Юрий Мамлеев - После конца
– Но все-таки…
– Но все-таки да. Согласен, я передал вам все это. Разумеется, эти фотографии не поддельны, иначе их несложно было бы разоблачить. Трудно было их сделать и представить, но это уже была моя и спецслужб забота.
Гриббон взял фотографии и ахнул. Дернулся так, что чуть не упал.
– Гриббон, внимательно посмотрите на лицо Правителя, когда он наблюдает лягушек или смотрит в небо. Это лицо больного человека, точнее, лицо существа, уходящего в какую-то непонятную деградацию и слабость…Любой врач, психиатр подтвердит… А вот на этих фотографиях – Террап не в раздумье, а в действии.
– Кошмар!
– Но центр кошмара не здесь, а вот в этих фотографиях…
– Черт возьми, что это такое? Что это?
– В них фиксация любопытной истории, которая недавно произошла. Посол Республики деловых трупов, господин Виртор, очень солидный пожилой деловой труп, попросил аудиенции у нашего правителя. Речь должна была идти об экономических связях и договорах по этому поводу. Наш Правитель, естественно, принял высокочтимого высокого гостя, уполномоченного посла. И в середине мирных переговоров неожиданно изнасиловал его.
Гриббон чуть не упал с кресла.
– Как?! Почему?
– Что за идиотский вопрос: «Почему?!» Захотелось, и все. Два его ядреных личных доверенных охранника пригвоздили посла, раздели, и после Террап изнасиловал его… На фотографиях весь этот процесс наглядно виден. И личность делового трупа нетрудно установить. Она всем известна, по фотографиям в газетах хотя бы.
У Гриббона потекла слюна изо рта.
– Но ведь соитие с деловыми трупами категорически запрещается законом, вплоть до смертной казни.
– Конечно. Скандал будет не по поводу разврата, а по поводу неадекватности разврата, слабоумия и социального помешательства. Здесь налицо: а) соитие с деловым трупом, что подходит под статью о смертной казни, невзирая на лица; б) неуважение к статусу посла независимого суверенного государства.
– Он что, сошел с ума? – взвизгнул Гриббон слегка.
– Именно в этом направлении вам надо работать. Не то чтобы уж сошел с ума, но сильно поврежден умом. Пусть Зурдан убедится в этом. Именно такие документы он может легализовать, убедить Совет Правительства потребовать отставки Правителя… Великим государством не должен управлять слабоумный… Ну, Зурдану самому виднее, как использовать все это.
Гриббон заходил по комнатушке.
– Странно, неужели Террапу мало его лошадок? В конце концов, он мог уговорить посла – за очень солидную плату, конечно, – совершить соитие келейно, вдали от глаз. Деловые трупы ведь помешаны на деньгах. Когда речь идет о подкупе, вопрос только в сумме. Так они говорят…
Фурзд опять хохотнул. Он любил смехом разгонять безумие.
– Прекрасный Гриббон, вы не знаете Террапа. Он очень эмоционален и непосредственен. Его трудно удержать за штаны. С кем только он не совершал минет в своем государственном кабинете! Даже с лошадками. Какие-то там переговоры с деловым трупом о келейности утомят его. Он плюнет и уйдет к лошадкам.
– А чем кончились экономические переговоры?
– Кончились блистательно. В этот же день обо всем договорились. Когда посла привели в чувство, он, разумеется, потребовал денежную компенсацию, причем золотом. Террап вообще не жадный человек. Он достал из секретного сейфа в своем кабинете то, что надо, и заплатил по-честному деловому трупу. Тот в конце концов остался доволен, и они продолжили за чаем переговоры. Собственно, разоблачение послу ничем особенным не грозило в глазах самих деловых трупов. Ну, изнасиловали так изнасиловали. Удар по уважению, конечно, но не больше. Могли, правда, понизить. Но разоблачение для Террапа – сами понимаете… Дело не в его странностях.
– Все понятно, – успокоился тайный агент.
– Приложите усилия, чтобы эффективно это использовать, мой ласковый. Вы человек ученый в этом плане… Мы столкнем их лбами… Ваше повышение не за горами… Хотите покушать?
– Нет уж, спасибо. Если это все, то мне надо исчезать отсюда.
Глава 32
Вагилид и Иллион сидели за чашкой чая поздним вечером в доме Вагилида. Валентин и Танира уехали к Сергею и Потаповым, на «остров русских».
Беседа, видимо, подходила к концу.
