его могут опять допросить. Его делом занимался не полковник Чизмен, который за день до этого, в шторм, вместе с кораблем переехал в Фалмут, а его заместитель, полковник Такер, весьма суровый человек. Прибыв домой, фермер первым делом отправился в Тревенал, чтобы обо всем рассказать соседям.
— Хочу вас поблагодарить, — сказал он Мад, едва ступив на порог, — за то, что послали Джо поработать за меня. Не знаю, что бы без него делали Пегги и Миртл, и без тебя тоже, — добавил он, поворачиваясь к Эмме. — То, что вы туда заходили, говорили с ними, помогло больше всего.
— Ты благодаришь нас? — Мад протянула руку и усадила его рядом с собой на диван. — Что мы можем ответить? По-моему, ни я, ни Эмма не сомкнули прошлой ночью глаза, ломая голову над тем, что они с тобой делают. А бедная твоя жена…
— Что ж, все позади, — сказал он. — Не будем больше об этом думать. А могло быть и хуже. Знаете, если бы в Полдри командовали наши парни, пусть бы и к стене нас ставили, вообще по-варварски обращались, я бы все равно так не злился, но меня доконали вопросы этого янки с акцентом, будто у шерифа из вестернов. Конечно, дома я погорячился, потому меня и забрали, но уж там-то я старался держать себя в руках.
— Где они тебя держали? — спросила Мад.
— Ха, они захватили весь порт в Полдри. Знаете, где контора портового начальства? Так там теперь их штаб. Я был рад… — Он понизил голос, хотя дверь была закрыта, — я был рад, что Мик ничего не знает. Он мог бы не выдержать. Они так и засыпают вопросами, без передышки, чертовски сбивает с толку — а что можно ожидать от мальчишки его возраста? Но не волнуйтесь, — он похлопал Мад по колену. — От нас они ни черта не узнали. И не узнают.
Эмма вспомнила, как в пятницу бабушка упомянула кельтов и саксов, и мистер Трембат, будто прочтя ее мысли, тихо улыбнулся и сказал:
— Лесной старикан оказался настоящим кладом. Похоже, что между валлийцами и корнуолльцами куда больше общего, чем я думал. Пусть только попробует кто-нибудь явиться из-за океана указывать нам, как жить, — получит столько, что не унесет. Пегги мне рассказала, что утром он первым делом зашел на ферму, даже раньше, чем ваш Джо. Да, крепкий старик, это точно. Хорошо, что он не на их стороне, а на нашей.
— Кстати, о нашей стороне, — сказала Мад. — Жаль, что нас так мало.
— Ну уж не волнуйтесь, — замотал головой мистер Трембат. — Тут в округе многие радовались приходу янки, но теперь-то они только обрадуются, если американцы уберутся обратно.
Не все, конечно, так думают, тут вы правы. Кое-кто, не будем называть по имени, душу продаст за легкую наживу — бригада «давайте стричь капусту с янки» — те же, кто обирал туристов из центральной Англии; но есть и те, кто сохранил в душе огонек, они не будут, лежа на боку, смотреть на засилье чужаков.
Эмма заерзала в кресле. Она думала о Папе. Очевидно, и Мад тоже вспомнила о нем, потому что произнесла чуть-чуть изменившимся (это могла заметить только внучка) голосом:
—Я понимаю, что мы должны смотреть на них не как на чужаков. Предполагалось, что это будет союз, не так ли? Сын пытался нам объяснить. Я ничего не понимаю в финансах и никогда не понимала. Но похоже на то, что без этого союза нам конец, страна — банкрот. Кстати, я очень сожалею, что ему не удалось предотвратить ваш арест. Мы — я и Эмма — очень переживали из-за этого. По правде говоря, Вик, мой сын, ничего не знает о том, что произошло. Мы ему не рассказали.
— Не рассказали?! — удивился Джек Трембат.
— Нет. Видишь ли, Вик — банкир и по работе тесно связан с правительством и этими делами относительно СШСК. На самом деле он сторонник союза и приветствует все происходящие перемены. Так что, если бы мы сказали ему правду… — Мад действительно не знала, что сказать, чего никогда не случалось с ней раньше: если она и забывала роль, экспромты так и слетали с ее губ. — Не знаю, что бы он тогда сделал. Мог решить, что он обязан доложить американцам о смерти капрала и об обстоятельствах его гибели.
Фермер молчал. Он был потрясен. Он медленно покачал головой.
— Как вам трудно, — наконец сказал он. — Плохо дело, если женщина не может посоветоваться с собственным сыном. Поймите, я его не виню, он должен работать на правительство, а если им кажется, что страной следует управлять именно так и без войск янки не обойтись, то… — Он вскочил на ноги и ударил кулаком о кулак. — Не могу это видеть, вот и все. Знаете, когда на прошлой неделе ваш Энди вытащил лук, я подумал: клянусь, я был бы горд, если бы так сделал мой Мик. Это был первый ответный удар в защиту нашей страны — честь и хвала мальчишке. Ну что же, — сказал он, — я свое слово сказал, а теперь ухожу. И помните, если я вам потребуюсь, готов явиться в любое время дня и ночи.
В тот же день Джо доложил Эмме, что видел, как двое морских пехотинцев и полицейский с овчаркой шли по пашне по направлению к пастбищу.
— Я был в кустах, — рассказал он, — и они меня не заметили. Они шли по следу, что тогда оставил мистер Уиллис. После они, должно быть, спустились на берег. Потерялся ли там след, не знаю. В конце концов, прошло три дня! Прилив должен был залить те места, по которым он проходил.
— Кто-нибудь еще о них знает?
— Только Терри. Кстати, я решил, что лучше ему рассказать обо всем, что я и сделал вчера вечером, перед тем как мы легли спать. Я понимал, что если это не сделаю я, то Энди долго не выдержит и расскажет сам.
