Рене-Виктор Пий - Обличитель
— Позвольте вам заметить, — возразил я, — что мы не дожидались ваших заключений для рассмотрения этой гипотезы и именно поэтому решили проверить всех, начиная с нас самих. Если бы вы довели ваше рассуждение до конца, то поступили бы, как я, и согласились все до одного — и по доброй воле — участвовать в подражании, чего от вас и требуют.
— Ваши слова, скорее, убеждают меня, что вы, да и вся генеральная дирекция потеряли голову: это подражание смехотворно и совершенно бессмысленно. Кто-то умело подражает голосу Сен-Раме, и вы надеетесь обнаружить его, требуя, чтобы все руководящие сотрудники фирмы участвовали в подобном балагане! Нас угнетает не сознание, что нас подозревают, а ощущение, что наша фирма понемногу теряет рычаги управления. Подозрения нас не пугают, но тогда принимайте реальные меры, делайте у нас обыски, проверяйте, как мы проводим время, допрашивайте наш персонал, наши семьи, наших друзей, но, бога ради, не теряйте больше времени и энергии на эти нелепые разговоры!
Аберо был прав. Слушая его, я ясно сознавал, в каком по меньшей мере нелепом виде выставила себя дирекция с самого начала. Захваченный водоворотом повседневных дел, оказавшись, сам того не желая, в самой гуще событий, я до сих пор лишь смутно испытывал это ощущение. Но теперь все сразу прояснилось в моем сознании. Поведение американцев, особенно Мастерфайса, обращения Сен-Раме к персоналу, приказ подражать голосу генерального директора — все это показалось мне тревожными симптомами растерянности. Встретив пронзительный взгляд Аберо, я устыдился, что согласился выполнить странную миссию, возложенную на меня вице-президентом, — но кто в наше время посмел бы отказаться? Аберо нарушил молчание:
— Моя точка зрения такова: нас сознательно и, разумеется, без нашего ведома отстранили от проведения операции. Повторяю, это моя личная точка зрения; кроме моей жены, вы единственный человек, кому я это высказал.
— За что же мне такая честь? — спросил я недоверчиво.
— Очень просто, дорогой директор по проблемам человеческих взаимоотношений, — ответил Аберо улыбаясь, — вы один можете мне помочь Я уверен, что вы были невольным свидетелем разных фактов, поступков, высказываний, которые мне теперь было бы очень важно проанализировать, и, уверяю вас, тогда многое бы прояснилось. Вы не сделали этого сами, потому что ваши обязанности затянули вас в самую гущу событий. Чтобы решить трудную проблему, надо как бы посмотреть на нее с высоты, потом взять разгон и ринуться вниз, подобно соколу… А теперь, — добавил он, как будто говоря сам с собой, — быть может, интересы предприятия, а значит, и наши, состоят не в том, чтобы осветить положение, а в том, чтобы сгустить краски и затемнить это дело, раз уж мы зашли так далеко.
— Так чего же вы ждете от меня, в конце концов?
Аберо секунду помедлил, потом встал, подошел к окну и, распахнув его, высунулся наружу.
— Что вы делали на днях в тупике Роне? — спросил он вдруг, резко повернувшись.
Я подскочил. Уж не играл ли он мной для собственной забавы с самого начала нашей встречи? Я сразу перешел в наступление.
— А вы? — ответил я резко. — Я видел, как вы вышли из таверны.
— Не сердитесь, я в самом деле был в этой таверне, захожу туда почти каждый вечер пропустить стаканчик после работы. Может, и вы с Селисом случайно нашли еще одну таверну в этом уголке?
— Прошу вас, — оборвал я его, — сейчас не время для шуток! Как знать, быть может, судьба «Россериз и Митчелл-Франс» в какой-то степени решается в эти минуты.
— Вы правильно заметили, дорогой друг, она решается и здесь, но в очень малой степени, ибо вы меня не разубедите, что она решается главным образом в другом месте.
— Где же?
— А вот где именно, мы должны не только найти, но и доказать, что это так, — ответил Аберо, — ибо в конце концов с помощью минимальной сообразительности и интуиции не так уж хитро догадаться, где она решается, но вот доказать — это совсем другой коленкор.