– Пора соскакивать отсюда в другой мир, и поскорей. Иначе прибьют, или съедят, или сгоришь, – заключил Иллион. – Все в судорогах: и земля, и люди…
Вагилид пожал плечами:
– Техника ухода известна. В доисторическом человечестве, особенно у буддийских монахов. Но…
– Твое «но» понятно, – еще раз заключил Иллион.
– А по мне – лучше сбежать отсюда… Пойдем спать…
И они разошлись по спальням.
Вагилид лег и попытался войти в глубокую медитацию, медитацию о том, что вечно. Но он устал и быстро заснул. Течение сна было нормальным. И вдруг в середине ночи он проснулся, но проснулся, не просыпаясь. Бледный и неподвижный, он лежал на кровати, а дух его озарился видением других миров. Он не отдавал себе отчета, что это: небесное путешествие его духа, или пронзительное видение других срезов реальности, или просто то, что нельзя выразить на человеческом языке.
Но вместе с тем он совершенно ясно осознавал, что эти миры – не какие-то сновидения, а реальность.
Пусть он видел их обрывочно, частично, на какие-то минуты, но он – проник.
Первое открытие был мир земной, но иной земной, и иное человечество жило в нем. Возможно, это был следующий цикл, после конца этого мира, на ином уровне земной жизни, защищенной от любых катастроф.
Его прежде всего поразило, что в этом мире полностью осуществлялось то, что мучило, терзало, самоуничтожало то падшее человечество, доисторическое, последнее, которое он знал и в котором жил. Не было ни войны, ни болезней, ни злобы, ни желания тупого господства, лицемерия. Так, как будто зло мира всего исчезло, как мыльный пузырь. На небе не было ни луны, ни солнца. Не было религий, ибо Бог – источник бытия – какой-то своей гранью непосредственно присутствовал здесь.
В посредниках не было нужды. Длительность жизни была непомерной. Что-то произошло и со временем, оно было другое, если только это «другое» можно было назвать временем. Телесное устройство человека тоже было иным…
Существовало ли в этом мире страдание? Нет, жизнь там не была безоблачно детской, но все препятствия, сложности, даже скорбь напоминали скорее «муки творчества», которые испытывали обычно писатели, художники… Во всяком случае, такую аналогию можно было бы провести, так чувствовал Вагилид. Таким образом, это была иная земля и иное небо.
Но было и нечто, что ускользнуло от понимания его духа. Он только отметил, что и этот мир ждет конец.
Дух Вагилида, словно оторвавшись на время от своей телесной оболочки, углублялся все дальше и дальше сквозь тьму времени и пространства.
Сначала проходили дальнейшие циклы человеческой космогонии. Но это были уже существа, мало похожие на людей, людей в обычном понимании этого слова.
Но метафизическая суть человека оставалась прежней, хотя загадка их существования была непроницаема для постороннего взгляда…
Оно было так же, как все, творило временное, но в их бытии заключалась какая-то загадочность, нечто, выходящее за пределы мирового порядка…
Внезапно дух Вагилида взмыл вверх по вертикали, и он увидел множество ослепительных миров. Его опять поразило, что в них нет никакого зла. Это наполнило его сознание бесконечной радостью. Но он тут же отметил, что и эти миры смертны. Тогда внезапно дух его опять пошел вверх, и на мгновение он увидел то, что хотел: это были бывшие люди, кто отказался от себя ради своего же высшего собственного божественного духа и слился с ним, с абсолютной реальностью, и стал воистину во владениях вечности и бесконечного бытия.
Все это было проявлено на мгновения, и дух Вагилида стал возвращаться на истерзанную бездонную землю. Но дух его отметил, что нечто важное не было показано ему. Он только краем сознания видел тени каких-то огромных темных миров…
Вагилид вернулся в физический мир. Как многие, которые хотя бы чуть-чуть побывали там, он не захотел возвращаться в этот странный земной мир ненависти, бездонной тупости, глупости и отчаяния.
Но, как только вернулся, отметил опасность такого желания, ибо земной путь должен быть исчерпан до конца. И все же не измеримая человеческими мерками радость овладела им. Одно дело, верить, другое – видеть и знать. Есть Бог, есть бессмертие, есть вечность и бесконечное бытие.
Он долго лежал неподвижно, и ум его был освещен Божьей мудростью. «А даже душой можно пожертвовать ради духа», – думал он.
Наконец Вагилид встал. Нежный голос дочери звал его к завтраку. За столом уже сидели Танира, Иллион, Валентин и Сергей.
Не откладывая, Вагилид сразу рассказал о своем путешествии, его качестве и чертах.
Все это было воспринято с радостью. Тем более что о возможности таких путешествий было известно. Неожиданной была только реакция Валентина. «Может быть, ему стало обидно за этот мир», – подумала Танира.