Я вдруг потерял терпение и решил осадить этого субъекта, обрушив на него одну из тех проповедей, которые-мне так хорошо удаются, благодаря чему я и занял свою высокую должность и укротил Ле Рантека и Бриньона. А этому Аберо, выпускнику Горной школы, зажатому в тиски нашими коммерсантами, я сказал следующее:
— Откуда в вас столько злобы и высокомерия, Аберо? Вы пытаетесь меня обойти и толкнуть в лагерь мятежников. И все почему? Потому что я вам мешаю. Вас одиннадцать, а вам хочется, чтобы было двенадцать; и вы просто беситесь, что я стою в стороне, вне вашего влияния. Ведь вы глава этой мятежной группировки, вы сбиваете всех с толку, желая отомстить им за ваши неудачи, за то, что они столкнули вас с пути к власти. Что вам понадобилось у нас? Да сумеете ли вы продать хотя бы один галстук? Ну где ваши прогнозы? Что вы предсказали? Что вы предвидите? Так вот, я вам скажу: вы предвидите, что, используя беспорядки, вы наверстаете упущенное. Быть может, вы и есть обличитель? Ваша логика, ваша хитрость, ваша злопамятность для этого очень подходящая закваска, вот почему вам с дьявольской изворотливостью удалось впрыснуть в утробу нашего предприятия изрядную дозу яда и неведомых вирусов. Вы много знаете, Аберо, и, как видно, у вас полно задних мыслей. Проповедуете ли вы ложь, чтобы выпытать правду, или вы и есть тот самый злоумышленник, которого мы разыскиваем? Я очень хорошо представляю себе, как вы сидите в номере отеля и строчите эти обличения, желчно насмехаясь над теми, кто «знает», потому что сами-то вы ничего не знаете. Почему вы не строите дорог и мостов: для улучшения транспорта и сбыта товаров? Что понадобилось горному инженеру в главном штабе нашей фирмы? А может, вы подосланы не вашими коллегами, а какой-нибудь политической партией? Может, вы решили использовать все средства, даже самые подлые, чтобы сокрушить нашу компанию и обмануть наших руководителей? Если так, вы окажетесь виновным — и вы, и ваши сообщники — в чудовищном преступлении. Общество потребления прочно стоит на ногах, Аберо! Чем же вы хотите его заменить? Я вижу в вас печальный образец крупного руководителя, скучающего буржуа, готового без конца злословить и разрушать, ничем при этом не рискуя, и в то же время желающего пользоваться всеми благами и наслаждаться жизнью, злоупотребляя свободами, которыми щедро одарило нас демократичное индустриальное общество. Теперь я открыл причину растущего у нас возбуждения: это вы его провоцируете. Ваша цель — дезорганизовать предприятие, чтобы затем реорганизовать его исключительно в собственных интересах. Вы ненавидите Анри Сен-Раме и водите за нос Рустэва и своих коллег. Однако теперь я облечен новой властью и на меня возложена миссия, которую я выполню во что бы то ни стало: я заставлю всех сотрудников администрации подражать голосу генерального директора. Мне не нужны ни ваши поучения, ни ваши советы, говорите прямо: готовы ли вы участвовать в этом, да или нет?
Стыдитесь, Аберо, вы оплевываете наши свободы, наше процветание, наш рост, наш cash-flow, наши staff and line, наш закон спроса и предложения, наше изобилие и благоденствие наших народов и нас самих. Посмотрите на себя — вы тощий или толстый, Аберо? Вы толстяк. Что вы едите, Аберо? Говяжье филе или хребтину? Вы едите филе. Что вы предпочитаете — зашеину или вырезку, Аберо? Вы предпочитаете вырезку. А разве вы не отталкиваете с отвращением бычий хвост или край, суповую говядину или огузок? Вы отталкиваете их. А какое у вас жалованье, Аберо, — ничтожно малое, убого среднее или чертовски высокое? Чертовски высокое, Аберо, оно вздымается до облаков, белых облаков, спокойно плывущих по голубому небу нашей цивилизации, которую вы хотите очернить, исполосовать безобразными молниями и уничтожить. И вы мечтаете, Аберо, что мир наш погибнет, на наших нефтяных скважинах запылают пожары, наши стада будут отравлены, свежие овощи завянут, а сухие превратятся в труху; наши фрукты сгниют, прекратится промышленное изготовление майонезов, наши замечательные живительные напитки станут безвкусными, и наши реки пересохнут! Вот о чем вы мечтаете, Аберо, но в ваших зловещих видениях вы не забываете построить себе Ноев ковчег и захватить с собой хорошую вырезку, кусок филе, ромштексы, бифштексы, спелые и сочные персики, а также горючее, лоты, буры, современные хирургические ножи, бургундские и рейнские вина, коньяки, арманьяки и шлюх со всего мира. А потом, Аберо, после потопа, вы причалите к берегам вашего хозяина Сатаны, и он вас отблагодарит. О, Аберо, я вижу вас с золотым трезубцем в руках и длинным зеленоватым хвостом, вижу, как вы шагаете по песчаным отмелям, которые были нашими океанами в те счастливые времена, когда люди весело производили, упаковывали, продавали, копили деньги, делали вклады и, весело напевая, занимались инвестициями и амортизацией! Так знайте же, Аберо, вы еще не победили: вы встретите на своем пути миллионы граждан и гражданок, возглавляемых тысячами директоров по проблемам человеческих взаимоотношений, которых направляют и воодушевляют сотни председателей и генеральных директоров компаний, коими в свою очередь мудро и твердо руководят десятки маршалов и глав государств, примирившихся ради общего дела с обнищанием своих народов; уж они-то, совещаясь на самом высоком уровне, найдут нужную тактику, чтобы уничтожить ваш золотой трезубец и отрубить вам зеленоватый хвост! Долой всех, кто пытается сокрушить наши гигантские американские и транснациональные предприятия! А теперь, господин заместитель директора по прогнозированию, на основании полномочий, данных мне нашими любимыми руководителями, во имя высших интересов нашей фирмы, так же как и ваших собственных, я требую, чтобы вы согласились подражать голосу Анри Сен-Раме, генерального директора фирмы «Россериз и Митчелл-Франс»! Что вы мне ответите?
